***

И больше я не мог сопротивляться, я был с ней каждую ночь. Целовал ее тело, ласкал языком соски, особенно ей нравилось, когда прикусывал их, она стонала, вскрикивая и откидываясь назад, открываясь для новых ласк.

В ту ночь медленно двигалась, сидя на мне, вцепившись в металлическое изголовье кровати.

— Тебе хорошо? — легла сверху, ища поцелуя и не переставая медленно насаживаться, заставляя меня терпеть возбуждение, отдаваясь мучительной и сладкой игре.

— Да, — как в награду задвигалась чуть быстрее. Схватил ее за бедра, вжимая в себя. Застонала в мой рот, сжимаясь изнутри, невозможно мучительно узкая. Только моя.

— Стань моим Зверем.

Резко перевернулся, подминая ее под себя и удерживая за предплечья, вдавливая ее в кровать со всей силы, так что взвизгнула от боли.

— Ты же говорила, что таких, как я, у тебя тысячи… Что тебя утешат…

От злости вошел в нее резко и больно, заставляя закусывать губу и прикрывать глаза, но подалась вперед, с готовностью обвивая меня ногами. Была рада всему, что делаю с ней.

— У блудницы может быть только один Зверь…

***

Мы стояли на утесе, смотря в черничную пропасть. Марию снова трясло на ветру, и я прижимал ее к себе, укрывая курткой. Сигарета в уголке рта постоянно гасла, отчего приходилось вдыхать с усилием, до головокружения, чтобы раскурить. Макушка Марии с трудом доставала до моего подбородка. Очень маленький хрупкий демон. Как рад быть обманутым. Наверное, я ужасный человек. Больной. Мать мне всегда говорила, что кончу в канаве… Пусть так. Мне все равно.

— Ты правда этого хочешь, Майкл?

Подняла на меня огромные глаза. В них отражался огонек сигареты, как последний ориентир во тьме. У нее такие красивые губы.

— Теперь я только твой пастырь.

Вынул последнюю сигарету изо рта, задумчиво посмотрев на гаснущую вязь пепла, и отбросил ее щелчком в пропасть.