– Хорошокин уже на пути к зачету, – обрадованно прокомментировал две неуверенные строчки Хорошокина Сахов. Второй комментарий был еще более оптимистичным. У Хорошокина появилось еще три строки, а Сахов назвал это хорошей предпосылкой.

Голос и интонация Александра Симоновича показались Вилену подозрительно знакомыми…

– А теперь пойдет к доске и нам споет самая красивая, самая умная девочка, – голосом Александра Симоновича говорил учитель пения Александр Матфеевич. – Давай, Хорошокин Виля, спой нам про родимый край.

«Какая я тебе красивая девочка, я некрасивый мальчик», – злился Виля, выходил к доске, и слова песни о любимом крае и звуки ее музыки напрочь вымывались злостью из головы Вилена.

– То березка, то рябина, Украина над рекой, – ломающимся голосом, соревнуясь с баяном, путая слова и ноты, пропевал Виля ненавистную пионерскую песню.

– Какая еще Украина над рекой, Хорошокин?

– Как это какая, край родной навек любимый.

– Нет на Украине ни березок, ни рябин…

Спас Вилена от дурацких шуток Матфеича дитя оттепели КВН.

Покатилось это дитя снежным комом от Москвы до самых до окраин, и накрыли дитя и снежный ком веселую и находчивую часть жителей Серебрянска стремительным домкратом.

Веселые стали объединяться в кавээновские стайки, а находчивые эти стайки возглавили и устроили соревнования. По всем серебрянским предприятиям и учреждениям пронесся кавээновский смерч. Залетел он и в центральную районную больницу. И веселые врачи и медсестры решили, что самым веселым и находчивым является папа Вили.

Почему они так решили, Виля не понимал.

Может, потому что у них была самая большая библиотека в Серебрянске, может, потому что отец выписывал «Литературную газету» и журналы «Наука и жизнь» и «Знание – сила», а может, просто отец знал много армянских и еврейских анекдотов и разбавлял ими политинформации.

Сопровождать музыкой выступления больничной команды пригласили Вилиного учителя пения Александра Матфеича.

И сразу же хорошенькой и умненькой девочкой стал добрый, заторможенный гигант Вова Татаровский.

Других шуток у учителя пения не было.

Впрочем, еще одну шутку он отчебучил, а может, отчечетил, когда сбежал от жены с десятиклассницей то ли на БАМ, то ли на целину, то ли на другие стройки социализма. Благо баянисты с десятиклассницами были нужны везде.

Сладостная лихорадка КВН охватила Серебрянск. Билеты в серебрянский театр распределялись по спискам. Легче было достать билет на концерт заехавшего случайно в Серебрянск Кобзона. Виля стал классной знаменитостью. Он мог провести несколько друзей за кулисы.

Больница выигрывала одну игру за другой, а отец – все капитанские конкурсы.

И только капитану швейной фабрики отец проиграл. Она знала ответы на все вопросы наизусть.

В финале больница встретилась с командой завода подъемного оборудования.

В райкоме комсомола волновались. Все-таки в Советском Союзе ведущая роль принадлежала пролетариату, а не врачам и медсестрам. Завод должен был победить. Игра шла очко в очко, и даже капитанский конкурс отец Вили сыграл вничью. Выручил больницу и добил пролетарскую команду конкурс подарков.

Когда в зале запикали позывные из космоса и раздались слова приветствия очередного космонавта очередному съезду КПСС, зал затих. Таких подарков Серебрянск еще не слышал.

Все было просто. Звучала пластинка, подаренная делегату съезда, дважды Герою Социалистического Труда, знаменитой доярке Валентине Певченко. А Валентина Певченко, как и многие другие, лечилась у Вилиного отца.

Когда в третий раз Сахов увидел у Хорошокина целый исписанный лист, он решил вчитаться.

– Ну что же вы, Хорошокин, придется вам прийти в следующий раз, все у вас шиворот-навыворот, – расстроенно и очень учтиво сказал Сахов.

– Александр Симонович, а у вас в роду апостолов не было? – спросил расстроенный Вилен, забирая зачетку.

– Не было, отца по святцам назвали, а может, и были, кто их знает? Ты это к чему, Хорошокин?

– Наука у вас больно сложная – зубцы, резцы, механизмы.

