Какъ командиръ корпуса, Алексеевъ вёлъ себя также необычно; напримеръ, за два года командованiя корпусомъ онъ ни разу не пропустилъ мимо себя войскъ церемонiальнымъ маршемъ, боясь, что иначе на подготовку этой театральной стороны дела будетъ отрываться время боевого обученiя. Прiезжая въ полки, Алексеевъ никогда не прерывалъ текущихъ занятiй и смотрел то, что делалось до него по имевшемуся въ полку расписание занятiй.

Среди людей, понимавшихъ, что изъ себя представляешь мало известный тогда широкому обществу Алексеевъ, на него не разъ указывали, какъ на кандидата при высокихъ военныхъ назначенiяхъ. Такъ было и тогда, когда генералъ Жилинскiй былъ назначенъ командующимъ войсками варшавскаго военнаго округа, освободивъ постъ начальника генеральнаго штаба. Редакторъ «Русской Старины» ген. Вороновъ поехалъ къ Сухомлинову и сказалъ ему:

   — Въ настоящее время освободился постъ начальника генеральнаго штаба, и все, знающiе русское военное дело люди, просятъ, чтобы былъ назначенъ генералъ Алексеенъ, который вполне этого достоинъ и имеетъ на то все права.

На это былъ полученъ следующей ответъ:

   — Генералъ Алексеевъ не можетъ быть назначенъ!

   — Почему?

   — Онъ не знаетъ языковъ. Ну, какъ же онъ поедетъ во Францию на манёвры, и какъ онъ одинъ будетъ разговаривать съ начальникомъ французскаго генеральнаго штаба?

На эти слона Ворононъ поарааилъ: «никакъ не полагалъ, что назначенiе начальника генеральнаго штаба зависитъ отъ языка». Слова его были прерваны Сухомлиновым?.. резко заявившим?»: «Вопросъ решённый и назначенiе генерала Алексеева не состоится». Былъ назначенъ Янушкевичъ... («Рус. Стар.» 1915, XII).

17 марта 1915 г. Алексеевъ былъ назначенъ главнокомандующимъ Северо-Западнымъ фронтомъ, а съ 18 августа фронтъ былъ разделёнъ: Северный отдали Рузскому, а Западный — оставленъ Алексееву.

20 августа 1915 г. Алексееве былъ уже на своёмъ новомъ посту, сдавъ фронтъ Эверту, и принималъ доклады. Генералъ-квартирмейстеромъ при нёмъ несколько дней былъ ещё Даниловъ; онъ не хотелъ, какъ предполагалось, быть назначеннымъ въ распоряженiе военнаго министра и добивался корпуса. Пришлось это устроить, чтобы поскорее поставить на дело прiехавшаго уже Пустовойтенка, который гулялъ себе по городу.

При внимательномъ знакомстве съ формулярнымъ спискомъ этого талантливаго стратега нельзя не остановиться прежде всего на мысли, что за отсутствiемъ во всю свою службу какой бы то ни было «руки» или протекай, Алексеевъ обязанъ всемъ своимъ положенiемъ исключительно самому себе: у него оно, действительно, «заслужено», онъ выделился исключительно своимъ упорнымъ трудомъ въ избранной специальности, обладая природными военными способностями.

Когда беседуешь съ людьми, видящими Алексеева 15 месяцевъ войны изо дня въ день, вполне понимаешь, какая гигантская рабочая военная сила заключена въ этомъ средияго роста человеке. Многiе годы неведомый широкимъ кругамъ общества, Алексеевъ работалъ надъ вопросами стратегiи, прiобрёлъ въ этой области выделяющую его компетентность и — война родитъ героевъ — явилъ себя Россiи въ роли главнокомандующего армiями самаго серьёзнаго нашего фронта.

И теперь всё время Алексеевъ работаетъ неутомимо, лишая себя всякаго отдыха.

Скоро онъ естъ, ещё скорее, если можно такъ выразиться, спитъ и затемъ всегда спешитъ въ свой незатейливый кабипетъ, где уже не торопясь, съ полнымъ, поражающимъ всехъ впимашемъ слушаетъ доклады или самъ работаетъ для доклада. Никакiя мелочи не въ состояли отвлечь его отъ главной нити дела. Онъ хорошо понимаетъ и по опыту знаетъ, что армiи ждутъ отъ штаба не только регистрации событiй настоящаго дня, но и возможная направлешя собьичй дня завтрашняя.

Удивительная память, ясность и простота мысли обращались на него общее внимае. Таковъ же и его языкъ: простой, выпуклый и вполне определённый, — определённый иногда до того, что онъ не всемъ нравится, но Алексеевъ знаетъ, что вынужденъ къ нему долгомъ службы, а карьеры, которая требуетъ моральныхъ и служебныхъ компромиссовъ, онъ никогда не делалъ, мало думаетъ о ней и теперь. Дума его одна: — всемъ сердцемъ и умомъ помочь родине.

