– Если я все напишу, в камеру с телевизором посадите? – слезно проконючил Олег. – Не могу я без «Приходи сказка» засыпать, привычка детдомовская.

– Пишите, а потом посмотрим, – важно произнес истребитель продажных ментов, не заметив черного юмора.

Барсуков, присев за стол, грызя ногти и надсадно пыхтя, принялся сочинять чистосердечное признание.

– Пишите! Пишите! – похвалил его прокуренок и довольный удачей поскакал к прокурору похвастаться, что так легко расколол Барсукова.

Майор милиции, окончив писать, попросил конверт, пояснив вернувшемуся удивленному заму, что желает в запечатанном виде отдать явку с повинной лично самому прокурору города.

Кум ИВС заклеил конверт, отдал его зам. прокурора и попросился покурить на улице, клятвенно пообещав, что не скроется от суда и следствия.

Через минуту он уже сидел на лавочке подле здания прокуратуры и курил сигарету, раздумывая о том, какое по счету чистосердечное признание он сделал за годы службы.

Довольный зам принес конверт в кабинет прокурора и, вручив его своему боссу, присел в сторонке с довольным видом. Со стороны он был похож на ребенка, которому наконец-то разъяснили, чем отличаются девочки от мальчиков.

Прокурор достал листок и начал читать.

Заместитель прокурора жадно ловил взгляд своего начальника.

– Ну-ка, зови сюда этого писаку! – раздраженно рявкнул прокурор.

Зам пошел искать Барсукова, которого нашел сидящим с секретаршами в канцелярии и мирно – может быть, последний раз в жизни – пьющим кофе в здании прокуратуры.

– Товарищ майор! Вы что, сильно умный? Думаете, мы не знаем вашей преступной связи с арестованными? Или вы считаете нас за полных идиотов? – закричал прокурор, когда Барсуков появился в его кабинете. – Вы не понимаете всю тяжесть улик! Мы можем просто, не разговаривая с тобой, закрыть в камеру, но не хотим этого, – продолжал прокурор, незаметно для себя перейдя на ты.

– Закрывайте! В тюрьме тоже люди сидят! Хоть в шахматы играть научусь, давно мечтаю, а время нет, – усмехнулся кум ИВС.

– Да! Да! Закроем! – зазвенел, как у Левитана, голос прокурора.

– Закроете, то закроете, ваше право. А не бздите, что я вытащу себе кишки и размотаю по всей камере? А на стенах кровью напишу ваши фамилии! – проговорил майор таким грозным голосом, что заместителю прокурора стало не по себе. – Объясните, что вы от меня хотите-то?

– Вам что, мой зам неясно объяснил? – переходя на вы, проговорил прокурор.

– Он мне не объяснял, а предложил написать явку с повинной, и я, как добропорядочный гражданин, написал все, что посчитал нужным! – скромно, глядя в пол, проговорил Барсуков.

Прокурор посмотрел на зама как на идиота.

Зам покраснел как красна девица, которой на первое свидание вместо мороженого жених принес пачку презервативов.

– Читайте! Тут, Барсуков, много чего написано! – с этими словами прокурор протянул майору лист бумаги.

Писал Ямщиков. Писал, как кричал.

Не просто кричал, а орал о произволе руководства ИВС.

Сообщал о Барсукове, который неоднократно приносил ему водку за деньги, о старшине, который шарится в каптерке по сумкам. И, наконец, о том, что у него пропала норковая шапка и куртка «Пума».

И он, Ямщиков, уверен в том, что Барсуков присвоил его вещи и тем самым совершил должностное преступление.

Прочитав всю белиберду, написанную Леней, кум положил листок на край стола и молча стал ждать, что скажет прокурор.

Прокурор снял очки и посмотрел на Барсукова близорукими уставшими глазами.

– Ты понимаешь, что тебе грозит, если на самом деле это окажется правдой? – спросил прокурор майора, переходя на ты.

– А если это неправда, что грозит Ямщикову? – наивно поинтересовался Олег.

– Ямщиков находится под арестом и этим уже наказан, – начал было прокурор.

– Завтра он на вас напишет, что вы с одной тарелки с ним ели! А он-с, между прочим-с, полусидор, – перебил его Барсуков, которого начинала раздражать эта процедура.

– Я обязан проверять каждый сигнал о беззаконии в городе, – произнес Папа Города.

– Согласно протоколу обыска Ямщиков заехал на подвал в резиновых сапогах на босу ногу. Откуда у этого пинча появилась норковая шапка и куртка, я не знаю, – устало проговорил майор и отвернулся к окну.

Прокурор нервно ходил по кабинету, а за ним, как Пятачок за Винни-Пухом, семенил заместитель.

– Последнее время вы и вообще вся уголовка преступления перестали по ИВС раскрывать. Вот и по убийствам тяжко идет. Четырнадцать совершено, а восемь из них только раскрыты. Пятьдесят семь и четырнадцать процентов раскрываемости, куда это годится? – посетовал прокурор, глядя на листок, лежащий на рабочем столе.

– Да! Да! – будто подтверждая слова своего босса, пискнул заместитель.

– Я, не вставая со стула, вам процент до шестидесяти четырех подниму, просто вашему заму нужно с башкой дружить, а не за ментами подсматривать, – буркнул Барсуков.

– Что вы городите? Как можно это сделать? Что в прокуратуре глупее вас люди сидят? – возмутился оскорбленный зам.

– Ну и не умнее меня это точно, если вы мимо раскрытых убийств проходите и их не видите! – огрызнулся Олег.

– Поясни, – попросил прокурор, внезапно заинтересовавшись бредовой идеей Барсукова.

– У меня в ИВС сидит Топорков по сто одиннадцатой третьей, мамашу свою по пьянке из окна выкинул вместе с рамами.

– Ну и что?

– А то, что он, когда кидал, орал на всю округу: «Убью, сука!» – и все соседи слышали.

– Но не убил же.

– Да, маманя задницей на газон приземлилась, но этаж-то третий, – улыбнулся майор.