- Шурф! Надо же! Ты так давно не был тут! Слушай, у тебя есть время? Понятное дело, что нет, в общем, пошли в Обжору. Если ты собрался с Джуффином секретничать, то его нет ещё, придётся тебе пока довольствоваться мной, – и потащил его за полу мантии, так что он едва успел кивнуть Мелифаро и Нумминориху.

Меня разрывали самые противоречивые чувства. С одной стороны, мне жутко хотелось всё ему рассказать, с другой – слишком уж это было моим, личным, с третьей – это была возможность поспрашивать каких-нибудь советов, Шурф всё ж таки потомок кеифайев как ни крути. В итоге мы сидели молча в Обжоре и пили камру. Есть я совершенно не мог, а Шурф сказал, что недавно обедал.

- Как дела в Ордене? – спросил я. Просто потому что не знал, что сказать, а молчание становилось тягостным. Вроде сам утащил его ото всех, а теперь сижу, как в рот воды набравший.

Он оторвался от изучения содержимого своей кружки и многозначительно поднял одну бровь:

- Спасибо, Макс, всё благополучно. Я, конечно могу тебе рассказать подробнее о сегодняшних утренних занятиях со старшими магистрами, но тебе действительно это интересно?

- Не-а, – бесшабашно ответил я, – просто я, понимаешь ли не знаю про что тебе говорить. И хочу рассказать, но не знаю о чём и как.

- Тогда начни с самого важного. Ты счастлив? – и Шурф внимательно посмотрел на меня.

- Да, – просто ответил я, чувствуя, как губы мои расползаются в улыбке. – Шурф, мне до сих пор так странно, что и не выразить, но это… это… это было чудесно. Знаешь, я же раньше никогда, ну гм… с мужчинами. Но он такой, такой…

- Макс, – мой друг поморщился как от зубной боли, – ты уверен, что мне стоит знать подробности?

- Эгм… нет, наверное, но… – я растерянно посмотрел на него, не зная, что ответить, – просто я думал, что тебе интересно, что тебе важно.

- Конечно важно, – он смягчился, – просто всех подробностей я знать не хочу. Мне довольно того что ты счастлив. Макс, послушай, конечно, если для тебя это важно, если ты хочешь мне всё рассказать, то я тебя выслушаю.

И мне расхотелось. Тут же. Я даже с удивлением подумал, как меня вообще могла посетить такая дикая мысль? Всё что было между мной и Гуригом – только наше, моё и его. Ну, просто это же Шурф, с кем мне разговаривать об этом как не с ним?

- Знаешь, я понятия не имею что будет дальше, но вот сейчас – я готов прыгать от радости. И, – я задумался, – друг мой, скажи, а в однополых отношениях гм… принято, например, дарить цветы? Или подарки?

Лонли-Локли многозначительно кивнул, переключаясь на лекторско-менторский тон:

- Как я тебе уже говорил, существенных различий между разнополыми парами и однополыми – не наблюдается. И те, и другие отношения строятся на взаимной симпатии, и, соответственно, все сопутствующие этому явления, такие как комплименты, подарки и прочие знаки внимания более, чем приветствуются.

- Ну, вот и славно, – обрадовался я, – цветы ему подарю. Какие-нибудь эдакие, он парень изысканный.

- Тогда могу рекомендовать фиолетовый стебель лимуха, – так же монотонно говорил Шурф, – это грациозное и изысканное растение, говорящее об особенном расположении дарителя – принимающему букет. если же ты даришь один стебель лимуха, то это говорит об избранности дарителя.

- Обалдеть! – расхохотался я, – вставай, пойдём, а то на меня ополчится весь Тайный Сыск за то, что я тебя так надолго монополизировал, лимух, так лимух, договорились.

Мы встали, неяркий свет грибных светильников покачнулся и на мгновение мне показалось, что мой друг очень бледный, почти белый, сливающийся со своей магистерской мантией.

- Шурф! – я тут же к нему подскочил, – Шурф, с тобой всё в порядке? Ты здоров?

- Разумеется, – он поднял на меня уставшие не улыбающиеся глаза. – а что?

- Да мне показалось что ты очень бледный, – сказал я, тревожно вглядываясь в его сосредоточенное, совершенно ничего не выражающее лицо.

- Просто не выспался, да и работы много, – он слегка улыбнулся, – не волнуйся.

