- Фра-а-а-анк, - закричала Триша, Фра-а-а-анк! А у нас… А у нас тут…

- А у нас тут Макс, - закончил за неё Франк, протягивая мне руку, - и нечего так кричать. Рад тебе. А это у нас, надо полагать…

- А это у нас Сафей, - в тон ему ответил я. - Тот самый юный вундеркинд, перемещающийся между Мирами с лёгкостью бродячего кота.

Парень образцово прикрыл глаза и отчеканил:

- Рад назвать своё имя, Сафей Сибинум, вижу вас, как наяву!

Франк улыбнулся краешком губ:

- Я тоже вижу тебя, как наяву, Сафей. А я Франк.

- И всё? – мальчишка удивлённо поднял брови. – Просто Франк?

- Можно, конечно, и как-нибудь сложно попробовать для разнообразия, но вообще-то просто Франк вполне себе сгодится, - он улыбался нам так радушно, что мне казалось, будто я купаюсь в солнечных лучах, - давайте-ка, проходите, у нас сегодня яблочный пирог с лунным изюмом, да, Триша?

- Ой, - всплеснула руками Триша, - пирог же, пи-рог!

И побежала на кухню.

- Да вы проходите, проходите, пока моя кошка возится с пирогом, расскажешь мне всё. Я сейчас кофе вариться поставлю.

- «Огненный Рай»? – с надеждой спросил я.

- А ты к нам на сколько? - ответил Франк вопросом на вопрос.

Я задумался:

- На пару дней точно. Я же смогу в Ехо потом вернуться так, словно ушёл оттуда полчаса назад, верно?

- Макс, ты сможешь абсолютно всё, - уверил меня Франк, - поэтому я «Огненный Рай» оставлю на завтра, хорошо? А сегодня будет обычный кофе.

- Ну уж, обычный, - хмыкнул я, - у тебя что ни кофе – то шедевр.

- Тогда будет шедевр, - откликнулся Франк, - ты давай, рассказывай.

И я рассказал всё по порядку. Откуда взялось наше юное дарование, как жалко упускать его из виду (а точнее, из цепких лап хитрющего кеттарийца), рассказал, как идут дела в Ехо. Мы с Франком, смеясь, перемыли кости всем нашим знакомым, как заправские сплетники.

За разговорами яблочный пирог с лунным изюмом, оказавшийся изумительно нежным и безупречно вкусным, был съеден, волшебный франков кофе выпит. Я видел, что Сафей, уютно устроившийся в плетеном кресле на веранде, почти уже спит, завернувшись в клетчатый плед, да и сам потихоньку начинал клевать носом.

Синие вечерние сумерки над Шамхумом сгустились в чернильную ночь, и воздух стал хрустко-прозрачным, почти осязаемым.

- Франк, - негромко позвал я, - а флигель…

- Да, Макс, как всегда, - отозвался он, - ты же знаешь, у нас всегда комнат ровно столько, сколько нужно, плюс одна про запас. Места всем хватит. В твоей комнате свежие простыни, горит огонь в камине и зажжён торшер возле кресла, как ты любишь. А комната этого мальчика наполнена тёплыми снами, и в ней куча напольных подушек и пледов - так, как привык и любит он.

Я улыбнулся своему другу, кивая. Всё правильно, Франк, всё правильно. Это же Шамхум. Тут всё так, как и должно быть. Для меня, создателя этого мира.

Я растолкал уже совершенно уснувшего Сафея, и мы дошли до флигеля. Его комната была именно такой, какой её и описал Франк - типичной комнатой подростка, который где упал, там и уснул. Я уложил сонного парнишку на мягкий пол, укрыл пледом и отправился к себе.

На пороге я задержался и подумал, что пока ещё не хочу ложиться: мне захотелось выйти в сад, покурить, почувствовать теплоту этой ночи, вдохнуть свежий запах моего города, насытиться его теплом и любовью. Почувствовать, как он окружает меня собой, как кутает в свои объятия.

Влажные запахи сада кружили мне голову. Я сел на деревянные качели, достал сигареты, закурил, легко отталкиваясь ногами от земли и чуть-чуть покачиваясь. Качели… Они появились после того, как Шурф очень захотел, чтобы они тут были. Он так любит качели. И, кажется, сам немного этого стесняется. Я улыбнулся - да, так и есть, ему порой чуть-чуть неловко, что такой здоровенный двухметровый дядька - и качается на качелях. Рядом были ещё одни, на них обычно сидел я.

