— Что ж… — Гилдерой взял напыщенный тон, но не смог выдержать его до конца. — Тогда тебе не жить.

— И что же ты со мной сделаешь, позволь узнать?

Локхарт попытался сочинить страшную угрозу, но с его волшебным даром слова случилось то, что рано или поздно случается с потоком карманных денег от любящих родителей — он иссяк. Его попытки могли бы увенчаться успехом, если бы он скрылся за дверью подальше от насмешливого взгляда Риддла. Но не в его традициях было проигрывать словесные баталии.

— Я устрою тебе настолько ужасное будущее, что в языке нет слов, чтобы его описать.

С этими словами Гилдерой эффектно развернулся, полы мантии взметнулись, и на секунду сияние локхартовской славы показало бирюзовый цвет во всей его красе. Отступление ведь не позор, если обставить его должным образом. Уже у самой двери он бросил взгляд через плечо, чтобы добавить последний штрих и поразить коварного любовника прямо в его лживое темное сердце. Этим штрихом стала произнесенная с должным пафосом фраза:

— Считай, ты для меня умер.

Том стоял, спрятав руки в карманы мантии, голова его была чуть наклонена вбок, и падающая на лицо тень мешала прочитать его чувства.

— Хорошо, но должен тебя предупредить: из темных магов получаются очень нахальные мертвецы. Поэтому перед тем, как записывать меня в покойники, хорошенько подумай, хватит ли твоих хваленых магических умений, чтобы остановить меня, когда я ночью заявлюсь по твою бессмертную душу и нежное тело.

Вместо ответа Гилдерой хлопнул дверью, но доски были тонкими и хорошо пропускали звуки, так что он все равно услышал оскорбительный для его чувствительной гордости смех. И пожелал Риддлу лопнуть от самодовольства.

*

Адам Путмель не пожалел денег на свадьбу. Для своей королевы он снял настоящий замок, в который ей было не стыдно пригласить заклятых подруг. Платье невесте сшили во Франции, и по красоте и элегантности оно могло поспорить с нарядами фей. Легкая белая ткань плотно облегала стройную фигуру, шлейф растекался по полу, будто пролитое молоко. А чтобы добить тех, кто у кого был высокий иммунитет к зависти, мистер Путмель подарил любимой бриллиантовое колье. Оно составило хорошую компанию кольцу на ее пальце. Камешек в нем был таких размеров, что его могли разглядеть даже те гости, которые сидели в самых дальних рядах замковой часовни. Ее специально открыли для свадебной церемонии, и за ароматами роз и лилий ощущался легкий запах затхлости.

Букеты, составленные опытным флористом, придавали залу праздничный вид, хотя цветы и казались мертвенно бледными в скупом зимнем свете, льющемся через витраж. Здесь не помешал бы десяток другой горящих свечей — и света больше, и гостям теплее, но миссис Локхарт (она решила оставить фамилию первого мужа) терпеть не могла открытый огонь. А устроители свадьбы слишком увлеклись приведением часовни в приличный вид и позабыли о согревающих чарах.

Все бы ничего, да проводивший церемонию министерский чиновник распинался добрых полтора часа, в его случае щедрость мистера Путмеля сыграла против новобрачных. Но вот наконец он предложил жениху и невесте обменяться клятвами. Гости перестали нервно ерзать на скрипучих скамейках, дамы приготовили платочки, мужчины чинно сложили ладони на коленях. Большая часть присутствующих принимала участие в риддловском тотализаторе, и кто-то после слов «объявляю вас мужем и женой» торжествующе заулыбался, а кому-то, наоборот, пришлось подавлять разочарованные вздохи, когда Адам Путмель, смачно расцеловав благоверную, повел ее по алтарному проходу.

На выходе из церкви маленькие детки, наряженные ангелочками, обсыпали новобрачных рисом, и торжественная процессия, отогревшись заклинаниями, направилась к замку. День был хмурый, небо затянули серые тучи, и снежок выглядел скорее серым, чем белым. Природа не могла соперничать красотой с миссис Л., и та втайне этому радовалась. На парадных ступеньках невеста остановилась и бросила букет, но неожиданный, наверняка колдовской ветер подхватил его и унес прочь. Пара отчаявшихся девиц бросилась за ним прямо по лужайке, но вскоре они вернулись с пустыми руками и выпачканными подолами. Так что милым дамочкам оставалось лишь гадать, кто из них пойдет под венец следующей.