Если, идя по помещенiю штаба, вы встретите седого генерала, быстро и озабоченно проходящего мимо, но уже узнавшаго въ васъ своего подчинённаго и потому приветливо, какъ-то особенно сердечно, но не приторно улыбающагося вамъ, это — Алексеевъ.

Если вы видите генерала, внимательно, вдумчиво и до конца спокойно выслушивающаго мненiе офицера, это — Алексеевъ.

Если вы видите предъ собой строгаго, начальственно оглядывающаго васъ генерала, на лице котораго написано всё величiе его служебнаго положешя, — вы не передъ Алексеевыми.

Царь не мало мешаетъ ему въ разработке стратегической стороны войны и внутренней организацiи армiи, но, всё-таки, кое что М. В. удаётся отстоять отъ «вечнаго полковника», думающаго, что командованiе баталiономъ Преображенскаго полка является достаточнымъ цензомъ для полководца. Многое Алексеевъ делаетъ и явочнымъ порядкомъ, т. е. докладываетъ царю уже о совершившемся факте, и поневоле получаетъ одобренiе — иногда съ гримасой, иногда безъ нея. Иное дело — личный составъ: здесь царь имеетъ свои определенныя мненiя, симпатiи и антипатiи и сплошь и рядомъ решительно напоминаетъ, что назначенiями хочетъ ведать самъ. Разумеется, такое вмешательство въ значительной степени мешаетъ и меняетъ всё дело, всю мысль, а результаты получаются плачевные.

Алексеевъ понимаетъ, что при царе, какъ главнокомандующему онъ не можетъ рисковать, такъ какъ неудача задуманнаго имъ риска сделаетъ ответственнымъ за него самого царя. Последнее время Николай становится особенно упрямъ и подозрителенъ.

Янушкевичъ и Алексеевъ это — два полюса и по характеру, и по темпераменту, и по своему отношенiю к делу. Янушкевичъ — человекъ гостиной, мягкiй до корня, где такой же воскъ и безволiе, какъ на поверхности; весёлый, оживлённый собеседникъ на темы салоновъ Петербурга, человекъ внешнихъ радостей легко складывавшейся для него жизни; военный и администраторъ по случаю, который толкнулъ его туда, а не въ министерство двора, финансовъ или департаментъ герольдiи; безъ проникновенiя въ чуждое ему по существу дело, знающiй его постольку, поскольку оно освещено соответствующимъ докладчикомъ; теоретикъ до ногтя, типичный офицеръ нашего генеральнаго штаба, преисполненный внешней недоступности, заботы о декоруме своего высокаго положенiя, по существу лентяй и, разумеется, какъ это должно быть при всехъ указанныхъ качествахъ, — человекъ, ведущiй не всегда заметную политику по адресу своихъ возможныхъ заместителей.

Алексеевъ — человекъ рабочiй, сурово воспитанный трудовой жизнью бедняка, мягшй по внешнему выраженiю своихъ чувствъ, но твёрдый въ основанiи своихъ корней; веселье и юморъ свойственны ему скорее, какъ сатирику; человекъ, не умеющiй сказать слова съ людьми, съ которыми по существу не о чемъ или незачемъ говорить, военный по всей своей складке, природный воинъ, одарённый всемъ, что нужно руководителю, кроме, разве, уменья быть иногда жестокимъ; человекъ, котораго нельзя Себе представить ни въ какой другой обстановке, практикъ военнаго дела, которое знаетъ отъ юнкерскаго ранца до руководства крупными строевыми частями; очень доступный каждому, лишённый воякой внешней помпы, товарищъ всехъ подчинённыхъ, неспособный къ интригамъ. [...]

24 октября [1915 г.]

Въ письме неизвестнаго отъ того же дня: «Я поднялся изъ окопа, и моимъ глазамъ представилась невероятная картина: роты справа и слева, поднявши белые флаги, сдаются немцамъ. Нечто невероятное! Изъ другого полка, сидящаго рядомъ съ нами, также попало въ пленъ 8 ротъ».

Изъ письма служащаго въ 5 Сибир. мортирномъ дивизионе на имя Н. Н. Ч.: «Потери у насъ громадный. 14 Сиб. дивизiя въ составе 10,000 чел. ввязалась въ бой 2 ноября 1914 г., 11-го въ ней было 2,500. 13-я Сиб. вступила въ бой 2 ноября, 16-го въ ней оказалось, вместо 64 ротъ, всего 3 роты; некоторый роты состоятъ всего изъ 15 чел. Почти одна треть сдалась въ пленъ. Идетъ усиленный обстрелъ пулемётами, много убитыхъ. Вдругъ какой-то подлецъ кричитъ: «что же, ребята, насъ на убой сюда привели, что ли? Сдадимся въ пленъ!», и моментально чуть ли ни целый баталiонъ насадилъ на штыки платки и выставилъ ихъ вверхъ изъ-за бруствера».