Перед одним только, пожилым уже, тучным, краснолицым ротмистром лежит куча денег почти такая же внушительная, как и перед полковником. Он каждый раз, взяв в руки кубок с костями, раньше чем выбросить очки, долго шевелит бокалом, перебрасывает в нём кости, в то же время тихо шепча не то заклинания, не то — молитвы, а скорее, и то, и другое вместе, причём быстро осеняет свободной рукою свою грудь мелкими, частыми знамениями католического креста.

И почти никто не выбрасывает таких крупных очков, как этот ротмистр. А каждый свой удачный удар, каждый выигрыш он запивает полными чарками водки или вина, всё равно, что стоит поближе, что подольёт ему слуга.

— Пан ротмистр, нынче пану везёт, как москвичу, который сорвался с польской петли! — не то шутя, не то выражая неудовольствие, бросил партнёру Краевский, придвигая ему новую, изрядную щепоть золотых, и ефимков, и рублёвиков, всего, что набрали почтенные воины за своё пребывание во вражеской, богатой раньше, Москве.

— Ну, у меня ни один не обрывался! — пробурчал довольным тоном счастливый игрок. — Разве, бывало, разведёшь хороший костёр под ногами у висельника… Чтобы он пятки мог погреть немножко… Тут, случалось, верёвка и перегорит, и попадёт москаль на угольки, там и поджаривается… А иначе — ни-ни!.. Повешен, так виси, пся крев!..

— Пан — молодец известный!.. Стой! Моя, моя ставка, наконец! — обрадовался Краевский. — А теперь — пану ротмистру… Кидай, вацпан! Твой черёд!..

— Видно, Зоська разлюбила пана полковника, — досадливо заворчал ротмистр, ожидавший взять ставку. — Ишь, больно сегодня вацпан полковник в игре удачлив… Примета старая…

— Ну, не стоит думать о Зоське!.. Твоё здоровье, пан полковник!..

Чокнулись, зазвенели кубки и чарки серебрёные и позолоченные, тоже из московских кладовых.

— Вижу я, паны, от скуки вы плетёте вздор! — оставляя чарку, сказал Краевский. — А вот когда царя возьмут себе москали — снова нам с ними бой предстоит… Тогда и веселее будет… А рыскать по городкам, по сёлам, собирать кур да яйца в жалких домишках да избах… Это не больно весело!..

— Выбор уж был, как слышно! — заметил капитан Маскевич, знающий по-русски и собирающий слухи и вести по пути. — Какого-то Романова выбрали на соборе москали.

— Которого? Яна Никитича, Филаретова брата?.. Мы встречались часто на Москве с этим боярином… Ещё на ноги припадает… словно с галеры каторжник беглый… Помнишь, пан капитан? — обратился Краевский к меланхоличному, длинному, сухопарому литвину, который молча тянул трубку, посапывал, ставил ставки и проигрывал их одну за другой.

— Дьявол подери всех москалей! Много их навидался я… а толку мало! Какая ставка?..

— Сто золотых набралось… Не злотых польских, нет… Московских лобанчиков… Я кидаю…

— Да! — забубнил снова толстый ротмистр. — Золото ещё водится у москалей! Иной нищим лайдаком выглядит… А потормоши его — и брызнет золотой дождик… Хе-хе!.. Надо только знать, где кого проколоть, чтобы оттуда хлынули струйкой червончики!..

— А вправду, ротмистр, говорят, что ты да пан Струсь живьём их резали?.. А?..

— Нет, этого не случалось! Мало ли что нанесут люди по зависти! Миндальничать на войне не приходится, конечно… Но… чтобы от живого резать куски мяса… Не, пан полковник. Это — сказки! Брешут москали!..

— И я так ду… — начал было Краевский и не досказал.

Громкий выстрел донёсся издали, за окнами… Поднялась тревога, шум… Зазвучали громкие, оживлённые голоса патрульных солдат, всё ближе и ближе…

— Что там случилось?.. Не враги ли подбираться стали?.. — тревожно заговорили игроки, бросаясь из-за стола, натягивая шубы, пристёгивая сабли…

Но вошёл гусар, вахмистр, и успокоил всех.

— Москаля там изловили… на подводе ехал ночной порой… Хотел убежать… По лошадям стреляли… а его схватили! — доложил усач.

— Пусть сюда ведут его! — приказал полковник.

— И кучера?..

— Нет… не надо!..

Вахмистр ушёл.

— А гусь-то, пожалуй, попался с начинкой! — обратился к полковнику капитан Кабержицкий, сподвижник Струся, попавшего в плен россиянам. — Может, позвать людей, пан полковник, да огоньку приготовить…

— Подождём. Сперва посмотрим, что это за птица… Может, так… просто ворона, а не гусь…

— О!.. Бывало так в Москве в пору осады, что и ворона казалась нам мясиста и вкусна!.. Наголодались там, моё почтенье!.. Я все посты лет на сто выполнил за эту пору горькую!.. Того гляди, живым на небо попаду!..