Гости проследовали в главный зал и расселись за столами, которые радовали глаз обилием еды и вина. И проигравшие воспряли духом, включая тех, кто в пылу азарта запустил руку в жестяную коробку из-под печенья, где жена хранила деньги на хозяйские нужды. За молодых пили много и часто, Локхарт встал и приготовился произнести речь, он стойко переносил свадебное торжество, мужественно держа на лице ослепительную улыбку. Хотя Гилдероя и передергивало каждый раз, когда взгляд падал на нового мужа матери. В элегантном смокинге, подогнанном известным портным под скоромный рост жениха, Адам Путмель все равно выглядел так, будто час назад стоял на Диагон Аллее и продавал доверчивым прохожим волосы из бороды Мерлина.

Уже завершая свое поздравление, Локхарт подумал, что все вокруг — лишь дурной сон, но тут косматый пузан явно из путмелевской родни по-разбойничьи свистнул. Этот звук выражал крайнюю степень одобрения и стал сигналом для настоящей лавины из хлопанья, топанья и свиста. В тот момент Гилдерою следовало бы проснуться в собственной постели, но нет — кошмар продолжался. И пришлось ему принять как данность, что теперь Адам Путмель и его троглодиты-родственники — часть его, Локхарта, жизни. «Но если мама счастлива, то и я должен быть счастлив», — в сотый раз повторил он себе. А миссис Л. была не просто счастлива, она упивалась своим триумфом и кислыми лицами подруг, ведь свадьба без зависти — все равно что чай без кекса.

Когда бокалы опустели достаточное количество раз, пришло время топтать дубовый паркет. Первый танец исполнили жених и невеста, а за ними и гости решились показать свои таланты. Гилдерой по очереди покружил в медленном танце трех путмелевских дочек. Все они внешностью пошли в папашу: приземистые, округлые, черноволосые и кучерявые, у самой старшей над верхней губой виднелась колючая щеточка усов. Сестры Локхарта тоже пришли на церемонию, но среди колдунов и ведьм они чувствовали себя неуютно и на банкет не остались. Пришлось ему одному отдуваться за всех: принимать смачные слюнявые поцелуи от новоявленных тетушек и кузин, сгибаться под градом ударов дядюшек и кузенов — те называли это похлопыванием, но вкладывали в этот якобы дружеский жест столько силы, будто устроили себе соревнование «кто с одного удара переломит известному писателю хребет». Гилдерой вел себя как подобает хорошо воспитанному колдуну — улыбался и не подавал виду, что ему хочется всех их убить. Утешала его лишь мысль о собственном превосходстве над этой толпой варваров.

Когда сыновний долг был исполнен, Локхарт решил, что пора подумать о себе и о своей новой книге. Он как раз успеет написать черновой вариант, пока мамочка будет наслаждаться свадебным, чтоб его, путешествием. Хотя ради этого ему и придется снова обратиться к змею в человеческом обличии, который тоже здесь присутствовал. Миссис Л. усадила Риддла за самый дальний край одного из столов, рядом с придурковатым дядюшкой Вилли, но Том, казалось, чувствовал себя довольным: пил, ел, переглядывался с миловидным блондинчиком, неизвестно как затесавшимся в путмелевское семейство. Решив не откладывать горькую пилюлю на завтра, Гилдерой направился к нему.

— Почему не танцуешь?

— Ты приглашаешь? — Риддл лениво усмехнулся. Локхарт обещал себе сохранять спокойствие и невозмутимость, что бы ни сказал его язвительный любовник. Но он представил, какое выражение будет у мамочки, если она увидит его и Тома, прижавшихся друг к другу в медленном танце, — и хладнокровие ему изменило. Кровь отлила от щек, и лицо стало бледным, как у жертвы вампира.

— Нет, так нет. — Том пожал плечами. — Тогда не мешай мне подсчитывать прибыль от моего небольшого предприятия.

— И много ты заработал на моей мамочке? — Локхарт пересилил себя и сел рядом. Он хотелось высказать проклятому темному магу все, что он о нем думает. Но приходилось сдерживаться ради новой книги, и он ограничился легким сарказмом.