Я вспомнил тот вечер у Франка, когда мы засиделись тут допоздна, просто болтая и потихоньку раскачиваясь. Я помнил то лёгкое ощущение полновесной радости от того, что Шурф здесь, со мной. Это было настолько незыблемо правильно, настолько естественно, словно иначе и быть не могло. Он тогда так лучисто мне улыбался, он ведь тоже был счастлив тут. Тут, в Шамхуме, на этих вот качелях. Со мной. И сейчас я смотрел на пустующее соседнее место, и сердца мои сжимались. Я скучал по нему. Скучал. Уже не может быть так, как было когда-то. Больше не может. Какой же я дурак! Ну скажите на милость, как такое могло случиться? Ну зачем я к нему полез, а? Ведь мне большего и не нужно - просто чтобы он сидел тут рядом со мной. На этих проклятущих качелях. Просто был здесь.

Шурф… Я закрыл глаза. Его пальцы на моих губах, его лёгкие быстрые прикосновения, от которых по всему телу, словно рябь по воде, прокатывалась сладкая дрожь. Шурф.

Да уж… Макс, ну хоть себе-то не ври. «Я хочу, чтобы Шурф сидел рядом на качелях», - передразнил я сам себя. А закрывая глаза, ты представляешь совсем иное. Будь честен с собой, дорогуша. Ты ведь хочешь его. Его всего, а не только сидящим в саду на качелях, на расстоянии вытянутой руки. Ты хочешь его, его губ, его рук, его тела, его пьянящего запаха. До сладкого стона, до запретной дрожи… Перестань уже делать вид, что ничего не происходит. Совсем недавно ты был в его руках, и тебе казалось, что ничего прекраснее этого нет на свете, ты кончил от прикосновения этих длинных красивых пальцев, едва они успели дотронуться до тебя. Макс-Макс… Как долго ты можешь закрывать глаза на очевидное?

Шурф… Я прикоснулся рукой к губам, будто бы мне хотелось потрогать эти звуки. Звуки его имени. Шурф… Где ты сейчас? Наверное, спишь. Спишь и даже помыслить не можешь о том, что я так скучаю по тебе.

Я не мог знать, что где-то там, далеко, в другом Мире, в самом сердце Ехо, в кабинете Великого Магистра уставший человек поднял голову от самопишущих табличек и в задумчивости уставился в окно, где загорались в небе первые звезды.

Неожиданно для себя самого этот человек, в котором мало кто узнал бы сейчас невозмутимого сэра Лонли-Локли, почувствовал себя одиноким и потерянным. Он столько лет был рядом с тем, кого полюбил когда-то давно - и за все эти годы ни разу не позволил себе не то что прикосновения – даже лишнего взгляда.

А теперь вся выдержка пошла к черту. Что случилось? Почему сейчас? Он снова и снова задавался одним и тем же вопросом. Ведь именно Макс сделал шаг навстречу. Да, конечно, он и так знал это всегда - когда они производили обмен Ульвиара, Шурф почувствовал и понял, что его друг вовсе не чужд однополой любви, но… Почему сейчас? И почему именно он? Его просто выворачивало наизнанку, ему отчаянно был нужен Макс – губы, руки, он весь… Но нельзя, нельзя! Желание сводило Шурфа с ума, выжигало изнутри и было тем невыносимее, что приходилось изображать из себя каменную статую – никогда еще самоконтроль не давался ему так тяжело.

Почти не отдавая себе отчета, он провел кончиками длинных пальцев по губам, вспоминая их поцелуи.

- Решение за тобой, Макс, - еле слышно пробормотал Магистр. – Решение за тобой.

========== Часть 9 ==========

Часть 9

Весь следующий день я беспризорником бродил по Шамхуму. Вглядывался в новые дома, натыкался на нехоженные мною переулки, заходил в трактиры и ел незнакомые мне блюда, вдыхал летний аромат реки, промокал под тёплым дождём на стеклянном мосту, спускался к канатной дороге и любовался дивным пейзажем цветущей долины… Я слушал свой Город, я дышал им. И сейчас, вот сейчас единственное, чего я хотел, чего мне недоставало тут, в моём Шамхуме – это Шурфа.

Мне хотелось обернуться - и увидеть его лицо, рассказать обо всём на свете, о новых улицах, о том, что у тётушки Уши Ёши откуда ни возьмись появилась дивная внучка - смешная высокая девица с синими волосами, такая же бойкая, как и сама тётушка, и что дом, сложенный из детских кубиков на Соломенной улице, перекрасили в тёмно-синий цвет и нарисовали на нём звёзды - получился дом-ночь.