— Я, между прочим, с тобой разговариваю!

— Не волнуйся, ты мне не мешаешь, — бросил ему Том, не поднимая глаз.

Тогда Гилдерой сменил тактику и окинул Риддла сочувственным взглядом, будто только что узнал, что тот страдает прогрессирующим слабоумием.

— Может, мои книги для тебя слишком сложны. Но почему ты не нашел ничего лучше, чем Осем? Он — посредственность, причем наглая, которая готова продать родную мать за возможность опубликовать свое очередное сочиненьице.

— На меня мистер Осем произвел впечатление очень умного и адекватного человека. А эти качества встречаются редко, особенно среди писателей.

— Ты считаешь Осема писателем? — Гилдерой фыркнул. — Том, может, ты кое-что и смыслишь в темной магии, но в книгах разбираешься не лучше дрессированной белки.

Риддл отложил книгу и осторожно, стараясь не потревожить Сеси, поднялся с кресла. Впрочем, мантикора тут же вскочила с нагретого мрамора и с надеждой посмотрела на хозяина: может быть, тот передумал и поведет ее на прогулку.

Под холодным взглядом Гилдерой попятился. Том таращился на него, как ворон на свою будущую поживу. Но в отличие от взгляда тон его был спокоен и даже ласков:

— Я считаю, что тебе пора сесть за новую книгу. Чем меньше ты будешь попадаться мне на глаза, тем лучше будет для тебя.

— Книги писать — это, между прочим, не палочкой размахивать. Данный процесс требует определенных условий: полной концентрации, душевного спокойствия и вдохновения.

И сюжета, который еще предстояло вытянуть из Тома Риддла, сам Локхарт придумывать был не силен. Раньше он воровал чужие воспоминания. Ему приходилось собирать в кулак все свое мужество, чтобы отправиться за новой историей. И хватку воображаемого кулака нельзя было ослаблять ни на секунду, а то бы смелость улетела, как случайно пойманный комар. Неудивительно, что во время путешествий его мучили запоры. Но теперь у него появилась альтернатива, которая сейчас злорадно осклабилась и предложила:

— Используй свое воображение.

Том о его проблеме знал и мог бы проявить больше такта. Но куда ему? Если бы не его богатое на увлекательные истории прошлое, Гилдерой ни за что не стал бы терпеть подобное к себе отношение. «Вот бы проучить этого наглеца», — подумал он, и в голове у него забрезжила одна веселая идея.

— Том, неужели ты считаешь, что любой может написать книгу? Это ведь мнение дилетанта. — По лицу Локхарта пробежала легкая улыбка, будто он заметил золотой блеск среди обычного песка. Но он быстро опомнился и вернул на лицо серьезное выражение. — Только избранные умеют превращать истории в слова, это великий дар, который встречается куда реже, чем магический.

— А по-моему, работа простая, — бросил Риддл. — Если даже тебе удалось с ней справиться.

— Ты так говоришь, потому что не пробовал писать, — терпеливо втолковывал Гилдерой, будто объясняя азы левитации глупому первокурснику. Душа же его подпрыгивала от нетерпения. Разве он не гений импровизации? Такую ловушку придумал буквально из ничего. — А вот если бы ты попробовал, мон ами, то не отзывался бы пренебрежительно о моих книгах и моем труде.

— Мы ведь договорились обходиться без дурацких прозвищ. А что будет, если я попробую и напишу книгу?

— Ну, Том, ты же не всерьез, — пробормотал Локхарт, опустив глаза, чтобы скрыть торжество. — Это глупая идея. У тебя ничего не получится. Давай позволим булочникам печь хлеб, темным магам — насылать проклятия, всяким Дасти Осемам — подметать мостовые, а литературой пусть занимаются настоящие профессионалы, у которых есть талант.

— Пожалуй, с одной книгой я справлюсь.

— Сомневаюсь. Извини, но я бы не поставил на тебя ни монеты, это все равно что швырнуть деньги в выгребную яму.

— Как насчет пари?

До этого момента у Тома и в мыслях не было что-либо писать, может, кроме трактата по прикладной мизантропии, однако Локхарт быстро уточнил:

— На художественную книгу, — не дав миру шанса увидеть этот шедевр. — Более того, эту книгу должны издать.

— Хорошо. Мне нужно два месяца.

