— Пацана нужно спасать, Шнай, — нервно подёргиваясь, произносит Ландерс, когда они снова остаются одни. — Но даже если бы двери были открыты, а машина в нашем распоряжении, он же сам не дастся! Ты слышал, что он буровил? Ангелы воссоединятся… Чего там ещё? Этот зомбёж похлеще любого ваххабизма будет!
— Вот именно! Теперь ты понимаешь, почему полиция нам не поможет? Вот если бы сюда нагрянули “Нечужие дети” со своими мегафонами и прямыми трансляциями в интернет…
— Сплюнь, Шнай! Здесь и своих сумасшедших хватает!
Шум моторов раздаётся со двора, и тут же витражи затеняет силуэтами человеческих фигур. Не сговариваясь, Шнайдер и Ландерс бросаются наверх — на второй этаж, к хорошо знакомому коридорному окошку. Пара внедорожников притормозили на противоположной от церковного двора обочине дороги — всё, как во время предыдущего набега! Контингент тот же — фрау Керпер вышагивает во главе группы и направляется прямо ко входу в церковь. Мужчины приседают, прячась под окном, и продолжают вслушиваться.
— Закрыто. Наверное, у святош понедельник — тоже выходной. Что ж, подождём кого-нибудь из местной администрации. Раз уж пресса окрестила именно нас убийцами старого настоятеля, то почему бы нам наконец не осмотреться на месте вменяемого нам преступления?
Хрипловатый и нагловатый говор фрау Керпер друзья узнают сразу — но с кем она разговаривает? Ощущение такое, что она готовила свой монолог заранее.
— Наверное, пишут на камеру, — шепчет Ландерс. — И как у них только совести хватило сюда заявиться? Как думаешь, то, что говорят о них в прессе — правда?
Шнайдер понимает, что друг имеет в виду обвинение организации мадам Керпер в смерти Майера. День назад он и сам в этом не сомневался. Но минувшая ночь внесла коррективы в его мироощущение. И Пауль, не дождавшись ответа, понимающе кивает — после всего случившегося он тоже больше не склонен делать скоропалительных выводов.
— А ну, вон с наших земель! — со двора раздаётся громогласный приказ Гюнтера, снова взявшего на себя роль вожака. Судя по нарастающему шуму, он появился не один — люди продолжают прибывать на церковный двор.
— Мы требуем доступ в церковь! — отвечает некто из числа общественников. — Раз уж продажные журналисты не гнушаются обвинять нас в убийстве, а полиция не особо рвётся докопаться до правды, мы решили взяться за собственное расследование!
— Вооон, пошли вооон! — раздаётся уже отовсюду.
— Мы — зарегистрированная общественная организация, и у нас есть права, прописанные в законе об НКО. В частности — право на беспрепятственное нахождение в местах общественного пользования. Вы не можете запретить нам доступ в церковь. Церковь — публичное место!
— Рюккерсдорфская Церковь — собственность Католической Церкви Германии. И вы здесь — персоны нон-грата. Отправляйтесь восвояси, богомерзкие… — скрипучий голос принадлежит пристарелой органистке фрау Мюллер.
— Ну, раз так, — встревает Керпер. — Ханс, ты снимаешь? Снимай всё! Их заявления пригодятся нам для суда! Раз так — мы вернёмся с полицией. Запретить доступ в церковь полицейским вы не сможете ни по каким законам. Так что…
Шнайдер и Ландерс испуганно переглядываются. Да кто вообще подослал сюда этих скандалистов? Новость о полиции наверняка взбесит местных — как бы не случилось чего похуже, чем… А если полицейские обнаружат трупы ночных набежчиков? И вдруг об их пропаже уже спохватились их собратья…
— Отец Кристоф, где Вы?
Тонкий голосок раздаётся со стороны запасного выхода. Кристоф тут же спешит на зов, и Пауль — за ним. Задняя дверь церкви, которой ни Шнайдер, ни тем более Ландерс отродясь нe пользовались, приоткрыта — на пороге стоит маленькая Эльза Дюрер со связкой ключей.
— Отец Кристоф, мои родители просили передать, что в связи с внезапной угрозой нам придётся изменить планы и провести ритуал защиты в ближайшие дни. О деталях Вам сообщат. Готовьтесь крестить Клемена, раз уж конфирмации нам не дождаться. Вот, — она протягивает Шнайдеру его безжизненный мобильник и ключи от церкви. — Ступайте домой, пока чужаки Вас не заметили. И помните: — она прикладывает палец к губам и пучит глаза: — Тссссс.
