Люди посещали мессы по воскресеньям и церковным праздникам, раз в квартал ходили на исповедь, на Пасху (самые благочестивые) воздерживались от визитов в дома с дурной репутацией — вот, собственно, и всё. Большинство австрийцев назвали бы в ряду церковных праздников и день рождения императора восемнадцатого августа.

Наконец, англичанин поднялся.

— Что ж, юноша, можете передать агентам сатаны в Австралии, что Божьи люди острова Новая Силезия готовы. Разве не написано в Откровении Иоанна Богослова, что зверь, великий грешник, придет из далекой южной страны?

На это мне нечего было ему возразить, хотя я смутно помнил, что Антихрист придет с севера. Но я все-таки решил, что стоит его поправить.

— Простите, мистер Масгроув, но я австриец, а не австралиец.

Он уставился на меня беспокойными бледными глазами.

Австрия? Австралия? Я почти что слышал, как его мозг пытается разделить эти два понятия. Потом он вкрадчиво улыбнулся.

— Ну да, конечно же, Австрия, не Австралия, теперь я понимаю. Вы должны меня простить — я здесь уже пять лет, а хинин через некоторое время начинает плохо сказываться на слухе. Разумеется, я не жалуюсь, надеюсь, вы даже на секунду так не подумали. Да будет так, Господь! Что это за прием? Молитвенное собрание?

— Ни в коей мере, мистер Масгроув. Всего лишь небольшой прием, который капитан проводит для всех европейцев Новой Силезии — хотя, конечно, вас здесь всего трое.

Он посмотрел на меня из-под наполовину прикрытых век.

— А змей будет?

Я на мгновение задумался, о каком змее речь, возможно, это имя какого-то местного вождя, а потом сообразил, что он имеет в виду своего коллегу, преподобного Сэмуэля Трайба из миссии Спердженсвиль.

— Мистер Трайб действительно приглашен, вместе с миссис Трайб. Казначей не мог написать её полное имя на приглашении, поскольку не был уверен, что миссис Трайб вообще существует.

Масгроув лукаво рассмеялся.

— Да она и сама не уверена, если вы меня понимаете. Была обычной шлюхой, пока он ее не подцепил. Нет, юноша, если собираются прийти Трайб и этот римский богоотступник Адамец, я не буду даже обсуждать возможность моего присутствия. «Не склоняйтесь под чужое ярмо с неверными», говорил апостол. Кстати, а будут ли на этом вашем «приёме» подаваться пища духовного характера? Он произнес слово «прием» так, что оно прозвучало как «оргия» или «пир каннибалов».

— Конечно, будут угощения и музыка. Оркестр нашего корабля высоко ценится и играл для взыскательной аудитории везде, где мы останавливались.

Он поджал губы.

— Ни капли алкоголя не коснётся моих губ, я не стану посещать мюзик-холлы или слушать нечестивые песенки, это обет, который я принял, вступив в общество Богоизбранных в Пендже.

— Следует ли это понимать, мистер Масгроув, что вы не сможете присутствовать?

Он на секунду задумался, а затем снова упал на колени в молитве. Теперь это продолжалось добрых полчаса, я неуклюже переминался с ноги на ногу, пока он кряхтел и бормотал что-то про себя. По комнате пролетела муха и уселась ему на нос. Я задумался, не стоит ли смахнуть её, но, казалось, она его не беспокоит, так что я не сдвинулся с места. Наконец он встал.

— Ко мне воззвал Святой дух. Я должен посетить ваш корабль, проповедовать команде и крестить ее. На какое время назначен прием?

— Завтра в половине восьмого, мистер Масгроув. Но что касается крещения команды, боюсь, вся она уже крещеная, не считая нескольких евреев. У нас на борту католический капеллан, и по воскресеньям мы посещаем мессу. Уверен, вам стоит крестить островитян, а не европейцев.

Он поковырял в ухе пальцем.

— Ибо не проповедуй мудрость мира сего. — Он вытащил палец из уха и вытаращился на меня, как умственно отсталый. — Кто не с Господом, тот против него. Никто не обретет спасения в великий и ужасный день Господа, кроме тех, кого помазали кровью агнца. Крестить островитян? Да проще разговаривать с фонарными столбами, чем с этими голыми мерзавцами. Нет, все туземцы, чьи имена вписаны в Книгу жизни ангца, уже со мной и презрели зло.