Так вот, Риддл в писатели не рвался, у него было полно дел, чтобы тратить время на глупости. Но слова «у тебя ничего не получится» изменили его намерения, самолюбие взвилось на дыбы, будто лошадь, которую хлестнули по крупу веником из крапивы. Как это он не сможет написать какую-то жалкую книжонку?! Ведь он самый могущественный колдун из всех, ныне живущих и уже почивших на том свете, никак не меньше. Скажем так, если бы люди умирали от одной лишь скромности, то Риддлу не было бы нужды искать путь к бессмертию.

— Два так два. — Локхарт подошел к нему и сверкнул довольной улыбкой. Может, Том и догадался о его коварном плане, но судя по азартному блеску в его серо-голубых глазах, это уже не имело значения. — И без всякой магии. Вот что важно — никакого колдовства, когда будешь писать книгу и пристраивать ее в издательство. По рукам?

— По рукам.

========== Глава 6 ==========

Вот уже целую неделю стук печатной машинки мешал обитателям риддловской лаборатории спокойно заниматься своими делами. Нет, машинка не изводила их ночами напролет холодными бездушными звуками, наоборот, периоды затишья были длительными настолько, что им удавалось расслабиться и даже забыть про злобную стрекотунью. Но она снова и снова напоминала о себе, взрывая уютную тишину металлическим щелканьем, которое с каждой ночью становилось все яростнее и делало атмосферу в лаборатории очень напряженной и гнетущей.

Демоны, пленники чародейской паутины, боялись лишний раз шевельнуться, и дай им шанс стать невидимками — они бы ухватились за него всеми зубами, щупальцами, конечностями и хвостами. Сеси, обычно уверенная в своей полной безнаказанности, присмирела и предпочитала безобразничать внизу. Там она доводила до истерики Гилдероя, который, хоть и грозился натравить на нее всех исчадий ада, в худшем случае мог обрызгать духами. Фонарики-черепки бросали жребий, чтобы решить, кому идти и освещать черную поблескивающую металлом машинку, которую они считали источником всех бед. Ведь именно с тех пор, как она воцарилась на столе, характер Тома Риддла стал еще гаже, чем был прежде. Хотя казалось, что ему, то есть риддловскому характеру, портиться уже некуда, как тушке незадачливого козла, утонувшего в торфяном болоте.

Том поставил локти на стол, уткнулся подбородком в сцепленные пальцы и принялся перечитывать напечатанный текст. Добравшись до последнего абзаца, он не выдержал и выругался, лаборатория ответила настороженной тишиной. Ее обитатели замерли, никто не хотел послужить громоотводом для чародейского гнева. Риддл выпрямился в кресле, закрыл глаза и медленно выдохнул, стискивая зубы. Было глупо яриться без мало-мальски приличного повода. В молодости отсутствие повода его не останавливало, но на то она и молодость, а опытный колдун должен сохранять хладнокровие в любой ситуации. К сожалению, писать художественное произведение оказалось намного сложнее, чем вести дневник. Нет, книга двигалась, но с таким же темпом и тем же манером, с какими осел движется в сторону кишащей вурдалаками чащи.

Риддл открыл глаза и уставился на торчащий из машинки лист. По большей части чистый. По сравнению с ним поверхность стола выглядела куда интереснее: глубокие борозды от мантикорьих когтей — Сеси и здесь умудрилась оставить свой след, полустертые колдовские символы, темные выжженные пятна — отметины от фонариков-черепков…

В центре листа появилась маленькая черная точка, к потолку потянулась токая струйка дыма, а точка начала быстро превращаться в дырку с рваными обуглившимися краями. Том опомнился и успел отвести взгляд до того, как лист вспыхнул. Но если он не хотел искать себе новую печатную машинку, то ему нужно было срочно сделать перерыв. Верный Макдур не заставил себя ждать, он возник перед Риддлом, стоило господину подумать о большой чашке с горячим чаем.

— Вафш чэ-ый, гос-подъ-ын. Быз сых-ра, — пробасил демон и умоляющим взглядом попросил разрешения перейти на телепатию. Макдур не получал никакого удовольствия от использования человеческой речи. За исключением, пожалуй, одной радости — страданий тех, кому приходилось его слушать. К чашке чая Том отнесся благосклонно, и эта благосклонность распространилась на слугу, принесшего чудесный напиток.