— Макдур, вырежи для меня статью. И кстати, где пропадает Том? Ему уже пора спуститься и поздравить меня.
— Спыт.
— Надеюсь, он устал потому, что сутками напролет искал подарок, достойный меня. Ты ведь напомнил ему о моем дне рождения?
— Ды-сет рраз, сэ-ырр.
— Но, может, десяти раз все-таки было мало.
По мнению Макдура, и ста раз тоже было бы недостаточно, потому что, прожив год с Локхартом, Том Риддл довел до совершенства способность слышать, но не слушать. Казалось, демону-то какое дело до хозяйских проблем, но и его господин дураком не был. Когда он поймет, что опять проштрафился и вот-вот получит на свою голову целый дождь из упреков и обвинений, какой выход из положения он найдет? Для того, чтобы ответить на этот вопрос, Макдуру не нужно было советоваться со своим хвостом, конечно же, Риддл призовет своего верного слугу и прикажет ему немедленно раздобыть подходящий подарок. И тот решил выяснить, что же конкретно ему предстоит добывать.
— Сэр, какой подарок вы хотели бы получить от господина Риддла? — он перешел на телепатию, Локхарт очень беспечно относился к мысленному общению с демонами и не требовал каждый раз спрашивать разрешения.
— К счастью, я принадлежу к породе людей скромных и непритязательных. И к тому же я могу честно сказать, что моя жизнь удалась и судьба была весьма щедра к моей скоромной персоне. Но, пожалуй, для полного счастья мне не хватает лишь головы проходимца Кобольта на вот этом подносе, — закончил Гилдерой и кровожадно улыбнулся. А потом жестом показал Макдуру, что хочет еще кофе. Демон вздохнул и немного поколебался. Кто знает, может, это кофе разбудил в мирном писателе зверя. Он все-таки выполнил его желание, на всякий случай щедро добавив молока в чашку.
Но спокойно закончить завтрак Локхарту было не суждено. Причина находилась двумя этажами выше, и нет, это был не Том Риддл, который мирно спал прямо за столом, уронив голову на ворох бумаг. Обстоятельства вынудили его снова заняться политикой со всем ее коварством, беспринципностью и скукой. Секретные министерские донесения и еще более запутанные финансовые отчеты разъедали мозг не хуже сифилиса. Под утро Риддл позволил себе на минуту прикрыть уставшие глаза и не заметил, как отключился. Брошенное на свитки воронье перо едва заметно колебалось от его беспокойного дыхания. Снившийся ему сон походил на лекцию профессора Флитвика — такой же запутанный и бесконечно длинный. Во сне Том ловил заговорщиков, собиравшихся разогнать министерство. Они носили красные треуголки и прятали в своих желудках осколки шумерской глиняной таблички, на которой древние боги записали заклятие, побеждающее смерть. Но хранители секрета вечной жизни не хотели с ним расставаться и набивали желудки бюрократическими бумажками, в мешанине которых Том уже ничего не мог найти.
Впрочем, намного интереснее было то, что творилось не в голове Тома Риддла, а над его головой. Паутина колебалась и дрожала, серебристые нити натянулись, ноша, которую им требовалось удержать, уже давно стала непомерно тяжелой. А в последнее время демоны все прибывали и прибывали… Опутавшие их толстые коконы выглядели как уродливые опухоли, нити потеряли свой лунный блеск и стали грязно-серыми.
Пленники, еще не до конца обернутые плотным саваном, почувствовали слабину, начали грызть оковы зубами и пилить их когтями. Паутина сопротивлялась и на свой лад молила о помощи, отвечая на каждое их движение резкими, рвущими барабанные перепонки звуками. Обитателям лаборатории приходилось несладко, менее стойкие сбежали через неделю, но кое-кто остался. Хотя каждый из них жил с чувством, будто нерадивый взломщик перепутал его голову с банковским сейфом, который теперь отчаянно пытается вскрыть, ковыряя отмычкой в ухе.
Впрочем, стоило Риддлу переступить порог, как демоны замирали и визгливая какофония прекращалась. Они прекрасно понимали, что, как только темный маг посмотрит вверх, их мечты о свободе тут же отправятся в область несбыточного. Но Том был слишком занят, чтобы оглядываться по сторонам. И вот случилось то, что должно было случиться. Паутина растянулась, и в ней появилась прореха, первый демон вырвался на волю. Из всех он был самым маленьким, вот и выскользнул, как головастик через крупную сеть, оставив больших рыб томиться дальше. Шлепнувшись на пол, он исчез быстрее, чем первая капля дождя, упавшая на растрескавшуюся от жары почву.
