Годы Недавние и давние года Передо мной толпятся, словно люди, Гляжу на них и думаю о чуде: – Еще я жив – Гамзатов из Цада! Года, года! Мне памятен любой, Они друг друга свергли, как владыки. И вот сошлись, но их не схожи лики, Почти как наши лики, меж собой. В числе годов есть многие года, Которые остались дорогими Душе моей, но, встретившись с другими, Печалюсь я, сгорая от стыда. И если тех годов хотя бы день Вернется вдруг и встанет на пороге, Затмит мне душу аспидная тень И вздрогну я, и сна лишусь в тревоге. Былые вспоминаю времена, Иные годы вправду, что вершины. Где доблестью прославились мужчины, Чьи нашим дням созвучны имена. И радуюсь, и плачу оттого, Что, с тех вершин беря свои истоки, Летят сквозь даль пленительные строки В пределы удивленья моего. Недавние и давние года, Смятенье чувств и торжество и удаль, Смотрю на них и думаю, не чудо ль: – Еще ты жив – Гамзатов из Цада! Открыл я книгу вековую Любви чреваты рубежи Всем, от измены до коварства, — Здесь гибли многие мужи, Как на границе государства. Печальной повести листы. Открыл я книгу вековую: Скажи мне, женщина, где ты Была в минуту роковую? Зачем в неведенье спала, Задув огонь оплывшей свечки, Когда два черные ствола Нацелились у Черной речки? Ты перед вечностью в долгу За то, что с белыми крылами Тогда не встала на снегу Пред воронеными стволами. Не ты ли в час, когда сожгла Письмо, чей пепел сжала в горстке, Спасти поручика могла От глупой ссоры в Пятигорске. И не взяла б под Машуком Поэта ранняя могила, Когда бы с вечера тайком Его в объятья ты сманила. Когда бы светом звездных глаз Ты подсветила путь возврата, В лесной трясине б не увяз Горячий конь Хаджи-Мурата. Невеста из аула Чох, Тебя сумел я оправдать бы, Когда б издать не просто вздох Решилась бы во время свадьбы. Зачем твой крик не прозвучал И не узнали люди тут же, Что яд подсыпан был в бокал Эльдарилава из Ругуджа. Верней, чем верный талисман, Среди житейской круговерти Спасай нас, женщина, от ран И заблуждения и смерти. Но пусть, страдая и любя, Лихой достойные кончины, Готовы будут за тебя Собой пожертвовать мужчины. «Чтобы рвануться в схватку, у мужчины…»
Чтобы рвануться в схватку, у мужчины Есть только две достойные причины. И первая: родной страны защита, Граница чья пред недругом закрыта. Вторая – долг, что предками завещан, Мужчинам всем повелевает он: Собой рискуя, защищайте женщин, Как на дуэлях пушкинских времен. Чтоб песню спеть, от века у мужчины Есть только две достойные причины. И первая: любовь к земле родимой, Которая вошла нам в плоть и в кровь И сделалась звездой неугасимой. Вторая – это к женщине любовь! Пять ворот Если вдаль тебя позвало дело Или держишь ты обратный путь, На границе отчего предела Задержаться, горец, не забудь. То длиннее тени, то короче, То прибрежней, то безбрежней высь, На лиловой грани дня и ночи, Как звезда в тумане, задержись! И, дорожным ветром пропыленный, От раздумий голову клоня, Задержись ты, пеший или конный, Как огнепоклонник у огня! Совершая путь небесконечный, С млечной далью связывая близь, У воды, как годы, быстротечной, Горец небеспечный, задержись! То отлоги тропы, то пологи, Посмотри вперед, и оглянись, И перед могилой у дороги В скорби и тревоге задержись! Только ветер, издавая шорох, На просторах не замедлит бег У пяти святых ворот, которых Обходить не должен человек. «Воочью, так горцы считали…» Воочью, так горцы считали, Нас мертвые видеть должны, Когда у надгробий в печали Мы с левой стоим стороны. Гора не сойдется с горою, Но властвует память времен, Поэтому к мертвым порою Живые идут на поклон. Наверно, я был бы не в силе, Венчая молчаньем уста, Прийти к материнской могиле, Будь совесть моя нечиста. И, мать навестив на кладбище, Когда ухожу не спеша, Я чувствую: сделалась чище, Спокойней и глубже душа. Утешится, кто безутешен, Как сказано в древних стихах, А кто перед мертвыми грешен, Еще повинится в грехах. И образ мне видится милый, И даже в далеком краю Я в мыслях пред отчей могилой По левую руку стою. |
