Когда человеку плохо,
Люди становятся для него очень хорошими,
Безобидными, помогающе-схожими.
Исчезает агрессия —
Показатель того, что в тебе еще есть ресурс.
Безресурсный и безрассудный,
Ты ищешь помощи из любых рук.
Как сказал какой-то писатель:
«Он настолько был одинок,
Что считал себя живым уже тогда,
Когда ему улыбался случайный прохожий,
И был этому рад до дрожи».
Мы с ним не то, чтобы схожи,
Так, где-то рядом.
Но у меня есть друзья – опора часто стальная,
И главное:
Я продержаться сумею на любовной верности,
Ставшей второй кожей, к тебе нежности,
Ожиданьем тебя, бесконечно-беспозвоночном,
Памятью любимых морщинок вечно молодой кожи.
С течением времени виновность действующих лиц неподсудна:
Непонятно, кто агнцем был, кто Иудой. —
У чувств свои законотворческие причуды,
И вопреки всему, любовь к тебе – это все-таки Чудо.
Узурпация надежды
Я узурпировала надежду —
Завоюю тебя упорством любви бесконечной,
До последней капли кипящей крови
Я сделаю все, чтоб ты была мною довольна!
Я не знаю, что дальше:
Ты уже мне не скажешь.
Ты просила создать тишину,
Что еще я могу?
Колечки мастей всех подарены,
Шмотки куплены – не понравились.
А бриллианты ты предпочитаешь —
После секса (читай не было).
Квартиру под тебя обставила:
Захочешь – пошлешь всех, стало быть.
А деньги ты не принимаешь:
Нравится, что зарабатываешь.
Стихам, что кричало «браво»,
Предпочла сериальчик канала
Развлекательного характера –
Ну так мне и надо ведь!
Нежность к черту мою послала,
Раздражаясь, разочаровалась.
Предпочла мужика, на скамейках целующего,
Плюшу моих игрушек.
(В сорок лет оно самое время
Целоваться то на скамейках). —
Не видать тебе больше бабушкиных
Рыбных вкусных оладышков…
Отвлеклась: я немного ревную,
Малохольная ж – психую.
Я, давно тишину лелея,
Забыла – нет права наглеть.
Я пыталась тут искреннее
Написать, как люблю тебя выспренне,
И забыла сказать – переехала.
Тишину, в общем, обеспечила…
В стране этой кормят неплохо.
Люди не то, чтоб все добрые,
Но смелее в улыбке, чем наши,
Не настолько, как мы, пропащие
(Загулявшие, озверевшие, жалящие).
И пока это все слагала,
Поняла, что тебя не знала. —
Надежду в хорошие руки,
Отдаю тебе… хорошему человеку.
Да, надежду я узурпировала,
Но сейчас шлю назад из трактирной:
Багажом придет к тебе к праздникам.
Решила: ты больше нуждаешься.
Не обняться, не поцеловаться —
Полная изоляция. Радуйся!
Я отдала тебе главное:
Любовь и надежду. (Оставлю лишь веру себе).
Мы не встретимся и не спишемся,
Телефон поменяла – неслышима.
Создала тишину меня вакуумную.
И надеюсь, теперь ты рада.
Тонкие линии
Я сойду с ума, если тебя поцелую – честно.
Что такое поцеловать любимого человека, мне неизвестно,
Но я знаю, свихнусь, в общем…
Да я уже схожу от поцелуя любви – заочно!
Меня отделяют от наслаждения две тонкие линии.
Боже, какие красивые!
Маленькая вертихвостка, плутовка, чертовка,
Я одной ногой в Кащенко – точно!
Целовать тебя в носик и шею,
В охапку – наглея, смелее
Дотащить до постели. —
И прижавшись плечом, смотреть передачу вечернюю…
Я самая счастливая девчонка на свете!
Обнимаю свою кокетку,
Проказницу, своего лисенка,
И целую в линии тонкие.
Тоньше глубокой мысли,
Всех полотен изысканнее.
Теплее, роднее, красивее
Нет линий в природе. Учтиво
Я перед всеми твореньями Бога
Склоняю свою одуревшую голову,
Но перед губ твоих линией
Я падаю ниц – самой мощной стихией!
Прошлое
«А вдруг она никогда не вернется!?» —
Даже трубы плачут в моей квартире.
«Никогда тебе больше не улыбнется!» —
В форточку ветер насвистывает.
«Никогда тебя больше не поцелует!?» —
Балконная дверь со скрипом допрашивает.
И одинокий пружинный диван
Вторит двери: «А то ты не знаешь!?»…
«Никогда не обнимет!» – Грустят игрушки.
«И к груди не прижмет, хоть на немножко!» —
Ручка комода словно вещает,
И грустью согнулись у стола ножки.
«На плече ее больше не полежишь ты!» —
Квартиру сосед закрывает со стуком.
И горем вьется шкафа узор,
Как саван, белого дуба.
«Никогда ее руку больше не сжать!» —
Топят рисунок обоев.
И сердце, как раненый воробей,
Истерично: «Вас больше не двое!»
«Вас больше не двое», – все говорят.
И я начинаю догадываться:
Ты – мое прошлое и, видимо, мне
Одной из него возвращаться.
Береги силы
Когда сильно любишь, из тебя вьют веревки.
Свободно.
Фривольно.
Иногда даже подло.
Перестают быть нервы канатами —
Ты превращаешься в тряпку,
В жалкое, в общем, создание,
Подобно цветку увядающему.
Уязвимый, сердце – хрустальная ваза.
Вот так влюбился – и сразу.
Любовь, что зараза.-
Сам себя дразнишь.
То ли ты унтерменш, то ли человек, поцелованный Богом,
Помазанный, словом,
Одна сплошная любовь. —
Слезы, кровь…
Но с возрастом ты очерствевать начинаешь,
Ко всему (и слезам с кровью, в том числе) привыкаешь,
Немножечко угасаешь. —
И в свои омертвевшие клетки уже никого не впускаешь.
Когда-нибудь, подобно тебе, и я, может быть, превращусь в телесность —
Люди только для секса.
Пользовательско-дающий такой интерес,
Открытость для всех. —
И нервы опять, как канаты.
Никого тебе больше не надо.
С тебя хватит.
И ладно.
Здоровые осуществляешь, как ты скажешь, инстинкты. —
Да ты вроде как и не один,
И вроде живешь полной жизнью,
Не боишься ударов в спину.
Не больно.
Спокойно.
Фривольно.
Иногда даже подло.
И когда уж на ниве любви отпашешь —
Можно и наслаждаться
Искусством,
Едой вкусной.
Ешь, молись – отлюбил.
Береги силы.
Не в моде
В мире, где каждый более одинок, чем предыдущий,
Нет смысла кого-то искать:
Расстанешься через год, через два, пять…
Звучит одна неизменная песня,
Всю жизнь, и неинтересная.
Поэтому я брожу одна по городу – честная,
Недовольная, но смиренная.
Какие бы не были времена, а песнь неизменна.
Отмирают сами собой связи старые —
