Литмир - Электронная Библиотека

— Ныне нам не до книг, — проговорил юный царь с сожалением в голосе, — теперь едва выберется часок, когда можно заглянуть в книгу; боюсь, и перезабуду всё!

— Всему, государь, будет время. Покончив слушанье дел с боярами, можно иногда и почитать будет; я могу прочесть тебе по твоему приказанию, — говорил Полоцкий голосом вкрадчивым, но сохраняя достоинство и важность своей монашеской осанки.

— Скоро пожалует ко мне царевна Софья с сёстрами, — сказал царь, озабоченно поглядывая на большие часы, стоявшие перед ним на столе, поодаль от его серебряной чернильницы и лебяжьих перьев, которыми обыкновенно писал он.

— Я удалюсь пока, государь, буду ждать, когда снова ты потребуешь меня к себе.

— Ужо вечером, отдохнув после обеда… — проговорил юный царь, — а пока уходи, Ситианович.

Глубоко поклонившись, с рукой на груди, задумчиво улыбавшемуся государю, Симеон Полоцкий вышел. Царь Фёдор поглядел вслед уходившему, а потом снова взглянул на часы. Затем рассеянно окинул он взором всю свою комнату, расписанный изображением святых потолок и обтянутые червчатым сукном стены. Он взглянул на свои книгохранилища, шкапы у стен и снова задумался. Взгляд его остановился на тяжёлой бархатной занавеси противоположной двери, которая различными переходами вела на половину царевен, сестёр его. Тяжёлая занавесь зашевелилась.

— Войдите, я жду вас, — проговорил Фёдор, посылавший за сёстрами.

Занавесь отклонилась в сторону, и на пороге двери показалась рослая и крепко сложенная сестра больного царя, царевна Софья.

— Мы к тебе, государь-братец, — произнесла она сильным грудным голосом, который подходил к её наружности. — Слышали, что дозволил ты нам, сиротам, навестить тебя, государь, — сказывал нам наверху князь Василий Васильевич. Как твоё царское здоровье? — спросила царевна, подходя ближе.

— За твою заботу обо мне благодарствую. Входите!.. — говорил Фёдор, продолжая глядеть на отворенную дверь, в которую одна за другою входили пять остальных сестёр его. Появление молодых царевен в богатых цветных нарядах развлекло на минуту раздумье юного царя. Он с любопытством оглядел их богатые одежды, их атласные и бархатные шубки, как назывались широкие верхние платья, с висячими до подола рукавами, из-под которых видны были на руках узкие рукава верхней шёлковой сорочки, набранные на руку густыми сборками и стянутые запястьем из жемчуга и золота у кисти рук. На головах царевен блистали золотом и жемчугом с цветными камнями девические повязки, напоминавшие короны; лёгкие белые покрывала накинуты были на головы сверх этих повязок; такие покрывала всегда дополняли женский наряд того времени.

За царевнами вошла пожилая, приближённая их, боярыня, высокая, худая, с истомлённым лицом. Это была Анна Петровна Хитрово, славившаяся своею набожностью и строгим постничеством.

Сёстры по очереди подходили к царю, кланяясь перед ним, и каждая спрашивала его о здоровье.

— Чувствую себя полегче ныне; опухоль в ногах поуменьшилась, спасибо за вашу заботу обо мне! — ответил юный царь.

— Как нам о твоём здоровье не пещись? Ты один у нас остался покровитель наш! — проговорила царевна Софья, опустив на грудь опечаленную голову. Одна из сестёр её подняла к глазам своим шёлковую, шитую золотом ширинку, чтобы вытереть навернувшиеся слёзы при словах Софьи.

— Все мы сироты, — продолжала свою речь царевна Софья, — без отца и…

— И без мачехи… — проговорил юный царь, значительно взглянув на сестру, по лицу которой мелькнула сдержанная усмешка.

— Правда? — проговорил брат, от которого не укрылась её улыбка.

— Все мы готовы исполнять приказанья твои, не сетуем на них, — ответила царевна, низко наклоняя перед братом голову. Она поняла намёк брата на удаление из кремлёвских дворцов мачехи их, овдовевшей царицы Натальи Кирилловны. Софья снова весело подняла голову, гремя при этом подвесями бархатной головной повязки, походившей на корону.

