Джин понимает, что его милый брат Юнги тащит его в пропасть. Он понимает это, когда хочет его трахнуть, когда растягивает пальцами тугую дырку и сходит с ума. Юнги красивый, привлекательный. Его хочется поиметь, но кровные узы петлёй давят на горло. Он не предпринимает ничего стоящего, хотя член больно упирается в жёсткую ширинку брюк. Впервые за всю жизнь Ким Сокджин – серьёзный, между прочим, человек – мастурбирует, как подросток. И никак насытится не может, только рано дышит под ледяным душем и старается унять бешеный пульс. И после этого он становится окончательно асексуальным.
Знакомство с Чонгуком не менее шокирующее. Он, если не страшнее Джина, то опаснее. Он взрощенное в ненависти дитя, он упивается чужой кровью, готовый за своего хёна дьяволу душу продать. А ещё он влюблён в Тэхёна, который старательно отрицал свою бисексуальную натуру до восемнадцати. Сам виноват, что пиздел слишком много. Ему и устроили многочасовую лекцию о бисексуальности с показом гей-порно. И больше Тэхён не зарекался говорить об этом. Но Джину даже завидно, что не ему досталось такое сокровище. Что эта маленькая чёрная роза принадлежит до кончиков волос другому. Но Чимин обращает на него слишком много внимания. Настолько много, что откровенно пытался склеить, затащить в постель, распускал свои руки. Только Чонгук подпольный нагибатор, тот самый, который целое здание головорезов превратил в кровавый театр и скрылся. Он опасный.
Джин не боится прикосновений холодного металла оружия к коже. У него нет страха смерти и инстинкта самосохранения. Но правда и родстве с семьёй Мин выбивает из колеи Юнги, Чонгука и Намджуна. И уже после того, как он отпускает покалеченного мальчишку, встречается с его любимым макнэ. Он одержим своим младшим братом настолько, что, не раздумывая, голову сложит. И Чонгук сам это понимает. Его условия сделки довольно выгодные.
– Защити Юнги, – буквально кричит он ему своими глазами.
Сокджин клянётся. Потому что знает, когда ляжет на холодную землю, думая, какого цвета могильную плиту он хочет. Это не трагический конец. Приютские дети навсегда останутся без семьи. Джин понимает, что не хочет привязываться ни к кому. Потому что из-за Юнги он готов не просто уничтожить своего брата. Он его прах по ветру развеет, упиваясь пеплом, оседающим в лёгких. И он готов ударить его снова, только вот виновник его ярости подставляет своё лицо. Мужчина тем вечером до крови кожу стирает на кривых пальцах, лишь бы не осталось ощущения того удара на коже, пусть смоется. Джин проклинает себя, битым стеклом к его ногам осыпается и прощения просит. А у его брата другие дела, другой брат и расшатанная психика.
Его просто трахнули, это не беда вовсе. Так думает Джин, пока Юнги не седеет за ту ёбанную ночь. Он отпускает его, прощальным подарком о Чонгуке обещает позаботиться и пускает в ход всё актёрское мастерство. Мин Юнги умер у него на глазах, когда держал чонгукову руку, ловил его озвученные взгляды своими глазами и рассыпался. Когда от него ничего не осталось, кроме прокуренных лёгких и вязкой горячей боли в груди, когда смотреть на него было невозможно. Единственной просьбой Чонгука было: пусть уйдёт.
Ким Сокджин умер тем же вечером. Опал на пол сотней кусков, что по старым шрамам и швам разошлись с мерзким звуком. Он выпустил наружу своё чудовище. Чудовище, которое весь блядский Сеул заберёт вместе с собой в ад. За Тэхёна и Юнги. За детей, чьи судьбы он так хотел спасти. И сам сатана ему в ноги падает, лишь бы не видеть гнева. Эта та грань, где человеческая душа стирается в огромное кровавое пятно.
Знаешь, пап, в моей груди больше не цветут лилии.
Пусть это будут последние слёзы в жизни. А месть он смоет кровью вместе с Чонгуком, который понесёт апокалипсис, словно падший ангел. Намджун – пешка в их игре. Возможно. Только вот сам Сокджин становится пешкой в руках их общего врага. А у них врагов много, гораздо больше, чем кажется.
Знаешь, пап, лучше бы я умер тогда.
