Я ем уже пятое маринованное яйцо и подумываю над тем, чтобы съесть шестое. А может быть, лучше варенье из айвы? Я улыбаюсь и глажу свой живот. И хотя еще не время, я клянусь, что уже ощущаю едва наметившуюся округлость. Если родится девочка, я назову ее в честь своей мамы – Мадлен. Но родится не девочка, обязательно родится красивый мальчик, вылитый отец.

Этим летом Луи вновь отправляется на войну. Дофина, несмотря на свою внешность и некие сложности со стороны супруга, тоже ждет ребенка. Мой Луи вскоре вернется, поскольку король должен присутствовать при рождении будущего короля Франции.

А пока он каждый день пишет мне письма, а я пишу ему в ответ. И еще я веду переписку с преподобным маршалом Саксонским, командующим королевской армией, с которым мы стали добрыми друзьями. Иногда истинно высказывание, что враги моих врагов – мои друзья. И я нахожу поддержку среди тех, кто ненавидит Аржансона, или Морпа, или Ришелье. А поскольку взаимная ненависть – обычное дело в Версале, то перечень моих друзей с каждым днем все растет.

Перед отъездом Луи преподнес мне подарок – замок Креси, очаровательное поместье с видом на небольшую речушку. Несмотря на то, что многие настаивают на приглашении, я не хочу, чтобы злые языки придворных осквернили мое тайное убежище. Здесь принимают только Элизабет, Франни, Берни, герцога де Дюра, маркиза де Гонто и еще пару близких друзей Луи.

В самом центре замка в Креси располагается прекрасный восьмиугольный салон. Здесь великий Буше[7] разрисовывает восемь больших панелей сценами с изображениями музицирующих, танцующих, скачущих в саду детей, а я наблюдаю за его работой, за написанием сияющих радостью детских лиц, которые приветствуют меня со стен.

Последний король признал многих из своих детей, и эти новые принцы крови разрушили установленную иерархию титулов и тем самым вызвали множество потрясений. Отголоски этих потрясений, как поведал мне Берни трагическим тоном, который он приберегает исключительно для величайших нарушений этикета, ощущаются и по сей день.

Мой Луи непреклонен: он никогда ничего подобного не допустит, поэтому и не признал отцовства графа де Люка, его внебрачного сына от Полины де Винтимиль. Но я сомневаюсь, что он любил Полину так же, как он любит меня, поэтому совершенно естественно, что он захочет признать наших детей. Они будут иметь титул принцесс и принцев крови, и к ним будут относиться с должным почтением, они сделают блестящие партии. И, разумеется, моя дорогая Александрина тоже удачно выйдет замуж. На самом деле я полагаю, что она составила бы отличную партию графу де Люку, которому сейчас уже пять лет: моя дочь выйдет замуж за сына Луи.

На третьей панели, на той, на которую падает свет послеполуденного солнца, Буше рисует малыша с восхитительными каштановыми кудряшками, в красном бархатном костюмчике. Малыш держит под уздцы пони. Я решила, что этот малыш – наш с Луи первенец, и я с удовольствием наблюдаю, как он медленно оживает под кистью художника в окружении своих будущих братьев и сестер.

День стоит знойный и слякотный. Местность ниже Креси болотистая, и лютуют москиты. Мы с садовником, стоя на террасе, планируем, как разбить сады за замком. Берни с Элизабет следуют за мной, Элизабет постоянно жалуется на насекомых и жару, Берни идет, вихляя, в новых туфлях, которые он намерен разносить до возвращения в Версаль.

– Мадам, я предлагаю снести эту деревню, – говорит месье д’Исл, мой садовник, указывая на несколько домов вдалеке.

– Ой нет, нельзя. – Я шокирована его предложением.

– Милая моя маркиза, почему нельзя? – удивляется споткнувшийся о булыжник Берни, который с трудом удерживается на ногах, чтобы не упасть. – Прекрасное предложение. Если деревеньку и эти уродливые… хибары – я не знаю, как еще их назвать, – передвинуть, тогда откроется вид на реку и можно будет беспрепятственно наслаждаться закатом, чтобы не мешали… как еще назвать эти строения? Конечно же, домами не назовешь. Коровники? Как называются строения, где живут коровы?

Я колеблюсь.

– Подобная перестановка. Люди…

– Жанна, не думайте о мелочах. Вы должны научиться думать, как врожденная аристократка, соответственно своему статусу и положению, – раздается мелодичный голос Элизабет. – Вы должны научиться величию. Думать о подобных мелочах – ниже вашего достоинства. Ой, пошла прочь, муха! Неужели они летают парами?!

Я смотрю на домики вдали; несмотря на жару, из одного клубится дымок. Но что правда, то правда – если их убрать, вид будет намного лучше. Все же стремятся к идеалу, разве нет?

– Отлично, тогда уберите их, – бормочу я д’Ислу, который одобрительно кланяется.

Мы продолжаем прогуливаться по террасе, чтобы посмотреть, как продвигается строительство каменной лестницы, которая ведет к реке. Белый известняк из Лимузена, на каждой ступеньке лестницы вырезаны волны и рыбки.

– Я спущусь и поднимусь два раза. Смотрите на меня, – говорит Берни, решительно направляясь вниз. Мы смеемся над его покачивающейся походкой, а он, еле спустившись, сдается и скидывает неудобные туфли, красные каблуки которых не меньше пяти сантиметров.

– Что за напасть эти москиты! – жалуется Элизабет, ударяя себя по щеке, и на ней остается едва заметный след крови, которая смешивается с румянами. – Это уже пятый за сегодня. Плевать на эту деревушку – что делать, чтобы избавиться от этих летающих дьяволов?

Но вскоре все эти мелкие заботы поблекли перед моим собственным горем: ребенка больше нет. Кровь, слезы и уединение в собственной спальне, чтобы выплакать поселившуюся в душе боль.

Весь Версаль, в котором уже и ступить негде, затаив дыхание, ждет, когда у дофины начнутся схватки. Я держусь подальше от ее переполненных покоев, сижу в своих апартаментах с Элизабет и Франни. Пытаюсь читать новый перевод «Памелы»[8] на французский, но мысленно постоянно возвращаюсь к Луи, который сейчас так далек от меня, в огромном зале, поглощенный всеми этими церемониями вокруг рождения будущего короля. Он вернулся всего четыре дня назад, и наше воссоединение превзошло все мои ожидания. Я плакала, и король плакал вместе со мной.

Даже если бы мне было позволено входить в покои дофины, мне самой не хотелось бы находиться среди этой толпы зевак, которые сгрудились вокруг, болтают, играют в карты. Я до сих пор не отошла от боли утраты ребенка, и теплых чувств к дофине не испытываю. С ее стороны я видела только холодность, а ее супруг так и продолжает метафорически показывать мне язык. Но ради Луи, ради Франции я желаю ей всего самого хорошего.