Он затушил окурок прямо в пол, было совершенно всё равно. Обхватил колени дрожащими руками, уткнул в них голову. «Надо просто это пережить, да, Макс? Просто пережить, переждать. Протащить сквозь себя и время и запереть где-нибудь в тёмном чулане. Я смогу, я сумею. И мы снова станем друзьями. Ты забудешь и простишь мне это всё, а я постараюсь чтобы это было быстрее. Тебе не будет неловко, потому что я никогда, никогда не напомню тебе, обещаю».
И он просто сидел и сидел на полу, глядя невидящими глазами перед собой, ощущая, как часть его, та самая, что ликовала, наслаждаясь этой сбывшейся невероятной мечтой, до нестерпимой нежности, до сладостного мига между ударами сердца… насильно упаковывается в глухой, самый потаённый уголок души, запирается на самый тяжёлый засов безжалостным холодным рассудком Мастера Пресекающего Ненужные Жизни. И Ненужные Желания.
Его сердце снова билось ровно и спокойно, он провёл рукой по полу, в который вдавил окурок, вновь создавая идеальный порядок вещей, разгладил свою мантию, продолжая молча смотреть куда-то в пространство и не спешил подниматься.
====== Часть 11 ======
Часть 11
Первое что я сделал, плюхнувшись на диван в гостиной, это выудил из Щели между Мирами кофе (три чашки: капучино, эспрессо и ристретто) и пачку сигарет.
Оказалось, что после нескольких глотков волшебного эликсира и пары затяжек, мир обрёл краски и стал гораздо более привлекателен для существования. Я хмыкнул, тоже мне, могучий Вершитель! Без «странных курительных принадлежностей» и «своей чёрной смолы» как говорят мои друзья – просто никуда. Ну что, как есть, так есть, я пожал плечами и смирившись со своим несовершенством, с наслаждением предался порокам, то есть неспешно пил кофе и курил.
После третьей сигареты, от которой у меня уже закружилась голова, я понял, что просто тяну время, играя в сибарита. Потому что, как я уже сказал леди Сотофе, я действительно совершенно не знал, что мне делать. И даже как начать «переваривать» понятия не имел. По большому счёту, я хотел объявиться перед Шурфом (и желательно немедленно) и спросить, мол, какого драного вурдалака! Но… но почему-то этого не делал.
Леди Сотофа просила поберечь его, поберечь сердце нашего Великого (и ужасного) Магистра! Для меня всё произошедшее всё ещё оставалось не то чтобы загадкой, но… если он так неравнодушен ко мне, как намекала самая могущественная ведьма Соединённого Королевства, то отчего сбежал тогда сегодня утром? Да и вообще как-то это не в его стиле. Чего испугался?
Или всё гораздо проще – он просто ушёл вершить орденские трудовые будни. Что, просто ушёл из-за запланированных дел? Да ну, вряд ли. Хотя с него станется, Шурф у нас парень обязательный. Или леди Ханнемер всё-таки ошибается на его счёт? (ха! леди Сотофа и ошибается? Хотя она и сама говорила, что вполне может ошибаться).
И ещё стоит учитывать, что в Шурфе тоже пульсирует горячечная кровь странного эльфиского народа. А как выяснилось, кеифайи вообще всеядные. Я инстинктивно зажмурился. Нет, только не это, снова оказаться чьим-то развлечением? А тем более кукольным мальчиком для Шурфа. Нет. Просто нет и всё. Такого я не то чтобы совсем не переживу, а просто очень. Очень и очень не хочу.
Да ну, о чём это я, если бы Великий Магистр и впрямь был так беспорядочен и неразборчив в своих любовных связях, то я, как его близкий друг, давно бы об этом знал. А я в этом, то есть в личном смысле не знал о нём практически ничего. Да какое там, не практически, а вообще ничего!
Его бывшая жена Хельна, с которой они развелись при принятии моим другом поста Великого Магистра Ордена Семилистника, на сколько я знаю, рассталась с ним легко и спокойно, без каких бы то ни было сложностей.
И Лонли-Локли как-то вскользь упомянул, что с Хельной их связывала нежная дружба и не более того. Ах, ну да, она ещё писала прекрасные стихи, а её супруг, то бишь Шурф, был её преданным поклонником. И всё. Больше я не знал о нём ничего. Кроме этого узаконенного и совершенно не понятного в интимном смысле союза, других союзов у Шурфа не было. Гм… ну на сколько я знал…
Это, конечно, не даёт мне право решать, что, если я не знал, то значит ничего и не было, но… но я как-то верил в то, что мой друг поделился бы со мной, если бы ему случилось в кого-то влюбиться. Возможно без особых подробностей, но рассказал бы о самом факте.
