– Совсем ничего? – Фрэнсис со стыдом осознала, что пытается выведать у мистера Барбера какие-нибудь подробности следствия. Но он явно знал очень мало – даже не слышал, например, что ограбления не было. Казалось, ему даже слегка полегчало, когда она сообщила это. Узнав, что она ездила с Лилианой в морг на опознание, мистер Барбер взглянул на нее со светлой, печальной завистью.
– Значит, вы тоже видели Лена? Мы хотели его увидеть, но полицейские отсоветовали. Врач только-только завершил посмертное вскрытие и еще не привел тело в порядок. Как он выглядел?
Фрэнсис вспомнила пластилиновое лицо Леонарда.
– Совершенно спокойным. Даже… безмятежным.
– Правда? Это хорошо. Да, мы хотели увидеть Лена, но нам сказали, сегодня лучше не стоит. Однако нам позволят забрать его домой, пока идут приготовления к похоронам. Мы поговорили с Лилианой, и она не против. Так что вам с вашей матушкой не придется беспокоиться на сей счет. Завтра забрать Лена не получится, поскольку завтра воскресенье, так что заберем в понедельник, и он побудет у нас дома. Они отнеслись к нам с пониманием, полицейские. Да, с большим пониманием. Конечно…
Внезапно мальчик испустил пронзительный стон, заставивший всех вздрогнуть: горе его прорвалось наружу и он уткнулся лицом в рукав. Мистер Барбер успокоительно похлопал сына по дергающемуся плечу, но мать с упреком сказала:
– Такой большой мальчик, ну как не стыдно! Что подумают дамы?
Когда Хью наконец поднял голову, Фрэнсис с содроганием увидела, что он опять улыбается вымученной неживой улыбкой, хотя по щекам ручьями льются слезы.
Закрыв за Барберами переднюю дверь, она вернулась в гостиную и тяжело рухнула на диван.
– Боже, это было ужасно.
Мать, выглядевшая хуже уже некуда, вытаскивала из кармана носовой платок.
– Ох, Фрэнсис, поскорее бы этот день закончился! Несчастные родители! Потерять сына – да еще таким образом!
– Да, конечно.
– И вдобавок потерять внука!
– Да. Это… слишком жестокий удар.
Мать прижимала платок ко рту, но не плакала. Она сидела с понуренной головой и крепко закрытыми глазами – и по этой ее знакомой позе Фрэнсис поняла, что сейчас она думает не столько о Леонарде, сколько о собственных своих потерянных сыновьях и внуках, погружается в сумрачные области своей души, населенные только призраками, только теми, кого нет и никогда не будет.
Фрэнсис вдруг почувствовала себя бесконечно одинокой, и ей нестерпимо захотелось увидеть Лилиану. Может, все-таки подняться наверх, всего на пять-десять минут? Только чтобы убедиться, что с ней все в порядке? Но сейчас там опять возникло какое-то оживление. Завопил младенец. Зашумела вода, побежавшая из крана. Свет в гостиной чуть померк, когда на плиту в кухоньке поставили чайник. Между ними двумя по-прежнему стояла непреодолимая преграда из суеты и волнения – и до Фрэнсис наконец дошло, что так будет еще долго, не несколько ближайших сумбурных часов, а многие-многие дни. Одна чрезвычайная ситуация, с которой они вдвоем разбирались прошлой ночью, породила множество чрезвычайных обстоятельств, которые разлучат их неизвестно на какое время.
От одной этой мысли Фрэнсис заколотило. Пытаясь успокоиться и соблюсти видимость обычного распорядка жизни, она пошла в кухню, чтобы приготовить какой-нибудь ужин. Долго стояла, тупо пялясь на полки кладовой, потом открыла банку солонины и сварила два яйца. Они с матерью через силу поели, а после им ничего не оставалось, как вернуться в свои кресла у камина и просидеть там остаток этого кошмарного дня.
В девять часов на лестнице раздались шаги, затем в дверь гостиной тихонько постучали. Это были Нетта и Ллойд, с маленьким Сидди, спавшим на руках у отца. Они отправляются домой, сообщили они Фрэнсис. А по дороге завезут миссис Вайни и Мин на Уолворт-роуд. Вера остается с Лилианой, которая, невзирая на все уговоры, категорически отказалась покинуть дом.
– Мы рассудили, что лучше не раздражать ее сейчас, – доверительно сообщила миссис Вайни, спускаясь по ступенькам за ними следом. – Лил маленько поспала и маленько поела, но по-прежнему выглядит страшнее смерти, доложу я вам. Вера за ней приглядит, и мы посмотрим, как она будет настроена завтра. Мне лично было бы поспокойнее, будь она со мной рядом, я точно знаю. Да и вам с матушкой за что такое наказание – вся эта сумятица в доме?