— То есть отказались от каннибализма и охотой за головами?

Он уставился на меня так, будто я не в своем уме.

— Нет, юноша, отказались от реформистской евангелической баптистской миссии — этого мерзкого любителя шлюх Трайба и его темных делишек. Я приехал сюда пять лет назад, чтобы стать его партнером по спасению заблудших душ, но обнаружил, что он всего-навсего устроил плантацию копры. И тогда однажды ночью на меня снизошел Дух святой — ангел с огненным мечом и открытой книгой. И сказал он мне: «Восстань, Джордж Масгроув, отвергни тех, кто не почитает агнца, и уведи их по водам залива в новое место, и нареки его Реховоф, и я соберу там всех благочестивых людей, избранный народ, и созову из них армию, которая сокрушит врагов моих и вселит страх в сердца всех смертных». И я восстал, как велел Дух святой, и пришел сюда. А на следующий день я получил письмо, где говорилось, что Дух святой снизошел и в сердца тех, кто живет в Пендже, они отринули неверных и стали называться свободными реформистскими евангелическими баптистами. И с того дня и на этом острове, и в Пендже многие из тех, кто жил во тьме, узрели свет.

— Понимаю. Означает ли это, что ваша миссия проповедует другую религию, не ту, что мистер Трайб?

Меня это страшно озадачивало: в габсбургской монархии большинство было католиками, а остальные — православными или иудеями, лишь горстка протестантов в Венгрии и несколько редких исламских поселений на Балканах. Но внутри этих групп, которые формировались скорее по национальному признаку, чем по религиозному, не было никаких разногласий относительно веры.

Мысль о религиозных сектах, постоянно делящихся, как амеба, и яростно предающих друг друге анафеме, казалась мне очень странной. Но как только я задал вопрос, то понял, что мне не следовало этого делать: мистер Масгроув счел своим долгом развеять мое невежество.

Лишь ближе к вечеру мне удалось ускользнуть и доплестись до ожидающей у пристани гички, матросы развалились на банках, обессилев от солнца и скуки. Предыдущие пять часов были похожи на бесконечный клубок — нескончаемый монолог мистера Масгроува, он объяснял мне причины раскола между реформистскими евангелическими баптистами и свободными реформистскими евангелическими баптистами.

Должен признать, большая часть объяснений всё равно прошла мимо меня, я сидел с пустым взглядом перед мистером Масгроувом, изливающим на меня эту теологическую лавину. И не сказать, что он излагал это с воодушевлением и пылом — это было бы, по крайней мере, забавно. Но он бубнил всё тем же ровным тоном, почти не делая пауз, бесконечно цитируя библейские страницы, чтобы привлечь мое внимание к тем или иным местам, подчеркнутым красным карандашом.

Он прерывал речь, лишь чтобы произнести «аминь» или «хвала Господу», а всё остальное было на том странно высокопарном языке, который много лет спустя я слышал из уст догматичных марксистов — характерная речь людей, думающих не словами и образами, а скрепляющих готовые идеи подобно листам гофрированного железа при строительстве хижины.

Но несмотря на монотонный ненатуральный тон, идеи (по крайней мере, те из них, которые я уловил, пока на меня обрушивался этот поток) выглядели совершенно безумными. Насколько я понял, центральной была та, что три жабы, выходящие из уст лжепророка в Откровении Иоанна Богослова, одновременно составляли Святую троицу, а беспощадный Бог назначил мистера Масгроува и его сотоварищей донести до мира эту доктрину, достигнув в процессе того, что они называли «относительным бессмертием» — этого я совершенно не понял. Всё это было крайне запутано, но в конце концов я понял, что, если Масгроув прав, то в день Гнева Господня, всем тем, кто не стал последователем свободных реформистских евангелических баптистов, придется туго.

Похоже, капитану и офицерам завтра предстоял долгий вечер. Я надеялся, что мне не придется прислуживать за столом в салоне.