– Никакая она не сложная, ну-ка ответь, у кого бывают зубцы?

– У шестеренки.

– А резцы?

– У токарного станка.

– Ну а что такое механизм?

– Приспособление для механических действий.

– Вот, а ты говоришь сложная.

– Ты откуда приехал, Хорошокин? Акцент у тебя украинский.

– Из Серебрянска.

– А-а-а, слышал, Тургенев про него писал.

– Где? В «Отцах и детях» ничего про него не сказано.

– Так Тургенев еще «Рудина» написал и «Вешние воды». Ладно, давай зачетку, а то еще из-за меня уедешь навсегда в Украину над рекой.

«Откуда он знает?» – изумился Вилен.

– Ну а где же твой Серебрянск, если не над рекой? – успокоил Вилена Сахов.

Первый зубрительный зачет был получен.

После зачета Виля был допущен к сессии и уперся в химию, зубрительнее которой были только «материалы» и «лампочки», но, чтобы до них дойти, надо было проскочить химию. Перед химией Вилен с температурой 38 сдал математику на четыре и пришел сдавать химию со сбитой температурой и воспалением среднего уха, но об этом он тогда не знал, как не знал, что можно было пойти в медпункт, взять справку и перенести сессию.

Вилен просто плохо слышал, плохо соображал и вообще был не в духе. Все это очень раздражало кандидата химических наук Лепорскую. Лепорская была известным ученым и уже в те времена пыталась с помощью электролиза перевести автомобили на электрическую тягу. Всеми силами с помощью наводящих вопросов пыталась она перевести полуотсутствующего Вилю из болезненного тумана, окутывавшего его, в химическую реальность, и даже спросила, при какой температуре плавится фосфор. Вилен знал, при какой температуре кипит вода, при какой она замерзает, он даже знал температуру солнца. Но почему он был обязан знать про какой-то фосфор. «Что, я вам справочник?» – обиделся Вилен.

– Ну знаете? – обиделась Лепорская и отдала Вилену зачетку.

– А оценка? – спросил Вилен.

– «Неуд» с первого раза не ставят, придете еще раз.

И Виля с острой болью побежал к ухо-горло-носу. Ворвался к нему без очереди и оказался у врача земляка-украинца, бывавшего в Серебрянске и знавшего его отца. Хоть что-то хорошее произошло в этот день у Вилена.

Со второй попытки химия тоже не была сдана, но на следующий день на лекции Вилен был удостоен особого внимания. Перед всем потоком Лепорская объявила, что у нее со студентом Хорошокиным, кажется, налаживаются конструктивные отношения и она надеется в следующий раз поставить Хорошокину хорошую оценку. Так и произошло: Вилен поднатужился и надежды оправдал.

– Чего ты не пошел сдавать химию к Ивановой, у нее все сдают? – спросил Вилена Леха.

– Не знаю, – честно ответил Вилен.

На третьем курсе появились «лампочки» и «материалы». «Лампочками» назывались транзисторы, диоды, тиристоры, электронные лампы и все, из чего можно собрать любое электронное устройство. Читал их профессор Рогинский. Им был написан знаменитый учебник, по которому учились студенты многих вузов СССР. Вилен тоже решил, что будет учиться по знаменитому учебнику, на лекции ходить не будет и придет прямо на зачет. Так он и сделал.

– Что-то я вас не помню, молодой человек, давайте-ка к доске, – сказал профессор, и Вилен пошел к доске, а остальные сели за парты, открыли конспекты и стали писать ответы. Оказывается, тем, кто ходил на лекции, это не возбранялось. Вилен честно проштудировал учебник, но, оказалось, тому, кто не ходил на лекции, помочь не могло даже знание учебника наизусть. 45 минут Вилен рисовал характеристики, схемы и графики, и 45 минут Рогинский его внимательно слушал и не менее учтиво, чем другие преподаватели, предложил Вилену прийти в следующий раз. И Вилен, как в будущем на работу, каждый день приходил к нему в лабораторию и уходил ни с чем. Когда до сессии оставалось пять дней, Вилен спросил Рогинского: «Виктор Михайлович, вы, что, хотите, чтобы меня выперли из института? Я же знаю ваш предмет не хуже других».