Но было уже слишком поздно. Скамьи быстро заполнялись репортерами, должностными лицами. Фрэнсис заметила инспектора Кемпа, который больше обычного походил на банковского чиновника сейчас, когда склонялся над скоросшивателем с бумагами, внося авторучкой какие-то пометки в печатный текст. В следующую минуту двери открылись для публики, и в зал вошли три-четыре десятка человек, на чьих лицах было написано одинаковое чувство – отвратительное ликование покупателей, сумевших урвать лучшие товары на январской распродаже. Рядом с Фрэнсис плюхнулась женщина лет пятидесяти пяти. Она шумно выдохнула, закатила глаза, расстегнула две верхние пуговицы своего клетчатого шерстяного пальто и несколько раз оттянула лацкан, проветривая вспотевшую грудь. Как дело об убийстве, так всегда страшная давка, верно? Фрэнсис издалека добиралась, нет? Она лично аж из Паддингтона приехала. Обычно она ходит в суды с подругой – вдвоем проще места занять, – но сегодня у подруги разыгралась невралгия, и вот ей и пришлось одной пойти. Впрочем, оно того стоит. Не пропускать же такое громкое дело; она следила за ним по газетам. Ох и расстроится же подруга, когда узнает, что ей удалось пробиться на слушание!
Говоря все это, женщина беспрестанно шныряла глазами по залу; наконец ее взгляд впился пиявкой в Лилиану:
– Ага, вот и вдова. Совсем не такая красотка, как на фотографиях, согласны? Да, я очень разочарована. А дамы с ней рядом – мать и сестра, полагаю. Не знаю, что за мужчина сидит с ними… О, а это еще кто? – Она повернула голову к дверям, которые распахнулись, впуская троих новоприбывших.
Это были отец Леонарда, дядя Тэд и старший брат Дуглас. Они вошли с неловким видом, и судебный служащий провел их на места. «Нам сюда сесть?» – донесся сквозь общий гул голос Дугласа, и Фрэнсис опять похолодела: ну точь-в-точь голос Леонарда.
Она невольно взглянула на Лилиану. Та тоже смотрела на Барберов, рассаживающихся по местам. Должно быть, два семейства встретились впервые со дня похорон. С минуту Фрэнсис наблюдала, как все они перекидываются взглядами: Вера – мрачнее тучи, миссис Вайни и Ллойд – красные от негодования, а Лилиана – смущенная и несчастная. Трое Барберов тихо перемолвились между собой, затем отец Леонарда встал и двинулся вокруг заполненных скамей, на ходу снимая шляпу. Он приглушенным голосом обратился к Лилиане, она выслушала, вежливо кивая, что-то негромко ответила и протянула руку в перчатке. Он пожал ее, задержал в своей ладони, и они обменялись еще несколькими фразами.
Возвращаясь обратно, мистер Барбер на миг остановился, чтобы пропустить констебля Харди, который ввел в судебный зал еще одну особу – жалкую тщедушную женщину в обвислом коричневом пальто и такого же цвета шляпке. Потерянно озираясь, она направилась к указанному ей месту, а когда мистер Барбер проходил мимо нее – подняла на него страдальческий мутный взгляд, словно прося прощения. Мистер Барбер внезапно переменился в лице, и щеки у него вспыхнули. Усевшись рядом с братом и сыном, он что-то сообщил им; они разом обернулись и принялись бесцеремонно разглядывать женщину. Остальные присутствующие тоже смотрели на нее с любопытством. Соседка Фрэнсис таращилась на нее, как на обезьяну в клетке. Наконец, заметив, что Фрэнсис не проявляет никакого интереса, она возбужденно сказала:
– Разве вы не знаете, кто это такая? Это миссис Уорд, мать парня, которого обвиняют в убийстве!
Фрэнсис взглянула на съежившуюся щуплую женщину и опустила глаза, внутренне корчась от стыда.
Тут в зал вошел судья, и все встали. Затем снова сели, покашливая, шурша бумажками, устраиваясь поудобнее, точно театральные зрители перед спектаклем. Судья произнес вступительное слово с совершенно бесстрастным видом – ничего удивительного, подумала Фрэнсис, ведь для него это просто начало длинного рабочего дня. Он будет рассматривать дело за делом, преступление за преступлением до самого вечера… Но все же убийство есть убийство, и даже в глазах судьи появился интерес, когда пристав велел ввести обвиняемого. Если же говорить о всех остальных – в зале стало еще тише: произошел мгновенный переход тишины в новое качество, сравнимый с резким падением температуры воздуха. Боковая дверь распахнулась. Сержант Хит ввел Спенсера Уорда и сопроводил к скамье подсудимых.
