— Больше всего на свете я хотел бы оказаться сейчас на своем месте. И в этот раз ты ничего не испортишь.
Не успел Гилдерой придумать достойный ответ, а его руки оказались связаны серебристой магической цепью. Риддл убрал палочку и, довольный собой, направился в лабораторию. Локхарт молча последовал за ним, стараясь держаться на безопасном расстоянии.
— Что тебе еще нужно?
Гилдерой отскочил, опасаясь, что за вопросом последует проклятие, однако от Тома не отстал.
— Я собираюсь тебе помогать. Ты ведь не справишься без моих советов.
Риддл едва сдержался — иногда невысказанное Круцио жжет язык хуже самого острого перца. Он мысленно досчитал до десяти и произнес:
— Никогда больше не лезь мне под руку со своими жалкими заклинаниями. Лучше иди и займись чем-нибудь.
— Но чем я могу заняться со связанными руками?
— Зубами вылавливать яблоки из котла.
Том бросил его одного среди коридора, Гилдерой побрел назад, остановился напротив дырки в стене и рассеянно пожаловался сидящей в ней феечке самого разблудницкого вида:
— Этот глупец никогда меня не слушает, впрочем, ему же хуже. А я ведь о нем забочусь, такому, как он нужен мудрый наставник. Если бы Тому хватило ума признать мое превосходство и делать то, что я говорю, мы бы не оказались в этой ситуации.
Феечка уставилась на него большими ярко-зелеными глазами, надула щечки и с издевательским звуком выпустила воздух. Локхарт уже пожалел, что обзавелся острым чародейским зрением и теперь мог видеть всех своих многочисленных сверхъестественных соседей. Они явно не отличались ни умом, ни душевной чуткостью и не стоили его внимания.
*
И хотя вслух Гилдерой выражал сильные сомнения в магических способностях Риддла, но в глубине души он был уверен, что Том обязательно найдет способ все исправить. Ожидание чуда ему скрашивали маленькие, но очень вкусные пирожные с фруктовым кремом. Благодаря нечестивой магии Макдура они сами залетали ему в рот. Пока он медленно пережевывал, смакуя неожиданную гастрономическую радость, магическое перо терпеливо висело над длинным свитком. В кабинете стояла торжественная, почти сакральная тишина, которая ждала, когда Локхарт нарушит ее каким-нибудь гениальным изречением.
— Выдающиеся деяния, — наконец пробормотал он, облизывая испачканные кремом губы. — Или это звучит излишне напыщенно, может, заменить слово «выдающиеся» на «великие»?
Макдур, которому отводилась роль благодарной публики, послушно кивнул и обновил тарелку с пирожными. Обычно хозяин не позволял себе излишеств, но, попав в чужое тело, будто решил одним махом возместить себе годы воздержания. Тарелка заняла свое место на столе, чуть потеснив стопку с черновиками недавно начатого романа.
— Да, пожалуй, так и сделаем.
Перо внесло нужные исправления, Гилдерой пристроил подбородок на связанные, чтоб Риддлу гарпия весь срам отгрызла, руки и в очередной раз перечитал свою благодарственную речь. Да, получилось вполне удачно, не слишком напыщенно и немного трогательно, с шуткой в правильном месте, которая стала щепоткой соли, придавшей вкус блюду. Локхарт удовлетворенно улыбнулся и поерзал в кресле, он чувствовал себя удавом, чей желудок переваривал слона. Однако подумал, что в нем еще найдется место для пары другой пирожных с кусочками ананаса и киви.
Том без стука зашел в кабинет и с мрачным видом сел напротив. Локхарт скривился, будто ему на глаза попался восторженный отзыв, но написанный не про его честь.
— Ты вовремя, я как раз закончил редактировать черновик моей речи…
— Хорошо бы она начиналась со слов «я не могу принять эту награду, потому что в своей жизни не совершил ни одного смелого поступка». Когда человек говорит правду, ангелы улыбаются, так пусть сегодня они от души посмеются.
— Если это была попытка съязвить, то она прозвучала жалко. Нам повезло, что магического таланта у тебя больше, чем остроумия. Хоть и ненамного. Так когда мы будем меняться телами? Мне еще нужно привести в порядок свой внешний вид.
— Рад, что ты веришь в мой магический талант. Но, боюсь, придется тебя разочаровать: я не могу снять заклятие, а само оно исчезнет только после полуночи.
