И теперь, она тоже как бы счастлива, от того, что не одна. Она едет на грязной машине с киргизом и малознакомым ей мужчиной, и испытывает при этом какое-то подобие счастья.

Когда они вышли из машины, Боб воспроизвёл чудовищный акцент киргиза, и она расхохотались, передразнивая его по очереди, и это как-то расслабило обоих и некоторым образом сблизило, они поднимались пешком по лестнице, Боб стал говорить Лии комплименты на ухо, касаясь его тёплыми губами. Лия ощущала жаркое дыхание мужчины до дрожи, и не могла и не хотела сопротивляться этому приятному ощущению в теле.

– Лиечка, ты – неземная женщина, ты – подарок мне с неба! Ты – небожительница. Ты – красавица. Царица! Как мне повезло сегодня! Как я рад!

Раньше она снисходительно относилась к словам подобного рода. Но бывают ситуации, когда мы хотим верить тому, что слышим, и мы верим. Это случается в то время, когда нам, как воздухом, необходимо подпитать свою жизнь смыслом, почувствовать себя увереннее и счастливее.

– Так ты говоришь, что больше не занимаешься бизнесом? – говорил он, открывая дверь квартиры ключом, проходя в свою комнату, снимая с неё пальто. – И правильно, такие женщины, как ты не для работы, такие женщины созданы для любви.

Его слова, на удивление, сладко ласкали её уши, и она разомлела, она доверилась. Но счастья не случилось.

Когда они вошли в комнату, обставленную в стиле минимализма, такую обычно сдают в аренду на день-два. Боб скинул своё пальто, поставил телефон на зарядку и потянулся к Лии с поцелуем. Она позволила. Она пыталась расслабиться, в какой-то момент ей показалось, что у неё возникло желание близости. Боб, без умолку, говорил ей, какая она красивая, желанная, при этом поспешно снимал с неё одежду, и она не сопротивлялась. У неё мелькнула мысль – а вдруг… Но вдруг не случилось. Всё, что затем последовало, происходило так же быстро, неловко и неинтересно. Он так торопился, что скомкал едва зародившееся в ней удовольствие. Оно не развернулось, а сжалось до маленькой точки и исчезло, оставив в её душе гадость. Её совсем обескуражило то, как поспешно он выбежал в душ, и то, что она увидела, что её чулки порваны.

Она вдруг поняла, в какое откровенное дерьмо она вляпалась. От вида небрежно разорванных чулок, унижение, которое она испытала только что, многократно усиливалось. Она, не дожидаясь Боба, оделась наспех, и громко хлопнув тяжёлой металлической дверью, вышла из квартиры. Никто и не думал её вернуть.

И если много дней подряд она страдала от одиночества, от того, что потеряла вкус к жизни, то теперь была настолько обескуражена, осознавая, что её использовали. Как низко она пала! Чувство самоуважения было утрачено полностью.

Она шла по обочине Ленинского проспекта вдоль забора первой градской больницы, не слыша непрерывного гула машин и не замечая спускавшихся на город сумерек. Чувство одиночества её больше не волновало.

Она мысленно разговаривала с этим случайным в её жизни мужчиной: «Боб, как ты посмел! Какой ты к чёрту Боб. Бобик – безродный, облезлый бобик!!!»

Как глупо всё вышло, если бы кто-то из знакомых ей ответил на её звонок, она бы сейчас ужинала и смотрела с высоты на вечернюю Москву. А теперь она шла оскорблённая, полы её длинного пальто раздувал ветер, и ей казалось, что она одна в целом свете. В голове была какая-то гудящая пустота. Как всё глупо вышло. Куда её несёт?! Она разозлилась на себя. И снова в голове пустота…

Вдруг она остановилась у вывески «VERSACE». В этом бутике она бывала не раз, только она никогда не ходила по проспекту пешком, оттого сразу не узнала это такое знакомое место. Потому что, кроме бутика, здесь было ещё одно забавное заведение… и там есть душ. Потому что ощущение нравственной дурноты овладело ей настолько, что хотелось сию минуту смыть с себя всё, что произошло. Она даже физически ощущала на своём теле грязь от прикосновений этого чужого ей мужчины, который, войдя с улицы, даже не мыл рук.

Это был клуб, где известная балетмейстер Анджела Доний проводила занятия, которые назывались контактными импровизациями. Это было похоже на активную медитацию, когда мысли сосредотачиваются на движении, а тело и ум приходят в состояние умиротворённости и расслабления.

