Пожилая женщина слева, когда Лия оглядела её, показалась одетой очень деликатно, со вкусом, но корни её волос уже давно отросли и требовали окраски. Лия прикрыла глаза, холодок пробежал по спине. Неужели она потеряла критичность, неужели она не способна оценить себя и свой возраст, возможно, она так давно не посещавшая косметолога, запустившая своё лицо, выглядит так же? Она вынула из клатча зеркальце, инкрустированное стразами Сваровски, посмотрела на своё лицо и ужаснулась. Губы показались ей тоньше обычного, уголки опущены, а лицо было отечным и каким-то синюшным. Но взглянув на источник освещения в коридоре, немного успокоилась. Низкие потолки с люминесцентными лампами были оклеены дешёвыми полиуретановыми плитками, панели на стенах так же зловеще поблескивали светло-коричневым пластиком. Она спрятала обратно в сумочку зеркальце. Каким неуместным здесь был этот дорогой предмет! Какими унылыми были лица людей! И её так тяготило чувство, что теперь она пополнила их ряды. Она – пенсионерка! Скорее всего, именно это слово больше всего угнетало её сознание. Она не отступилась, дождалась своей очереди, оформила всё, что нужно, и даже по совету специалиста зашла в соседний подъезд, службу социальной защиты и встала на очередь на полагающуюся ей теперь путёвку в санаторий с бесплатным проездом туда и обратно на железнодорожном и электротранспорте. Она даже не очень понимала смысл этих названий. Ей стала открываться какая-то не то, чтобы совсем неведомая, но та часть жизни, о которой она, конечно, знала, но не думала, она её просто не касалась. А теперь Лия делала то, что ей говорили специалисты, и даже согласилась, что скоро зима, и что, возможно, будут горящие путёвки.

– Вам позвонить, если кто-то из очередников откажется?

Лия увидела спрашивающую её женщину, одетую, как школьная учительница, в тёмный пуловер, из-под ворота которого выглядывал белый воротничок старомодной рубашки, узкий и жесткий. Она, словно машиной времени, перенеслась в мир, где носили одежду 1980-х годов, где стояла мебель этого времени, на полу лежал линолеум, на полках были ряды дешёвых пухлых папок.

– Так вам позвонить? – не дождавшись ответа, строгим голосом переспросила женщина в белом воротничке.

– Да, да, конечно, – извиняющимся тоном пробормотала Лия и, как в школе, спросила разрешения: – Я могу идти?

Женщина с какой-то едва заметной укоризной посмотрела на неё, словно та вырядилась не к месту, ухмыльнулась как-то криво, потом распрямила спину и сказала громко, растягивая по слогам и чётко ударяя на каждом: «И-ди-те!» Словно сказала: «А не пошла бы ты!..» Позже из этого отдела ей действительно позвонят и предложат бесплатную путёвку, видимо, потому что звонившая не будет видеть наряд Лии, её дорогие часы и сумку, она будет обезличена, просто пенсионерка. А теперь Лия как-то даже попятилась к выходу, и про себя отметила, что сегодня, посещая подобные заведения, чувствует какое-то беспокойство, даже нервозность. И это её ощущение исходило от того обстоятельства, что и она теперь лишилась той части жизни, в которой у неё было своё дело, муж, друзья, что являлось залогом уверенности в себе, символом счастья и некоторой беззаботности. И вдруг нечто, а именно – возраст, решило посягнуть на этот её образ, и он рассыпался. Или ей так только кажется?!

У Лии возникло желание встретиться со своей хорошей приятельницей, можно сказать – подругой, которая была немного старше Лии, а значит, уже на пенсии. Именно Мила, как показалось Лии, как никто другой, способна посочувствовать или развеять её сомнения по поводу возраста, внешности, драмы сегодняшнего её статуса. Вдруг появилась надежда, что Мила убедит её в надуманности всех этих проблем, и это вернёт ей веру, что ещё возможно вернуться к прежней жизни с её беззаботными, счастливыми днями.