– Пожалуйста, прошу вас, не думайте об этом, – сказала Фрэнсис.
– Нет, мисс Рэй, вы и так столько для нас сделали! Нам и в голову не придет просить вас еще о чем-то. Раньше или позже, но мы по-любому перевезем Лил к нам в Уолворт, не бойтесь. А пока кто-нибудь из нас будет постоянно находиться здесь с ней – либо одна из ее сестер, либо я сама.
Фрэнсис ничего не смогла ответить. С чувством, близким к отчаянию, она проводила Лилианину родню и приступила к своим ежевечерним обязанностям. Мать волновалась, надежно ли заперты окна, и Фрэнсис пришлось переходить от одного к другому, демонстративно проверяя щеколды. Поднявшись наконец наверх и увидев, что дверь Лилианиной спальни закрыта, она немного поколебалась, не постучаться ли. И только мысль, что разговаривать с ней придется в присутствии Веры, заставила ее двинуться дальше. Но очевидно, звук шагов донесся до женщин: направляясь к своей комнате, Фрэнсис услышала голос Лилианы, напряженный, но внятный: «Там Фрэнсис, да? Позови ее!» А мгновение спустя дверь отворилась, и из-за нее высунулось острое лицо Веры. Ей нужно в туалет, совсем уже невтерпеж. Если мисс Рэй не возражает? Конечно, следовало бы сходить раньше, пока остальные были здесь. Она мигом, одна нога здесь, другая там. Но не хотелось бы оставлять Лил без присмотра…
Лампу Вера забрала с собой, и комнату освещала лишь одна свеча под колпаком. Лилиана лежала в постели, но при виде Фрэнсис порывисто села. Они обнялись, часто дыша, и не произносили ни слова, пока шаги Веры не стихли внизу.
– Ах, Фрэнсис, это было ужасно!
Фрэнсис отстранилась, чтобы заглянуть ей в глаза, взяла бледное лицо в ладони:
– Как ты тут? Я просто с ума сходила! Кровотечение прекратилось, надеюсь?
– Не совсем, но почти уже. Но мои не отстают от меня ни на минуту. А я хочу быть с тобой! Они настаивают, чтобы я пожила у них на Уолворт-роуд. Но ты же этого не хочешь, правда?
– Конечно не хочу.
– А они говорят, что хочешь. Они дали мне какое-то снотворное, и… и у меня в голове мутится.
Они дали ей хлородин, вспомнила Фрэнсис. Она повернула лицо Лилианы к свече и увидела, что взгляд у нее остекленелый. Остекленелый, но все равно полный страха. Лилиана схватила ее за запястья и истерически прошептала:
– Что там происходит, Фрэнсис? Что говорят полицейские? Они же все знают, да? Что Лен вовсе не сам упал? Что кто-то ударил его по голове?
Фрэнсис стиснула ее лицо в ладонях:
– Они ничего не знают наверное. И уж точно не знают, кто его ударил.
– Но они же обязаны во всем разобраться. А значит, станут всех расспрашивать. Они наверняка уже поговорили с Чарли и выяснили, что Лен не был с ним вчера вечером. Они начнут увязывать одно с другим. И инспектор, он все поймет, конечно же.
– Да нет, с чего бы вдруг? Они… ну, рассматривают все возможные версии. Только мы с тобой знаем, что произошло на самом деле. И больше никто не знает. Уясни это накрепко. В этом наша сила. Ты должна помнить об этом, когда тебе снова придется разговаривать с полицейскими. Мы обе должны соблюдать предельную осторожность. Лилиана? Ты меня слышишь?
Лилианин взгляд расфокусировался и бессмысленно блуждал. Сейчас она походила на мать Фрэнсис, которая смотрела не на Фрэнсис, но в глубины своей несчастной души.
Потом Лилиана моргнула и кивнула:
– Да. Да, я буду осторожна.
– По крайней мере, на твоей стороне врач.
Она вздрогнула:
– Врач? Нет, не надо никакого врача!
– В полицейском участке, Лили.
Лилиана с усилием сосредоточила на ней взгляд:
– Такое ощущение, будто это было вечность назад! Матрона заметила, что у меня кровотечение, и мне пришлось как-то выкручиваться. Я сделала вид, будто оно открылось только что, прямо там. Поначалу думала, они мне не поверят. Врач все повторял, что я ну очень уж бледная. Но похоже, он в конце концов поверил. Иначе меня не отпустили бы домой, да?