Могила у их отца красивая. Джин тоже такую хочет, чтобы из серого гранита плиты.
Знаешь, пап, я так люблю тебя.
Знаешь, пап, я сдаюсь.
Комментарий к IX. Old wound two. Seokjin’s story
Я R.I.P
ОСТАЛОСЬ НЕДОЛГО, ЖИВИТЕ РЕЬЯТ
Очень хочу отзывов, но их нет *плак*
========== X ==========
***
Юнги хорошо жил в Америке. Через три дня психотерапевт позволил посещать учёбу. Университет оказался довольно скучным местом. Высокие своды стен, широкие двери, плазменная панель в гостиной. Конечно, в технологическом плане это всё уступало Сеулу. Но приходилось довольствоваться тем, что есть.
Свой золотой кабриолет юноша облюбовал сразу же. Стоило только блеснуть наполированным капотом под окнами, все сразу высунулись в двери и окна. Даже ректор приоткрыл жалюзи, заслышав восхищённые визги девушек – парни предпочитали просто хлопать. Америка – страна толерантная, поэтому к тому, что Шуга – азиат, отнеслись спокойно. Многие пытались даже флиртовать с ним. Всё-таки, он не уступал в красоте даже самым ухоженным девушкам.
В группе он оставил свои контакты только старосте. Он чувствовал себя некомфортно в обществе из людей, которые вели себя слишком непринуждённо. Это было непривычно для парня, выросшего в достаточно враждебной среде. Убей или умри, никак иначе.
Хёнйоль был, наверное, единственным соратником Шуги за пределами Кореи. Рядом с ним было… Привычно? Он напоминал своим поведением Чимина, который хоть и был не прочь пораспускать руки, делал это исключительно в проявлении своей большой любви. Он никогда не переходил грань, хотя Чонгук жаловался, что Пак слишком настойчивый и везде суёт свои руки.
У Хёнйоля возникало много вопросов по поводу прошлой жизни Юнги за пределами США. Тот предпочитал говорить только о своём младшем брате, но делал это неохотно. И только алкоголь развязывал Шуге язык. Но из-за приёма антидепрессантов от сомнительных развлечений пришлось отказаться.
За пределами Кореи Мин чувствовал себя абсолютно асексуальным. Ему не хотелось ни с кем и нигде. Не считая тех моментов, когда после мокрых снов с участием Хосока приходилось полночи дрочить. Но это мелочи, в основном. Юнги пытались соблазнить, неоднократно пытались. Это делали мужчины, женщины, трансгендеры. Но ответ оставался один – нет. Не хотелось даже банального перепихона на один раз. Ни морально, ни физически организм удовлетворения почти не требовал. Скорее всего, это было одним из побочных действий лекарства. В любом случае, на либидо не приходилось жаловаться.
Жизнь, казалось, оскуднела. Занять себя было совсем нечем. К концу первой недели Юнги обратился к Хёнйолю с вопросом о поиске ночных клубов – мест, где можно выступить со своей музыкой. Ему было достаточно хотя бы одного названия. Договориться удавалось без проблем – Шуга обладал несоизмеримым музыкальным талантом и довольно привлекательной внешностью. Поэтому одного прослушивания хватило, чтобы следующим же вечером он уже стоял на подиуме, зачитывая строчки, что искрили депрессией, горем и матом. Людям он нравился.
– Почему ты не пробьёшься в мировые звёзды? – спросили однажды.
Юнги не ответил. Это было очевидно – тогда его найдут. Первая неделя заканчивалась, а от мании преследования никак не удавалось избавиться. И если со своим лицом не хотелось расставаться, то волосы были слишком заметной деталью во внешности. Они белые, белее только-только выпавшего снега. Такие невозможно в салоне выкрасить. Поэтому юноша хватает с полки первую попавшуюся коробку, даже не смотрит на цвет. Сам себе дома устраивает парикмахерскую, красит волосы. Теперь они лазурные. Главное – следить за корнями, чтобы не выглядеть, как идиот.
И даже тут Юнги приключений найдёт. Потому что Хёнйоль – бандит. И он тянет в это его самого, который только спокойно дышать начал. Всё тут уже знают: кто он такой, откуда, и какая награда будет за него. Его ещё не выдали исключительно по доброте душевной. Хотя нет, Шуга – инструмент, которым можно избавиться не только от Хосока, но и от Намджуна.