Так что история с эльфийской всеядностью, я полагаю, отпадает, да и не на столько он эльф! Ну и хвала магистрам! Я облегчённо вздохнул. Тогда что?
Может быть он просто знал, что моя магия вернётся если… если что? Если он переспит со мной?
Но так не может быть, одного «пересыпа» недостаточно. Должен быть обмен не только телесной близостью, но и духовной. Обмен энергиями, как говорил Джуффин. И, разумеется, Шурф не мог этого не знать.
Хотя… а отчего бы и нет, мы с ним близкие друзья. И всегда ими были – чем тут не духовная близость? И возможно он решил, что гм… такой вот духовно близкий секс по дружбе вполне поспособствует возвращению моего могущества. Ох, нет. Эта догадка казалась мне всё более и более реальной.
Тогда к чему это «поберечь его сердце»? о чём говорила леди Сотофа? Может быть что-то иное, скрывающееся за дружбой? А может за этой дружбой ничего не скрывается? Просто потому что и скрываться там нечему. Совершенно нормальная взаимовыручка и хорошее отношение? Да, а у кого из нас, из наших коллег по-другому? Я, например, могу сколько угодно подкалывать Мелифаро, обзывать ленивой дневной задницей пааачтеннейшего начальника, да и вообще наши пикировки периодически бывают довольно ядовитые, но при этом, я легко пойду за ним и за него в любое пекло. Как и он за мной и за меня. Без такой уверенности в своих коллегах в Тайном Сыске вообще делать нечего.
А Шурф… с ним всё тоже самое, только умноженное на бесконечность. Потому что и я, и он спасали друг друга столько, что и не счесть, дарили друг другу такие подарки, которые дороже жизни.
Удивляюсь, как при нашей такой совершенной не похожести, мы всё-таки умудряемся оставаться чуть ли не самыми близкими людьми один для другого. Да какое там, «чуть», Шурф для меня и есть самый близкий человек. И скорее всего, я для него тоже.
Скрывается ли за этим что-то большее? Мог ли я этого не заметить? Мог и при чём легко. Поскольку я никогда не обращал на него внимания как на гм… как на сексуальный объект, то конечно я ничего и не замечал. Я и сейчас ничего не понимаю. Что из всего было просто его беспокойством и волнением за меня, как за близкого друга, а в чём можно видеть некий лирический подтекст?
Ответ прост, двояк и совершенно ничего не даёт. Во всём. Ну, то есть совершенно во всём можно видеть и то и другое. Гм… да… Я в три глотка выпил прошибающий кофеином насквозь ристретто, вынул очередную сигарету из пачки и схватился руками за голову.
А я сам? Я поёжился от внезапно охватившего меня лёгкого озноба и попробовал отогнать эту мысль. Но тут же взял себя в руки, нет уж, Макс. Вот давай не будем прятать башку в песок, ладно? А ты сам-то? Кто Шурф для тебя? После того что было? Всё так же друг? Серьёзно?
Меня снова захлестнуло горячей волной угольно-жаркой темноты этой нашей ночи. Его руки, его длинные медленные пальцы, проводящие по моим губам, его пепельные глаза в которых целый мир для меня. И… и я не знал.
Слишком всё было смешано. Я любил его? Конечно! Но это и так было почти всегда. Я любил его как самого близкого и родного для меня человека. Он был мне ближе чем любая кровная родня. Каким-то образом этот невероятный парень успел забраться в мою душу глубоко-глубоко, достать до самого дна и врасти в меня. Я не представлял мир, в котором не будет Шурфа (и хвала магистрам, потому что без Шурфа мне это мир и не нужен!), но… любил ли я его?
Этой ночью мне было настолько странно и прекрасно, как не случалось со мной никогда, я до сих пор смущался, вспоминая собственные срывающиеся стоны, которые сдерживать было уже невозможно… но что если это была просто жажда тепла и гм… и мужского тела? Может быть открыв в себе способность и возможность воспринимать мужчин не только как друзей, я просто… я просто что? А, к чёрту! Я встал. Чего я боюсь? Надо с ним поговорить. Иначе я себя так до цугундера доведу. Этими своими витиеватыми измышлениями и саморефлексиями, в которых я не просто мастер, а непризнанный, но непревзойдённый гений.
