Лицо девочки вытянулось и посерело, она уставилась на меня глаза полными самого настоящего ужаса. Будто зашел за черту, к которой даже не должен был приближаться. Так что, Мария была права?

— Я не хочу умалять или насмехаться над твоими… переживаниями. Думаю, я должен попросить у тебя прощения так же, как ты у меня, за свою резкость и нетерпимость, — сглотнул ком в горле и бросил взгляд на открытую церковную дверь. Прямо на пороге Мария о чем-то весьма мило беседовали с Ричардом. Смеялась и прикасалась кончиками пальцев к его руке. Как пружина сжалась внутри, с трудом смог усидеть на месте и вернуться мыслями к Элизе, которая так ожидающе наивно смотрела на меня, комкая в руках бумажный платок, что мне стало окончательно не по себе. — Я не в силах ответить тебе взаимностью, не потому что ты этого недостойна, а потому что мое сердце отдано Богу. Я говорю это, чтобы прикосновение к тайне и несение ее не мучали нас обоих.

Элиза отвернулась от меня в сторону, явно готовая разрыдаться. Какого черта она разговаривает с ним?! Неужели рассказывает…

— Мне можно идти, отец Майкл?

С трудом поняв, о чем меня спрашивают, я молча кивнул, боясь выдать гнев голосом. Она нарочно так делает? Нарочно не дает выполнять мою никому ненужную работу? Может Элиза вообще ничего такого и не думала, а я просто попался на дьявольский трюк… Но нет, она же почти плакала… Хотя… Один лишь Сатана может понять женщин.

Только сейчас заметил, что сжимаю сигаретную пачку в кулаке. Прекрасно. Бросил её в мусор и как можно медленнее подошел к смеющейся парочке, скрещивая руки на груди. Никчемная попытка себя успокоить. Первой меня заметила Мария, скользнула глазами, покраснела и, кинув прощальный взгляд Ричарду, проскользнула мимо меня к выходу. Я обернулся, смотря, как быстро она отдаляется, легко ступая по палой листве.

— Прекрасная проповедь, Майкл.

Кивнул, не отрывая взгляда от тонкой фигурки. Подошла к припаркованной на другой стороне улице машине. Счастливого пути, чертова стерва.

— О чем ты с ней говорил?

Брови Ричарда взлетели, отчего лицо удивительным образом стало еще круглее и беззащитнее. Мне стало совестно за резкий тон, и я оборвал себя, не давая продолжить. В конце концов, Ричард точно не виноват, что я способен только на похоть и грех.

— О проповеди. Майкл, я как раз хотел извиниться… — Он даже снял очки, начав протирать их свитером, но я резко покачал головой.

— Не стоит, Ричард.

И прошел мимо него, чувствуя, как блеклый взгляд ввинчиваться в спину. Не придумал ничего лучше, как сесть за переднюю скамью и начать молиться. Прости, Господи, что посредством тебя избегаю разговора с другом… А друг ли он мне вообще? И что есть друзья? Почему я так одинок? Почему я только сейчас это ощутил?.. Это испытание? Я и забыл о том, что совсем недавно видел ее, как испытание веры… Теперь она… Кто? Кто она и почему не может быть никем?

***

Я до последнего оттягивал уход домой. Находил очередное неотложное дело, пока, наконец, не устал до такой степени, что при попытке что-то сделать или прикурить еще одну сигарету не начинала подкатывать тошнота.

И все равно, закрывая церковь, как будто назло, несмотря на резкую боль в горле, закурил, словно поставил перед собой цель самоубиться таким способом в кратчайшие сроки. Кому это все нужно…

Откуда все это в моей голове, иногда кажется, что вместо мозга её нафаршировали тревожным бредом.

Ледяной воздух с моря хотя бы немного заставил прийти в себя и перестать топтаться вокруг прописных истин, которые я все никак не мог разложить по полочкам. Я даже немного ускорил шаг и подумал, что не прочь бы чего-нибудь съесть.

В магазине, в который зашел по дороге домой, долго стоял около витрины с пивом, читая этикетки, но вовремя остановился, стыдливо отведя взгляд в сторону. Что, всё настолько плохо? Наверное. Когда брал очередную замороженную бурду из холодильника, стало так плохо, что готов был разрыдаться прямо там, где стоял, обнимаясь с ледяной картошкой… Побросал в корзинку что-то еще, даже не рассматривая, что именно, и пошел на кассу. Это то, ради чего я каждый день встаю, это прямо оно?

