«Ночей и дней все нарастает бег…» Ночей и дней все нарастает бег, В Путь Млечный перейдет тропа земная. Что завещать мне людям, белый снег, Что завещать им, лошадь вороная? Что в дар оставить: к милости призыв? Иль зов к отмщенью, кровника достойный, Чтоб говорили: видел сны покойный, Под голову оружье положив? Мы негодуем, мучаемся, любим, Я сам себе и раб, и государь, И, уходя, что мне оставить людям, Связуя воедино новь и старь? Родов ли зависть, схожую с проклятьем, Вражду племен, коварство ли владык, Что должен я в наследство передать им, Покуда мой не окаменел язык? Я не хочу, чтоб кровь лилась как ныне, И покорялся заново Кавказ. И кадий, необрезанный, в гордыне Звал с минарета совершить намаз. И, обращаясь с укоризной к веку, Я говорю: – Пусть тот из мусульман Не совершит паломничества в Мекку, Который даже не прочел Коран. И, проникавший в роковые страсти, Настанет час — я упаду с седла, Где нет числа канатоходцам власти, Канат высок, но низменны дела. Горит светильник, что зажжен когда-то Моим отцом вблизи ночных отар. И вместе со стихами — сын Гамзата — Его я горцам оставляю в дар. «Когда бы был Корану я обучен…» Когда бы был Корану я обучен И приобщен к молитвам мусульман, Лицо к нагорным обращая кручам, Тебе бы я молился, Дагестан. Но возле эмиратских минаретов, Где путь прервал верблюжий караван, Велением любви, а не заветов Я за тебя молился, Дагестан. Четверку белых лошадей окинув И слушая притихший океан, В лучах заката в стане бедуинов Я за тебя молился, Дагестан. И видел я, но не с колен намаза, Как вновь забрезжил несказанный свет И, проходя по лезвию Кавказа, На равных с небом говорил поэт. Был за грехи ничуть не преуменьшен Его земной пожизненный удел Обожествлять в стихах одну из женщин И чтить, как рай, отеческий предел. «Всему свой срок приходит» Всему свой срок приходит. Под уклон Арба моя с вершины покатилась. Молю, Всевышний, окажи мне милость Своих зимой избегнуть похорон. За тем, чтоб на кладбище кунаки, Пронизанные стужей, коченели, И белые венчали башлыки Их головы под вихрями метели. Не дай, Аллах, мне умереть весной, Чтоб, отложив любовные свиданья, Невесты гор толпились предо мной И черными их были одеянья. Даруй мне тайно умереть, Аллах, Чтоб четверо могильщиков умелых Бестрепетно в отмерянных пределах Земле Кавказа предали мой прах. Осознавать отрадно будет мне, Что друга не оставил я в кручине, А враг не оказался на коне, Лишившись вести о моей кончине. Пусть спутники уверовают в то, Что я заснул под дождик колыбельный И вскоре догоню их на плато Иль в каменной теснине сопредельной. И бороду седую шевеля, Старик промолвит, глядя на вершину: – Я видел сам: в священную Медину Ушел Расул проведать Шамиля. И, улыбаясь, скажет обо мне Правдивая красавица аула: – Я нынче ночью нашего Расула Среди поэтов видела во сне. «Мне жаль, что, как отец, я не владею…»
Мне жаль, что, как отец, я не владею Божественным Корана языком. Отец, тебя я на Коран беднее, Хоть средь людей не числюсь бедняком. Муллою с детства не был я обучен Молитвам предков. Не моя вина. Зато иные я познал созвучья. Иные имена и письмена. Великий Пушкин. «Чудное мгновенье!..” «Я вас люблю…» Я, как в бреду, шептал. В тот миг к его живому вдохновенью, Как к роднику, губами припадал. Прости, отец, что я сказать посмею: «Как жаль, что ты не повстречался с ним! Грущу, что ты на Пушкина беднее. О, как бы он тобою был любим!” Мне зависть незнакома. Но, пожалуй, Прав, утверждая это, не совсем: Признаться, тоже завидно бывало, Когда, увы, я был, как камень, нем. Когда? О, часто! Гостем безъязыким По свету шляться много довелось. Но в мире есть один язык великий — Поэзия! Ты с ним – желанный гость. Понятен он и юноше и старцу, Когда Любовь поет, забыв про все. Шекспир, Петрарка, Гёте… Мне, аварцу, Ты новым братом стал, мудрец Басё. Поэзия – Любовь. Иной причины Искать гармоний, верь, в природе нет. Незримо сходит Бог в тот час с вершины, Когда Он слышит, что поет Поэт… Но стережет нас светопреставленье — Зубовный скрежет, дикий вой и рык. На мир упало умопомраченье: Язык войной поднялся на язык. Вражду смирить ничто теперь не в силах. Бог удалился, оскорбленный, прочь. А ты, Поэт? Удел твой – на могилах Рыдать без слов, не зная чем помочь. Нет, о любви ты петь уже не сможешь. Хоть и минует черная вражда. Убито сердце. Зря лишь растревожишь. В нем счастье не воскреснет никогда. …Иной поэт придет невесть откуда, Мальчишка, шалопай, кудрявый бес. На языке Махмуда и Неруды Споет Любовь. И Бог сойдет с небес. А что потом – неужто все по кругу?.. |