Том проснулся резко, будто уличный кот, который даже во сне всегда готов врезать кому-нибудь лапой. Мозг еще не до конца осознал, что вокруг творится, а пальцы уже начали выводить в воздухе защитные магические знаки. Паутина волновалась, заключенные в ней монстры шипели, рычали и брызгали едкой слюной. От нее на деревянном полу оставались темные язвочки. Каждая из них слегка дымилась, дымок был тоньше, чем от сигареты для пикси, но, так как демоны на плевки не скупились, скоро пол скрылся под густой желтой пеленой. Запахло горчицей и паленым деревом.
Риддл выставил защитные чары, и, повинуясь движению его руки, колдовской ветер разогнал дым и затащил его остатки с собой в один из тех странных колодцев в полу. Когда разноцветный витраж вернулся на место, Том хриплым после сна голосом начал читать заклинания. Ему не нужно было задумываться или копаться в памяти — раз и навсегда вызубренные слова сами появлялись у него в голове с такой скоростью, с какой обычно вылетают из автомата шары с выигрышными лотерейными номерами.
Нити паутины вспыхнули ярким светом, ее пленники дико взвыли. Невыносимая боль лишила их возможности призывать проклятия на голову ненавистного чернокнижника, они могли лишь вопить на высокой ноте, да так, что стеклянные колбы и сосуды задрожали, хотя и были сделаны из колдовского стекла. Свет становился все ярче, Риддлу пришлось закрыть глаза, но и под веками вместо спасительной темноты полыхало алое марево. Впрочем, хорошему колдуну зрение не нужно, он должен чувствовать магию кончиками пальцев. И пальцы Тома занемели, будто он прижал свои ладони к ледяным ладоням старухи зимы. Но чем длиннее становилась нить заклятия, чем больше слов-бусинок на нее нанизывалось, тем дальше отступал холод.
Риддл кожей чувствовал тепло льющегося сверху сияния, твари смолкли. Они бессильно висели, опутанные нитями, которые поблескивали, будто их покрыли сахарной глазурью. Парочка демонов еще пыталась трепыхаться, но подергивания их жилистых конечностей со множеством суставов и когтей напоминали агонию, а не последнюю отчаянную попытку сбросить с себя ненавистные оковы. Вся их сила ушла в паутину, и та стала крепче железных решеток.
Паутина в последний раз вспыхнула ярким светом, Том едва успел заслонить глаза рукой. По чердаку пронесся горячий ветер, будто великан дунул. Исписанные листы и свитки слетели со стола, скелет у двери завалился на бок, брякнув своими старыми костями, за ним последовала парочка колб, чары прочности спасли их от печального конца. В целом лаборатория выстояла, а ветер, сделав круг, исчез, оставив висеть в воздухе тучу пыли.
Том потер глаза пытаясь прогнать цветные пятна, зажмурился, моргнул пару раз. Ему не составило труда разобраться с пылью, заклинание соткало из нее гигантскую змею, которая, повинуясь воле хозяина, заползла в огромную, синего стекла бутылку с длинным горлышком.
Потом Риддл прошелся по чердаку и нашел черное пятно, оставленное на полу сбежавшим демоном. Своими очертаниями оно напоминало Африку. Демон был средней поганости и не мог натворить больших бед. Будто желая возразить, дом вздрогнул.
Беглец хоть и был мал, но в своем черном деле толк знал. Он перевернул столовую вверх дном. Осколки посуды рассыпались по полу, ветер свободно проникал через разбитое окно и трепал разодранные занавески. Стол лежал на боку, и за этой неустойчивой преградой прятался храбрый Гилдерой. При этом он активно участвовал в разворачивающейся битве, забрасывая Макдура ценными указаниями и советами. Но тот, увы, оказался не достоин свалившейся на него мудрости и, не сумев ею воспользоваться, медленно, но верно отступал к столу, который в этой войне служил последним рубежом. Его противник был меньше, но намного злее, впрочем, Макдур думал, что сумел бы его одолеть — раздробить меж своих клыков, как слова «быз-хво-сты быс», если бы хозяин заткнулся хотя бы на пару минут. Но Локхарт, видя, что их положение с каждой секундой становится все хуже и хуже, распинался с еще большим энтузиазмом, и Макдуру, связанному договором, приходилось до последней буквы выполнять все им сказанное.