— Уж лучше в ад! — смеясь, возразил полковник. — Там будет повеселее!..

Снова распахнулась дверь из сеней, ворвался клуб холодного, парного воздуха, и в этом тумане обрисовалась фигура осанистого, просто, но чисто одетого бородача, вроде посадского или зажиточного горожанина, в тяжёлой волчьей шубе, туго опоясанной красным поясом. Рысья шапка с наушниками полузакрывала полное, пылающее от мороза лицо.

— Ух и шуба же! — довольным тоном протянул капитан Маскевич и, подойдя, потянул за воротник, отворачивая его подальше от лица пленника. — Ба! Старый приятель! — по-русски вдруг заговорил он, узнав вошедшего. — Кого я вижу! Не зря сейчас я поминал Москву…

И капитан обменялся крепким рукопожатием с человеком в волчьей шубе.

— Вы знакомы?.. — удивился Краевский.

— Ещё бы! Наш давнишний приятель!.. Дьяк думский, Грамматин, пан Ян… Почтенный человек! Его я не дам в обиду! Сам круль наш знает этого достойного пана!..

— Тогда раздеться и присесть прошу пана Яна Грамматина… В нашу компанию!.. Это — все свои паны начальники… А я — Краевский, Юзеф-Хризостом-Бонавентура, из Подляшья, герба Чинских… Приятно свести знакомство.

— За ласку — низко кланяюсь пану полковнику! — довольно сносно заговорил по-польски дьяк. — Попировал бы с друзьями… Да время не терпит! По делу я…

— Как!.. Разве… не поймали пана наши гусары… Разве…

— Я сам дал себя изловить… так, для приличия… Ещё со мною едет тамо человечек… мой кучеренок… А он и не кучер на самом деле… А из наших, из служилых людей… Выборный он, с собора едет, из Москвы… И держит путь на Тверь… Вот я с ним и увязался… когда шепнули мне…

— Что я ловлю тех птичек, которые едут из Москвы, с этого пустейшего собора… кого вы там ещё избрали! Скажи-ка толком, пан Ян!.. Владислав — ваш коронный царь. Ему дана присяга от целого народа… Какой там ещё такой Романов!..

— Его капитан должен хорошо знать… Тот самый отрок Михаил, что сидел в Кремле со старицею Марфой, с женою бывшей Филарета…

— Ах, помню… знаю! — отозвался Маскевич. — Этот мальчуган!.. Такой… приятный… Но в цари избрать ребёнка!.. Что за дичь!

— Хотят посадить!.. И ничего не поделаешь… Мы, русские, значит, ничего не можем сделать… А вы… если захотите…

— Что?.. Что такое! — заволновались все.

— Можно взять в плен его и вместе с матерью… Да и… туда! К отцу на увиданье на Литву и отправить под надёжною охраной… чтобы русские по пути не отбили дорогой добычи!.. Тогда не посадят мальчика царём московским… И Владиславу к трону открытый путь!..

— Что дело, то дело! Я понимаю пана Яна… Признателен за дружбу и совет такой прекрасный!.. У нас друзей немного среди россиян! Тем более верных и преданных, подобно пану… Я, без сомненья, все протори, расходы, покрою пану… Даже вот… сейчас!

Собрав в пригоршню кучку золотых, полковник достал из кармана шаровар небольшой кисет, всыпал туда червонцы, ещё набрал и переложил туда одну горсть, затянул шнурок кисета и подал его Грамматину.

— Не откажи принять, пан… От души подарок!..

— Благодарствую, пан полковник!.. И брать не за что… Да, говорят, и отказаться не следует от дара, чтобы не обидеть дарителя!..

— Да уж, не обижай меня, пан Ян… А я и крулю напишу… И в случае удачи… Он тоже пану Яну, я знаю… выразит свою любовь и ласку полновесною монетою… Круль наш не любит быть в долге перед своими друзьями!..

— Не о том у меня забота, вельможный пан полковник!.. Не для награды… Другое у меня на душе!.. Уж больно у нас великая рознь идёт с Романовыми… А вдруг они и первыми станут во всём царстве!.. А я — на задах… Легко ли это мне! А яснейшему крулю я и цидулу кстати захватил с собою… Тут всё ему пишу… И хотели бы бояре взять его самого или Владислава… Да чёрный люд, мелочь вся — мешают нам в этом деле… Есть там Куземка Минин, по прозванью Сухорук… Мясник, нижегородец… Ну, вот тот самый…