Первым чувством Фрэнсис было полное разочарование. Чего, собственно, она ожидала? Тощий парень, ничем не примечательный – во всяком случае, внешне. У него обычные темные волосы, расчесанные на пробор и смазанные обычным бриолином. На нем обычный синий костюм фабричного пошива с молодежным галстуком обычной пестрой расцветки. Лицо худое, с торчащими скулами; узкая челюсть с крупными скученными зубами – немного похожа на челюсть Леонарда, только подбородок другой, безвольный. И в целом не было в Спенсере Уорде ни Леонардовой пружинистой живости, ни Леонардовой порывистой энергии.
Он вялой, расхлябанной походкой пересек помещение, бок о бок с сержантом Хитом, и поднялся по двум-трем ступенькам к скамье подсудимых, небрежно ухмыляясь – Фрэнсис глазам своим не поверила. Похоже, парень жевал жвачку. Он хотя бы мельком взглянул на свою мать? Да нет вроде. Зато, заметив среди публики нескольких своих приятелей, он перегнулся через ограждение и громко спросил их о чем-то, а когда они что-то прокричали в ответ – гримасой выразил сомнение: вздернул верхнюю губу, обнажая уродливые кривые зубы.
Сержант Хит схватил его за локоть и рывком заставил выпрямиться. Парень снова заухмылялся и продолжал склабиться, когда судебный секретарь попросил его подтвердить, что он Спенсер Уорд, проживающий в Виктори-билдингз на Тауэр-Бридж-роуд. Отвечая, он глупо посмеивался. Зачитанное обвинение не вызвало у него никакой реакции. Фрэнсис ожидала, что Уорд сразу заявит о своей невиновности, но он лишь переменил позу – перенес тяжесть тела с одной ноги на другую, засунул руки в карманы – и принялся жевать энергичнее. Фрэнсис увидела, что шея у него совсем детская: тонкая, белая, немускулистая. Под пиджаком с ватными плечами угадывались очертания лопаток, острых, как металлические пластины.
Фрэнсис изо всех сил старалась найти в парне хоть что-нибудь, вызывающее симпатию, сострадание, – и не находила. При этом у нее в голове не укладывалось, как кто-то может всерьез верить, что он совершил убийство: такой он был молоденький, такой плюгавенький, такой жалкий в своей браваде. Но все присутствующие смотрели на него с зачарованным ужасом. Трое Барберов так и кипели яростью; брат Леонарда, подавшись вперед, сверлил парня злобным взглядом. Судья предоставил слово стороне обвинения, и инспектор Кемп поднялся с места. С пухлой папкой под мышкой, он проворно подошел к свидетельской трибуне, положил ладонь на Библию, протянутую судебным секретарем, и поклялся говорить правду и только правду. Он – Рональд Кемп, сказал он далее, инспектор-детектив Центрального полицейского департамента Лондона. Он вел следствие по делу об убийстве Леонарда Артура Барбера и сейчас с разрешения господина судьи зачитает ряд свидетельских показаний, которые, по его мнению, доказывают необходимость предать задержанного Спенсера Уорда уголовному суду.
Инспектор начал с документов, касающихся последних часов жизни Леонарда и обнаружения его тела. Зачитал рапорты констеблей Харди и Эванса, прибывших на место преступления первыми. Зачитал показания Лилианы, матери Фрэнсис и самой Фрэнсис. Последние Фрэнсис слушала потупив глаза, с пылающими щеками. Чего, спрашивается, краснеть из-за такой мелочи, подумала она, когда есть столько других поводов для стыда? Но все же ей было странно и мучительно слышать собственные свои слова, свои лживые показания, которые сейчас зачитывались столь публично, таким ровным и невозмутимым голосом. Странно было и осознать, как быстро инспектор перешел от ее показаний, и даже Лилианиных, к свидетельствам влюбленной парочки, слышавшей шум в темном проулке, а от них – к тому, что, по всей очевидности, считалось решающим доказательством по делу. Скороговоркой перечислив основные пункты судебно-медицинского заключения, инспектор откашлялся, глотнул воды из стакана и открыл очередной протокол в своем скоросшивателе. Сейчас он огласит свидетельские показания Чарльза Прайса Уисмута, объявил он. Это повторные показания мистера Уисмута, данные полиции вместо изначальных ложных, которые мистер Уисмут отозвал.