— Я не видел на тебе прежде такой красивой повязки, — проговорил Фёдор.

— Новая повязка, государь. По моей просьбе вышивальщицам заказывали. Кто ныне был у тебя, государь, из бояр? — спросила царевна.

— Был боярин Матвеев, — ответил царь, задумчиво всматриваясь в лицо сестры.

— Всё он! — проговорила царевна Софья, значительно взглядывая в глаза брата.

— И всюду он, — с ударением произнесла боярыня Хитрово. — Посещает он тебя, великий государь, и водит доктора, и заправляет аптекой; а болезнь твоя не покидает тебя за всё долгое время! А мы за тебя непрестанно молимся, чтоб исцелил тебя Господь. Глядит ли боярин Матвеев усердно за аптекой, допивает ли он после тебя, государь, остатки лекарства?

— Как велено, всё исполняет, кажется, — проговорил юный Фёдор, но на лице у него пробежали тени неудовольствия, и брови сдвинулись на лбу его.

Если посещение царевен-сестёр сперва приятно развлекало его, то долгое пребывание боярыни Хитрово под конец волновало Фёдора и утомляло. Сама царевна Софья и её приближённая боярыня, эта великая постница, внушали ему тревожные мысли и подозрения. Лицо его при них теряло свою ясность. Под видом заботливости об его здоровье они пользовались возможностью набросить тень на лица, не любимые ими. В особенности нападали они теперь на боярина Матвеева, опасаясь, что, оставаясь в милости при юном государе, он по-прежнему, как было то недавно ещё при жизни царя Алексея, будет держать всё в своих руках и станет у них на дороге. Заметив молчание и смущённый вид Фёдора, царевна поспешила, однако, переменить разговор.

— Ты что-то читал, государь? — спросила она, указывая на книги, лежавшие пред ним на столе.

— Нет. Я отпустил от себя Симеона Ситиановича: ожидал, что придёшь ты навестить меня.

— Так мы не станем мешать тебе, государь! — сказала Софья. — Позволь лишь поглядеть, что за книги это, не новые ли?

— Кажется, читывал их Симеон Ситианович и тебе, царевна.

— Да, государь! Много ему благодарна и молю за него Господа за то, что открыл Симеон Ситианович свет очам моим своим учением! — говорила царевна Софья, перебирая книги.

Она нашла между книгами царя «Беседы Иоанна Златоуста», переведённые с греческого языка. Прочла заголовок книги: Василиологион, сборник историй о царях: «персоны Ассирийских, Перских и Греческих и Римских царей», как гласил заголовок книги, построенной, по выражению того времени, в Посольском приказе. Тут же была книга «О избрании на царство Михаила Фёдоровича» и лежало несколько стихотворных произведений самого Симеона Полоцкого, учёного монаха, призванного когда-то самим царём Алексеем из Полоцка во время похода царя в Литву.

— Мы все с благодарностью чтить должны Симеона Ситиановича, — говорил царь Фёдор, пока сестра его рассматривала книги, — учит он легко, словно забавляет ученика; а сам он много трудится; он составил столько книг, из них же каждый, когда прочитает их, узнать может много полезного, чему не учился, в ребячестве быв.

— Вся жизнь его обращена на пользу людям всем, — подтверждала Софья похвалы брата Симеону Полоцкому.

— Он же советует и нам, — продолжал Фёдор, — устроить школу для детей боярских и духовных лиц, чтобы могли они учиться языку греческому и другим наукам.

Царевна внимательно слушала речи брата и, развернув стихотворный сборник Симеона Ситиановича, прочла несколько отрывков из его вирш своим звучным и сильным голосом, причём яркий румянец от смущения и удовольствия разлился по её лицу, дышавшему здоровьем, которого так недоставало четырнадцатилетнему царю, её брату!

Она читала:

Франциск именем первый краль французский бяше
Сей яко писание и мудрость любяше
(Ея же родители его не любяху,
Но подобием варвар в простоте живяху).
Благо убо есть царству, егда благи нравы
Царствуяй восприемлет ради всех исправы.
26
{"b":"625100","o":1}