Закончив говорить, Том как ни в чем не бывало принялся за сандвичи и чай, пастуший пирог он решил оставить на потом. Если у этого человека и была совесть, то она вела себя тихо и не высовывалась лишний раз, как мышь в доме, полном кошек.
— Бессердечный ублюдок. — Что ж, Риддл хотел емких выражений, и он их получил. — И неужели все об этом знали? Даже Гленда? — Гилдерой вспомнил о своей литагентше, которая в последнее время зачастила к ним в гости.
Том кивнул:
— Она поставила на крошку Бэллинджера, который сейчас вышел в фавориты.
— И никто мне не сказал! — Локхарт все никак не мог переварить ужасную правду. — А ты, блохастая гадина, ты тоже знала? — теперь он напустился на Сеси, которая мирно дремала на шкуре камеопарда, небрежно брошенной то ли на длинный ящик, то ли на гроб. Тот криво стоял посреди лаборатории, прямо между двух напольных окон. Круглые ушки дернулись, зеленый глаз лениво приоткрылся, и Гилдерой мог поклясться, что мантикора смотрит на него с пренебрежительной насмешкой. Что уж говорить об остальных: о соседях, знакомых, уличных торговцах, курьерах, домовых эльфах… Мерлин знает, кого еще проклятый Риддл успел втянуть в свою авантюру! Может, и грудных младенцев, например, тех чокнутых близнецов из дома напротив, которые только и делают, что плачут и орут. Во всяком случае, его разум, взбудораженный буйным писательским воображением, уже готов был поверить чему угодно.
— Эй, ребята, может, вы потом между собой разберетесь? А я хочу знать, что будет с моими денежками.
— Подавитесь своими деньгами, — прошипел Локхарт, еще сильнее злясь из-за того, что бородатый незнакомец со своей низменной корыстью мешает ему предаваться праведному гневу.
— Я не хочу ими давиться, я хочу вернуть их на свой банковский счет и в утроенном размере, как мне обещал мистер Риддл.
— Да кто вы, собственно, такой?! — воскликнул Гилдерой, надвигаясь на коротышку. Бородач походил на тех назойливых мух, которые влетали в кабинет именно тогда, когда он размышлял над особо важным поворотом сюжета. И как только безмозглые твари умудрялись так точно подгадывать нужный момент? Может, они учились у Риддла? Кто-кто, а Том проявлял удивительную изобретательность, когда требовалось испортить кому-нибудь жизнь.
— Адам Путмель, чулочно-носочные изделия Путмеля. Мы еще делаем кальсоны с начесом, дамские труселя и душегрейки. Наш девиз: «Мы сохраним тепло ваших тел». Может, слышали?
Локхарт брезгливо скривился и помотал головой.
— Нет, мистер Путмель, деньги я вам не верну. — Том покончил с обедом и решил присоединиться к беседе, которая становилась все увлекательнее.
— Как же так?! — возмутился коротышка. — Я копил их пенни к пенни и теперь теряю свои честно нажитые сбережения из-за какого-то слабака, который не ко времени отбросил копыта. Ведь мог же помереть как мужик — во время первой брачной ночи! А все та старая карга из дома на углу — миссис Ша. Она угощала его подозрительными артишоками. Шоб мне в следующий раз родиться через троллью задницу, если не они стали его билетом в один конец. Да ей же и болиголова туда сыпать не пришлось. — Его голос, похожий на храп сытого дракона — воркующий, гремящий и оглушительно громкий, — упал до заговорщического шепота: — Мы ж с ее покойным мужем столько пива в пабе выпили — хватит, чтоб разбавить Темзу. И он мне как на духу все выложил про ее стряпню. После семейного воскресного обеда бедняга готов был сожрать дохлую мышь, лишь бы избавиться от привкуса этих мерзких артишоков. Попомните мое слово, ребятки, миссис Ша ни перед чем не остановится, чтобы пропихнуть дохляка Бэллинджера под венец.
— И скорее всего она преуспеет, — сказал Том. — У Картрайда и Уткинса нет шансов, после того как они подрались на глазах у миссис Локхарт.
— Сцепились, как два хорька. — Путмель усмехнулся.
— А Гилькомель Бэллинджеру не соперник.