Локхарт натужно рассмеялся:
— Ты, должно быть, шутишь… Потому что мне нужно быть в министерстве в шесть часов вечера, я ведь не могу пропустить свое награждение. Это важное событие не столько для меня, сколько для всего магического мира. Нужно что-нибудь придумать!
— Придумай, — буркнул Том, не отрывая взгляда от рук, которые он даже мысленно не мог назвать своими.
— Вот, уже придумал. Оборотное зелье. Если мы не можем вернуть себе тела, то нужно создать видимость…
— Мы поменялись не только телами. — Лицо Риддла сморщилось, будто произносимые слова имели ощутимый привкус полынной настойки. — Мы поменялись магическими способностями. А если ты не знал, то именно на магию настроены министерские щиты, оборотным зельем их не обманешь. Еще идеи будут?
Гилдерой обиженно замолчал, но, к сожалению, не на долго.
— Должен быть выход! Можно попросить министра перенести награждение: сказать, что я заболел и не могу встать с постели из-за старой раны, или нет, лучше — темного проклятия. Здесь не подкопаешься. Или нет, это будет выглядеть жалко, пусть лучше меня похитит демон… А лучше пусть демон похитит прекрасную деву, тогда я, как последний рыцарь магического мира, буду вынужден броситься ей на помощь, естественно, позабыв про торжественную церемонию. Но у кого повернется язык меня упрекнуть, ведь любой уважающий себя колдун…
— Если ты еще раз заикнешься про свое награждение, я возьму этот треклятый орден и засуну его тебе так глубоко, что всей длины тролльей лапы не хватит, чтобы достать его обратно.
Локхарт остановился и смерил его злобным взглядом. На что Том ответил задумчивой улыбкой, будто прикидывая, останется ли еще место, если к ордену Мерлина добавить двенадцать локхартовских романов, а также дурацкий альбом для вырезок, потому что еще ему очень хотелось запихнуть к ним еще и черновик благодарственной речи. Но своей цели он добился — от возмущения его любовник потерял дар речи, чем стоило воспользоваться без промедления, это Риддл и сделал:
— У меня сегодня встреча, которую я не могу отменить.
— Какая еще встреча?
— Важная. — Том сообразил, что прокололся, ведь он пообещал Гилдерою присутствовать на распроклятом награждении, которое в их доме поминали чаще, чем черта в портовом кабаке. Нужно было срочно придумать убедительное оправдание. — Я могу быть в двух местах одновременно.
Риддл не соврал, он мог, но не собирался прибегать к своему умению ради Локхарта, который постоянно звал его на многочисленные и на редкость занудные мероприятия. Туда отправлялся Макдур, принявший обличье своего господина. Гилдерой все равно бы не заметил подмены. Окруженный поклонниками, которые ластились к своему кумиру, как голодные кошки к ногам доброй старушки, он и не вспоминал о Риддле. Но попробуй Том отказаться от предложения, сославшись на важные дела, — и на него бы обрушился шквал жалоб и упреков. Вот как сейчас:
— Значит, даже в самый важный момент моей жизни я не могу рассчитывать на твое полное внимание. А ведь сегодня еще и мой день рождения, но, конечно, ты об этом забыл. И я могу узнать, с кем именно ты сегодня встречаешься?
— С великим чародеем Петракусом, знатоком древних магических практик и тайных обрядов. Он приезжает в Европу не чаще, чем раз в сто лет…
— Что ж, значит, не судьба тебе увидеться с этим старым хмырем, — Локхарт и не думал скрывать свое злорадство. Настроение ему не улучшал и липкий ком, который будто рос в его желудке, давя на брючный ремень. Кажется, пара пирожных была лишней. Он подозвал Макдура и попросил стакан минеральной воды без газа. Вода смыла сладкий привкус во рту, хотя большая ее часть пролилась Гилдерою на грудь, промочив сорочку и мантию. Риддл так и не потрудился развязать ему руки. Локхарт раздраженно поморщился, он терпеть не мог, когда влажная одежда липла к коже. И посмотрел на Тома — виновника всех мировых бед. Телом темный маг почти полностью утонул в глубоком кресле, а мыслями погрузился в тяжелые раздумья. Вид у него был порядком озадаченный, как у алхимика, пытающегося приготовить тритонье зелье, когда под рукой нет ни одного тритона. Во всяком случае, так казалось Локхарту. А там один лишь Мерлин знал, какими тритонами, жабами и сколопендрами набита риддловская голова, Гилдерою следовало быть готовым к любым безумным идеям. Однако предложение, последовавшее за долгим молчанием, все-таки застало его врасплох.