Занятия уже начались. Лия оплатила. Купила на стойке администратора трико, все принадлежности для душа. Лия упорно просила дать ей полотенце зелёного цвета, именно зелёного. Трудно было объяснить, почему ей так важен был цвет полотенца, но ей нашли именно такое – цвета молодой зелёной травы.

Приняв душ и, переодевшись, она появилась на паркете в тёмном трико с накладными карманами и в оранжевых носках, когда занятия уже шли полным ходом. Лия знала правила и тут же присоединилась. Она легла на пол, на спину, подхватила ноги под коленями и завертелась волчком, стремясь присоединиться к кому-нибудь. Таково основное условие – ты должен непрерывно двигаться и при этом постоянно соприкасаться с партнером, всё равно, чем – плечом, рукой, ногой, всем телом или хоть одним пальцем, но должен постоянно следить, чтобы контакт не прерывался. Ты можешь менять партнёра, можешь двигаться, как тебе заблагорассудится, но ты должен постоянно двигаться и быть в контакте с партнёром. В этом смысл. Это активная медитация. Сосредотачиваясь на определённых движениях, человек перестаёт думать о чём-то другом, кроме движения, это снимает стресс и расслабляет всё его тело.

Сначала к Лии подкатилась какая-то тщедушная девушка, она робко касалась её. Лия старалась не размыкаться с ней, но мысли о своём падении настолько сильно занимали её, что первое время хотелось выть, заглушая музыку. И Лия якобы мычала мотив, но на самом деле это был вой… вой раненой волчицы.

Эта активная медитация сегодня не смогла отключить её от бытия, как прежде.

Первая часть уже подходила к концу, когда она пришла, и потому очень скоро музыка перестала звучать, все собрались в большой круг, сидели на полу, поджав ноги, делились, рассказывали о своих ощущениях, дошла очередь до неё, она едва выдавила из себя: «Я промолчу…»

Лия находилась в состоянии полной прострации, ей не хотелось ни жить, ни умирать.

И когда приступили ко второй части занятий, Дарья Холодок, начинающая актриса, которая только что ползала вместе со всеми по паркету, сказала, что сейчас будут занятия по постановке голоса. Она назвала стоимость и предложила оплатить. Лия, словно рассердилась, что её беспокоят какой-то ерундой, в то время как она наконец-то отрешилась от всего, когда она не с ними, не здесь, когда она не в этом измерении… Лия вдруг встала во весь рост и сказала резко, неожиданно для самой себя очень сильным и громким голосом:

– Боже! Каждый зарабатывает, как может!

Она кинула на середину круга откуда-то взявшиеся у нее в кармане долларовые купюры. Дарья с её открытым высоким лбом покраснела до кончиков волос от такой выходки, и не успела ничего сказать, как Лия покинула зал.

В раздевалке она лихорадочно думала:

– Что со мной происходит? Что?! – и не находила на этот вопрос ответа.

Она шла по Нескучному саду, когда позвонил Борис. Голос был у него какой-то извиняющийся, и она поняла, что его слова о расставании с женой были полным враньём. Он даже не скрывал: – Я не мог ответить на твой звонок, а теперь я гуляю с собакой и могу поговорить с тобой, Лия.

Она ответила:

– Пошёл вон!

Он ошарашено произнёс:

– Не понял?

– Гав! – сказала она в трубку очень громко. – Гав!!! Гав!!! Гав!!! – и отключилась.

В саду было темно, и только каким-то красным мутным светом светили низкие фонари вдоль дорожки. Никого кругом не было. Ей вдруг стало смешно. «Гав!» – сказала она самой себе. «Гав! Гав-ав-ав-ав!!!»

Она лаяла и смеялась, лаяла и смеялась. Потом улыбнулась самой себе и вызвала такси. Таксист никак не мог взять в толк, по какому адресу ехать. Она говорила, что она в парке. Но он не понимал, как её там найти, у какого дерева, у какой беседки… Она обозвала его тупым. Прошла напрямик из Нескучного сада через парк Горького и поехала домой на троллейбусе. Ей было всё время смешно, и её это приключение теперь сильно забавляло. Рядом хрипло кашляла какая-то женщина, затем стала надсадно кашлять другая, сидящая прямо перед Лией. Они кашляли наперебой. Зараза какая! Лия кутала свой нос в тонкий итальянский шарфик в мелкий горошек. Но спасения не было. Лия всегда ездила в автомобиле, и не могла предположить, что для перемещения в троллейбусе нужен более сильный иммунитет.