Ещё через день я был похож на затянутую до предела пружину. У меня всё валилось из рук, и я не на чём не мог сосредоточиться дольше пары минут. Гуриг молчал, а сам послать ему зов я по-прежнему не решался.

В беспутной моей башке роились тысячи мыслей одна другой веселее и краше. А что это было для него? А может ему совершенно не понравилось? Или это было просто продолжением игры? Одноразовый секс? Может я его чем-то обидел? И так далее и так далее и так далее. Я ходил из угла в угол по гостиной мохнатого дома, сопровождаемый Друппи, безостановочно курил и напоминал себе пятнадцатилетнего подростка, мучащегося первой влюблённостью.

Тьфу ты грешные магистры, мне было муторно и тошно. Я сделал несколько глубоких вдохов и выдохов, взял свою собаку за загривок, и мы пошли гулять. Мне нужно было какое-то действие, иначе я бы просто стал биться головой о стену чтобы хоть куда-то деть это напряжение. Друппи, до невозможности обрадованный таким поворотом событий, сначала хорошенько извалял меня по полу, облизал с макушки до пят, и только потом, слегка помятого вытащил за собой на прогулку. Мы шли по набережной, на город уже опускалась вечерняя прохлада, в лицо мне дул ветер с Хурона, выдувая не нужные суетливые мысли, сдувая шелуху. Я добыл мячик из Щели Между Мирами и играл со своей собакой, чего не делал уже давно. Мой пёс кажется был совершенно счастлив! Мы носились вдоль реки и отбирали друг у друга яркий жёлтый мячик. Соперничество было явно не честным, потому как Друппи являл собой килограмм семьдесят восторженного белого меха, на четырёх быстрых лапах в противовес моим двоим ногам. И он нёсся на меня всей тушей, восторженно порыкивая пока я уклонялся и добровольно валился на землю сам, не давая ему сбить меня. Мы возились в мокрой траве и бегали наперегонки, с предсказуемым, разумеется, результатом.

- Всё, Друппи, я сдулся – сказал я своему псу, когда он в очередной раз повалил меня на землю. – пойдём-ка домой.

Собакин посмотрел на меня и жалобно заскулил.

- Ну нет, так дело не пойдёт, это запрещённый приём, Друппи, давай-ка, поднимай меня, пойдём домой.

Друппи положил рядом со мной мячик и подоткнул его носом к моей руке, дескать, вот, смотри как удобно и хорошо лежит, давай ещё играть. Я потрепал его по лохматой морде и всё-таки поднялся. Домой мне, как и ему, тоже идти не хотелось, дома я примусь снова расхаживать по диагонали из одного угла в другой. На службу было ещё рано, а праздно сталкиваться с коллегами и болтать не было никакого желания. Шурф будет как всегда занят, да и разговариваем мы с ним в последнее время как-то натянуто. «А пойдём-ка мы к тёте Сотофе, а? на кружечку камры» – сказал я своему лохматому питомцу, – «авось не прогонит». Друппи согласно тявкнул, похоже он совершенно не возражал против визита к «тёте Сотофе». Я покрепче схватил его, прикрыл ладонью глаза, сделал шаг, и мы оказались в саду Иафаха.

Друппи присмирел, принюхиваясь к новым запахам, я запоздало подумал, что вообще не плохо было бы сперва послать леди Сотофе зов и выяснить свободна ли она сейчас. Ну так, на всякий случай, чтобы не быть таким вот невоспитанным хамом. Я уж было хотел повернуть назад, как невысокая пухлая старушка окликнула меня:

- Макс, ты и собаку свою притащил!

- Ой, леди, Сотофа, простите меня, дурака, что-то я сегодня не в себе. Если Вы сейчас заняты, мы с Друппи быстренько уйдём.

Она махнула на меня рукой:

- Брось, ну какие могут быть занятия, когда у меня такие гости! Ты и так не часто балуешь меня своим вниманием. – и пристально глянув в мои глаза, – Пойдём-ка пить камру.

И мы пошли пить камру. Друппи восторженно носился по орденскому саду вместе с Сотофиными ведьмами, видимо готовясь умереть от счастья, потому как желающих поиграть с ним в мяч превышало допустимую норму на квадратный метр.

- Маешься? – леди Сотофа смотрела на меня с сочувствием любящей бабушки.

- Ага, – просто ответил я. – Вообще не знаю, что делать.