— Ха, куда ему по бабам, — опять влез чулочно-носочный фабрикант. — Старикан еле ходит, бедняга уже на такой стадии, что ускорения ему не прибавит даже внезапный приступ диареи. Он бы давно сдулся, если бы не поддержка Виггинсов. Муженек там, конечно, тот еще курвин пес, зато его жена такую карамель варит, что не остановишься, пока не сожрешь все и до блеска не вылижешь пальцы.
— У миссис Виггинс определенно есть талант кондитера, — согласился Том, мечтательно улыбаясь. — К сожалению, он ей не поможет. Можно считать, что победитель определился. Если, конечно, не появится новый участник, так называемая темная лошадка, — последняя фраза была брошена вскользь, однако Путмель поймал ее на лету, как собака фрисби.
— Так я готов, вписывай меня в свою таблицу и принимай пятьдесят галлеонов. Вы, ребятки, оглянуться не успеете, как мой дракончик влетит в пещерку к этой красотуле.
— Вы говорите про мою маму! — возмутился Гилдерой. Бородач повернулся к нему и, широко улыбаясь, хлопнул по плечам.
— Не волнуйся, паря, скоро мы станем одной большой счастливой семьей. Я всегда мечтал о сыне, наследнике моего скромного дела, продолжателе славных традиций Путмелей.
— Я Гилдерой Локхарт — всемирно известный писатель, кавалер ордена Мерлина третьей степени, — с достоинством ответил Локхарт и отступил на шаг. От Путмеля разило чесноком — видимо, его не обошел скорбный недуг вампирофобии.
Холодность собеседника коротышку не смутила, он снова хлопнул его по плечам.
— Так я ж знаю. Обожаю твои книжки, всегда беру их с собой до сортира. И тогда мои горячие колбаски идут мягонько, будто нежные пальчики девственницы смазали их путь кокосовым маслом. В следующий раз я обязательно принесу парочку для автографов.
— Не трудитесь, — процедил Гилдерой; теперь цвет его щек по яркости и насыщенности сравнялся с цветом капота новенького даблдекера. После смачных описаний Путмеля ему навсегда придется забыть о кокосовом масле. А что касается девственниц и горячих колбасок, то им в его жизни и так места не было. Отогнав яркие картинки, которые так и норовили встать перед глазами, Гилдерой обдал коротышку ледяным взглядом. У того не должно было остаться ни малейшей надежды, что кавалер ордена Мерлина третьей степени и лучший писатель магической Британии возьмет в руки книжку, побывавшую в грязных путмелевских лапах. — И держитесь подальше от моей мамы, иначе вам предстоит узнать, за что именно меня прозвали истребителем чудовищ и грозой темных магов.
За его спиной послышалось ехидное хмыканье: присутствующий здесь темный маг тоже желал бы знать, за что Локхарт удостоился столь высокой чести. Но в целом вид у того был более чем грозен: брови сурово насуплены, глаза мечут молнии, лицо пылает, подбородок одухотворенно вздернут к потолку… Путмель побледнел и уже готов был дать задний ход, так что Том решил его подбодрить:
— А я бы на вашем месте не отступил. — Взяв тряпку, он небрежно стер имя Донса, счастливчика, которого смерть избавила от незавидной участи стать новым мужем миссис Л. — У вас есть все шансы на успех. Я бы не раздумывая поставил на вас двадцать галлеонов. — Рука Риддла уже готова была вписать новое имя, но он остановился, давая понять, что окончательный выбор остается за Путмелем.
— Я в деле, — решительно сказал тот. — И ставь на меня смело, это надежней, чем класть денежку гоблину в трусы. С Адамом Путмелем не прогадаешь. А теперь мне пора, вечер обещает быть бурным, а перед свиданием, как говорят наши дамы, надо причапуриться.
— Рад был видеть вас, мистер Путмель, — вежливо попрощался Риддл. Гилдерой промолчал — подобная наглость лишила его дара речи. Он не мог поверить, что вместо того, чтобы раскаяться, сжечь доску с таблицей и вернуть людям деньги, этот суккубий сын Том Риддл сам сделал ставку, ничуть не стесняясь его, Гилдероя, присутствия.
— Мама на этого уродца даже не взглянет, у нее слишком хороший вкус, — наконец сказал он.
— Кто знает, — отозвался Том, пряча улыбку. Он был доволен собой, как школьный хулиган, которому сошел с рук плевок в директорскую чашку с чаем. — Мистер Путмель похож на человека, умеющего находить подход к женщинам.