Мила жила в районе Дорогомиловской заставы в красивом бежево-кирпичном доме сталинской постройки в квартире, доставшейся ей от родителей. В свои 57 лет она имела фигуру девочки. Этакая травести – то есть женщина, похожая на мальчика-подростка. Маленькая росточком, что-то около 150 см, она не могла иметь детей, зато всю жизнь прожила с одним мужем. Он – бывший спортсмен, теперь уже тоже на пенсии, большую часть времени проводил в их загородном доме, а она в московской квартире. Лия знала, что у Милы много лет был любовник. Тоже женатый. Они встречались тайно и регулярно, исключительно для сексуальных утех, но недавно он неожиданно скончался от сердечного приступа.

Когда Лия вошла, у Милы дрогнуло сердце. Эти складочки под платьем, отечность лица, непонятно откуда взявшаяся, а также опущенные вниз уголки губ бросались в глаза сразу. Они обе пили чай и не решались заговорить о важном. Лия не знала с чего начать, а Мила не могла отделаться от мысли, что перед ней сидела бывшая «царица», которой она завидовала прежде, её прямой спине, твёрдому, всегда уверенному взгляду и её походке – ведь эта женщина всегда ходила так, словно несла за собой многометровый шлейф. Образ царственной особы как-то совсем сник и не прочитывался больше.

Какое разочарование было у Милы! Она какое-то время пребывала в полном недоумении от увиденного, словно именно сейчас ею была утрачена самая большая в жизни иллюзия. Мила прежде обожала Лию, она питалась какой-то особой энергией, исходившей от этой женщины, обожала её за то, что она умела жить какой-то необычайно наполненной жизнью, невзирая ни на что. И вдруг… вот это она – ей обожествляемая Лия?!

В комнате приятно пахло восточными благовониями, стильный электрический камин, у которого они расположились в креслах, слабо мерцал в глубине. Они пили чай из чашек дорогого английского фарфора. Над камином висела картина, которая прежде восхищала Лию тем, что всякий раз она находила в ней новое настроение, новые оттенки смысла. Всякий раз она снова и снова рассматривала писанный маслом средневековый пейзаж и делала восхищённые замечания. Теперь же не обратила на него никакого внимания. Взгляд у Лии был отсутствующий и печальный.

– Ну и как тебе это нравится? – наконец заговорила Лия, словно продолжая внутренний разговор сама с собой. Из чего Мила не поняла ровным счётом ничего и потому переспросила:

– Ты о чём?

Лия молчала, развернула конфету, откусила маленький кусочек и тихонько отхлебнула из своей чашки и зачем-то поставила ее на пол, рядом с креслом. Прошло несколько минут, прежде чем Лия, желая оттянуть объяснение, встала, подошла к окну, легонько поскребла своим красненьким ноготком по стеклу. Она никак не могла решиться, сам процесс говорения представлял для неё какую-то физическую трудность. Хотя она помнила, что Мила всегда была внимательна к ней, всегда проявляла какую-то особенную теплоту, особенно тогда, когда от Лии ушёл муж.

Вот уже несколько месяцев с Лией творится что-то неладное, Мила чувствовала это, и несколько месяцев она избегала встречи и разговора по душам. Но теперь она сама приехала, и Мила терпеливо ждала, когда Лия не удержится больше и начнёт откровенный разговор.

Лия отвернулась от окна, театрально заломила руки, как бы желая хрустнуть всеми пальцами сразу. Но это движение было ей не свойственно, и пальцы не хрустнули. Она села обратно в своё кресло, едва не опрокинув стоявшую на полу чашку с недопитым остывшим чаем. Мила вовремя подхватила её. Лия словно не заметила, скрестила руки на груди, посмотрела Миле в глаза и повторила всё ту же фразу:

– Ну, как тебе это нравится?!

– Что? – отозвалась Мила.

Лия опять не могла ничего произнести, ей было очень трудно, словно подруга вынуждала её на разговор, хотя последняя не давала никакого повода. Наконец, Мила стала расспрашивать Лию. И ей стало немного легче.

– Что? Дела идут плохо?

– Да нет, их вообще нет, вот в чём беда.

– Месяца два? Так?

Мила сказала наугад, лишь бы показать, что она давно всё заметила и только из деликатности не заговорила с ней об этом сама.

– Ну да, с моего дня рождения мне скверно на душе.