«Когда мы шли в далекие края…» Когда мы шли в далекие края, «Куда?» – не задавал вопросов я. Я спрашивал: «Когда назад вернемся?» — Там оставалась родина моя. Кровь и слезы Из раны кровь стекает струйкой длинной, По ни слезинки… Есть у нас закон: Дороже крови слезы для мужчины. А иначе — какой мужчина он? «Всему я на свете…» Всему я на свете Люблю свою меру: И утру, и полдню, И сумеркам серым, И снам, и покою, И песням старинным, И даже траве В наших горных долинах. Но только в одном Не хочу я предела: В бурлящем кипенье любимого дела. Хочу я прожить плодотворно и много Не ради того, чтоб бродить по дорогам И греться под солнцем родимого края, И даже не ради тебя, Дорогая. И где б я ни жил, Моя песня стремится К родимым аулам, К любимой столице… Как в песне без жизни – ни слов, ни мотива, Так в жизни нет жизни без песни правдивой. У Цумадинской реки Окутались сумраком дали, Бегут по реке огоньки. Мы тихо коней расседлали И сели на берег реки. А ночь приближалась все ближе, Таинственных звуков полна. Сады и аульские крыши Во тьму погрузила она. Звезда за звездою летела… Заснуть бы, да только невмочь. Вдруг девушка рядом запела, И песни наполнили ночь. О, как они нежно звучали, От первой строки до конца! О, сколько в них было печали, О, как в них любили сердца! И молча у горной речушки Старик, поседевший давно, Нам лил в деревянные кружки Полночного цвета вино. А в песни врывались свирели, Черешня цвела у окна. От песни мы все захмелели, А в кружки смотрелась луна. И снились мне черные косы. И видел я, будто во сне, Как горец, минуя утесы, К любимой летит на коне. А девушка пела про вьюгу, Про то, как два красных цветка Тянулись в долине друг к другу, Но их разделяла река. Про то, как два сердца когда-то Тянулись друг к другу с весны, Да были по воле адата Печальной судьбой сражены. Глотали мы каждое слово, На девушку глядя сквозь тьму. И счастья, казалось, иного Не нужно из нас никому. А девушка пела и пела… И я не заметил средь гор, Как утро рукой своей белой Зажгло на востоке костер. И мы любовались собою И чем-то гордились, когда На конях знакомой тропою Въезжали в аул Цумада… И больно порой мне, ей-богу, Когда я встречаю людей, Что выше подняться не могут Своих обмелевших страстей. Но если я вспомню при этом Ту ночь, что забыть мне нельзя, Душа озарится рассветом И боль утихает моя. И город становится шире, И вижу друзей я кругом… Как много хорошего в мире, Как много красивого в нем! «Мой старший брат, солдат, а не наиб…»
Мой старший брат, солдат, а не наиб, В лихом бою над Волгою погиб. Старуха мать в печали и тоске Поныне ходит в траурном платке. И больно мне и горько оттого, Что стал я старше брата своего. «Свои стихи читать мне странно…» Свои стихи читать мне странно… Какой я, черт возьми, поэт, Когда в моей душе Корана Не просиял нетленный свет? Но если будущий историк, Листая томик мой в тиши, Отыщет все ж среди риторик Живое слово – стон души, И удивится в ту минуту, Готов раскрыть ему секрет: Аллах дарил нам почему-то, Невеждам, свой волшебный свет. Хоть мы и верили, как дети, Своею «правдою» кичась, Что нет тебя, Аллах, на свете, Ты снисходил к нам в страшный час. И мы, не ведая, что с нами, Вдруг обретали, пусть на миг, Родство живое с небесами И сквозь личину – божий лик. Пред вами, древние поэты, Склоняюсь я, ничтожный прах: Вы знали мудрости заветы — Вам диктовал с небес Аллах. «Мстить прошлому, – круша надгробья?…» |