С трудом доплелся до дома, шатаясь как пьяный. Кое-как запихнул еду в старенький холодильник, аппетита уже не было, хотелось только сидеть и курить. Вспомнил, что надо снять куртку. Это было очень утомительно, нести ее на вешалку, поэтому бросил прямо там, где стоял. Туда же полетел свитер. Не могу. Так жарко, что начинаю задыхаться.

Старое вельветовое кресло подо мной жалобно хрустнуло. Опять гудели трубы. К своему стыду не выдержал и разрыдался. Плакал и проклинал себя за это. Как так можно, как девка. Я во что вообще превратился? В какой-то жалкий комок слизи… Прикурил, чтобы немного успокоиться, задумчиво наблюдал за трясущимися руками и разлетающимся во все стороны пеплом. Не знаю сколько так сидел с тлеющей сигаретой, следя за подымающимся дымом в полном отупении.

Мысли снова вернулись к ней, влекомые в этот чертов бермудский треугольник, в котором я пропадал. Прикрыл глаза, вспоминая, как ласкала член руками. Интересно, а если бы взяла в рот, это было бы как… Расстегнул ремень брюк и ширинку, жадно затягиваясь сигаретой. Она бы согласилась… Сделать это ртом… Начал дрочить себе, сначала медленно, но чем сильнее представлял, как член ходит у нее в глотке, тем быстрее… Хорошо бы ей не нравилось, хорошо бы я немного заставил её… Она бы хрипела, когда заставил бы взять глубже… Чтобы, чтобы… Всадил себе окурок в предплечье, сцепив зубы до скрежета. Так тебе и надо, бесхребетный… Провернул в ране, захрипев от боли и бросил дрожащей рукой смятый бычок в стакан, скрючившись в кресле. Это… Это… Ужасно… Все, все что я делаю просто ублюдочно. Вот бы закрыть глаза и все забыть.

Не смог сперва понять откуда шел стук. Словно стучат изнутри по черепу…

Почему именно сейчас, когда нет сил… Распрямился с трудом, подавляя тошноту и дрожащими руки затягивая ремень на брюках. Комната двоилась, приходилось щурить правый глаз, чтобы хоть немного собрать картинку.

За дверью стояла она с каким-то свертком из фольги в руках. Очень строгое лицо и плотно сжатые алые губы. Я привалился головой к двери, покачиваясь.

— Что нужно?

Молча протиснулась мимо меня, заставляя снова вдыхать свой запах и сглатывать набежавшую слюну. Все так же не обращая внимания на меня, прошла к креслу и села на подлокотник. Будто к подруге пришла. Птичка на жердочке. Волнистый попугайчик. Хлопнул дверью с такой силой, что зазвенела дешевая стеклянная люстра.

— Я тебя не хочу сейчас. Не те мысли прочла.

— Сядь, придурок, — с такой яростью выплюнула, что я растерялся, уставившись на нее с молчаливым вопросом. Закатила глаза, цокнув языком, и выдавила из себя с присвистом, — пожалуйста. Я не буду к тебе лезть.

Зачем-то поверил ей и, всё так же шатаясь и припадая почему-то на левую ногу, дошел до кресла, неловко опустившись на самый его край. От нее шло тепло.

— Ты решил себя довести? — Бесцеремонно схватила меня за предплечье, показывая мне же ожог. Будто не в курсе.

— Нет, — отдернул руку, заваливаясь на противоположную сторону кресла подальше от нее, и прикрывая глаза ладонью, — я делал плохие вещи.

Она тяжело вздохнула, прямо чувствовал, как не отрываясь смотрит на ширинку.

— Ну и дурак же ты, Майкл, — зашуршала фольгой. — На, ешь.

Открыл глаза, лицезрея прямо перед своим лицом кусок пирога.

— Меня тошнит, не хочу.

Наклонилась к уху, обдавая горячим дыханием, сразу вспомнил язык ласкающий мочку.

— Если ты, идиот, прямо сейчас не съешь это, я в тебя силой запихну. Не в моих интересах, чтоб ты сдох. На, — всунула в мою руку непонятно откуда взявшуюся вилку, — начинай немедленно. Давай.

На втором куске подпирающая горло тошнота немного отступила, позволяя дышать нормально, а не с силой втягивать воздух. Почувствовал руку на своей спине, как она медленно водит по позвоночнику вверх-вниз, будто успокаивая.