— Шнайдер, идём скорее, — поторапливает друга Ландерс.
— Боюсь, если Вы куда и пойдёте, то только к себе домой, отец Пауль. Ваша машина всё ещё там, где Вы её оставили. Поезжайте в Нойхаус и не появляйтесь здесь в ближайшее время. И без глупостей — не подводите своего друга.
Мало того, что десятилетняя девочка говорит поучающим тоном видавшей жизнь женщины, так ещё эти словечки… “Не подводите друга” — либо это кажется завуалированной угрозой, либо это она и есть. Ландерс собрался уже поспорить, но Шнайдер выталкивает его на крыльцо заднего входа, не давая ничего сказать.
— Пойдём, Пауль, девочка права — тебе нужно домой. Эльза, — обращается он к семенящей за их спинами девочке, — передай родителям, что я всё понял.
Священники держат путь к дому Кристофа перебежками, скрываясь за кустами и деревьями. Гул церковного двора удаляется, и вместе с тем — затихает. Общественники нехотя убираются восвояси, пообещав вернуться. Они вернутся — в этом никто не сомневается, и если на этот раз они притащат с собою полицию…
— Пауль, дружище, садись в машину и поезжай к себе. И ни о чём не беспокойся! И не бойся за меня! — Кристоф говорит вполголоса, будто даже газоны в Рюккерсдорфе имеют уши. Уже возле машины он крепко обнимает недоумевающего друга: — Ни с кем не связывайся. Я сообщу, как только будут новости. Пусть обезумевшие приспешники Сатаны думают, что я с ними. Обманем их, усыпим их бдительность! Господь нас не оставит! Правда святая на нашей стороне! Помни: главное — спасти мальчика! Поэтому мы не должны давать безумцам повода для поспешных действий. Ступай, Пауль, я позвоню на днях, если что… Молись за меня, мой Пауль…
Кристоф не выпускает растерянного друга из объятий. Он тараторит без умолку, скорее стараясь убедить себя, чем Ландерса, в том, что надежда есть, что всё образуется… Сквозь пелену слёз смотрит он вслед удаляющемуся фольксвагену — в который раз, но кажется, будто именно этот раз — особенный. Он щурится на солнце, и вдруг ему думается, что он не надеется увидеть друга вновь. Возможно, так тому и быть. Он спасёт мальчика, или сам погибнет. И Ландерс не должен рисковать из-за его, Шнайдера, ошибок, из-за грехопадения его прихода, из-за его личной, выстраданной миссии… Прощай, Пауль, ты самый-самый лучший, не печалься обо мне…
***
Довольная тем, как ловко она подтолкнула фрау Керпер на нужный путь, Катарина вернулась в келью. В её планах — переоблачиться в клерикальное и присоединиться к сёстрам за обедом. На послеобеденное время матушка Мария назначила всеобщий сбор: впереди целое лето и множество праздников по всей Баварии. По традиции монастырский хор отправится на своеобразные гастроли по городкам региона — выступать на местных мероприятиях, параллельно с песенной выполняя свои гуманитарные и прозелетические миссии. Нужно определиться с репертуаром, графиком репетиций, составом хора и прочими организационными моментами. За это сёстры и любят лето — путешествовать по городкам, знакомиться с новыми местами, встречаться с новыми людьми. Жизнь монахинь не так скучна и однообразна, как об этом принято думать. В двадцать первом веке молитвами и натуральным хозяйством уже не проживёшь — Церковь поддерживает инициативы на местах, поощряя активные братства и сестричества. Монастыри по всей стране закрываются один за другим, будучи не в силах содержать свои владения и не находя поддержки как у католического руководства, так и у гражданского общества. Аббатиса давно приноровилась держать руку на пульсе времени. И куда бы они ни поехали, всюду славят сёстры своего епископа, разнося славу о нём далеко за пределы родного Аугсбурга. А епископ Лоренц умеет быть благодарным — в своё время он поддержал аббатису, тогда ещё молодую и неопытную руководительницу, и помог спасти монастырь святой Елизаветы от расформирования. И его поддержка, как финансовая, так и дружеская, помогает монастырю не только держаться на плаву, но и развиваться. Сёстры горды тёплыми отношениями между своей строгой наставницей и блистательным епископом аугсбургским, и только сама Мария знает, откуда эта дружба ведёт начало.
