Потом звонит телефон и эндорфин взрывается в крови, когда она читает на дисплее «Ичиго».

— Надо встретиться.

Его голос не меняет тональностей и совершенно застывший.

Тогда Орихиме начинает думать, что время пришло. И время принятия решения истекло.

Она думает об этом, не имея сил бороться с красочным воображением и металлическим вкусом на губах. «Скорей бы». Иноуэ дрожит, прислоняется к холодной стене и дышит часто-часто, заполняя лёгкие вечерним воздухом. Забивая им изъеденное усталостью тело.

Звук мотора всколыхивает воздух и рыком бьёт по ушам, Орихиме слепо оглядывается, не сразу замечая сияющих огоньков фар. Красный, оранжевый, жёлтый, белый.

Горячая ладонь касается щеки, и она дергается, а потом смотрит в теплые карие глаза и чувствует, как внутри растёт и ширится что-то большое, горячее и бурлящее. Оно растёт и растет.

— Ты выглядишь хуже, чем я ожидал, — его голос тихий и неровный. Будто слегка нервный.

Это что-то становится слишком большим, и её тело ни за что не вместит это нечто.

— Всё из-за новолуния? — слова вырываются слишком тихо и с лёгким свистом.

Однажды её кости сломаются, а мышцы разорвутся, не выдержав этого ощущения кипения.

— Не только, — ответ звучит резко и сквозь зубы, и ей приходится глубоко вздохнуть, пока липкий страх ползёт по коже.

— Всё будет хорошо, — как мантру повторяет она уже в который раз за это время.

Его горячая рука сжимает её — холодную и почти неживую.

А может это не тело, а её душа лопнет, как воздушный шарик, преисполнившись горячим чувством.

Он отводит Иноуэ в машину, и ей жутковато от его осторожных и несколько пугливых прикосновений, он словно боится убить её, неловко задев. Посадив её в машину, Ичиго затягивается сигаретой, не отходя от открытых дверей.

— Сейчас поедем, — беспокойного бормочет он, выпуская дым, оседающий на языке всё той же сладко-горькой черешней.

Орихиме прикрывает глаза, смакуя во рту фруктовый вкус, и легко находит его руку, сжатую в кулак.

— Всё будет хорошо, — выдыхает она снова, и его пальцы, будто сведенные судорогой, расслабляются, переплетаясь с её.

========== Фаза 4 ==========

— Это морг.

Орихиме пробивает дрожь, а Куросаки хмуро смотрит на неё своими тёмно-карими глазами, прошитыми янтарными нитями, стоя посреди белой комнаты, заполненной холодным металлическим блеском.

— Нас разве не поймают?

Оттянуть этот момент как можно дальше пустой болтовнёй — Иноуэ и так знает, что он работает в этой частной клинике — оттянуть, пусть её и тянет непонятным магнитом к холодильникам.

— Прости.

Девушка против воли поднимает взгляд, а ведь знает, что он сейчас как у животного, загнанного в угол.

— Из-за моего желания отсрочить этот момент, я довел тебя до истощения. Я слишком жалел тебя, и в результате чуть не убил.

Это кипящее переполняющее чувство вновь обжигает внутренности вместе с холодным ужасом, протянувшимся под кожей.

Ичиго открывает один из холодильников, и Орихиме дрожит в ожидании неизбежного и противоестественного события. Противоестественного для предыдущей жизни. Скрип металла о металл — и из недр камеры выползает стол с чем-то — Орихиме догадывается, с чем — накрытым белой тканью.

— Поможешь?

Ичиго взглядом указывает на стол; Иноуэ сглатывает слюну, заполнившую рот, и кивает. Руки сковывает невидимыми оковами страха, и она едва умудряется стащить полотно с тела. Там лежит мужчина, и ей хочется упасть в обморок. Вместо этого Иноуэ вглядывается в молодое бледное лицо, подсвеченное белыми лампами, делая его похожим на рентгеновский снимок. Она не понимает, почему даже не вскрикивает, когда Куросаки ножом делает огромный разрез от шеи до паха. Ичиго методично и уверенно начинает углублять его на шее и вдоль груди, а в районе живота засовывает пару пальцев внутрь и, оттягивая мышцы распаривает брюхо до паха. Орихиме про себя отмечает, что нож огибает пупок. Белесо-красные блестящие кишки вылазят сквозь порез, как у рыбы. В глазах мутится.

— З-з…зачем?

— Ты должна к этому привыкнуть, — сухо отвечает доктор, оттягивая кожу и ножом отделяя её от мышечной ткани, обнажаю грудную клетку, покрытую красным мясом и разводами желтого жира.

Орихиме не может отвести взгляда от этого зрелища, а её рот вновь и вновь наполнялся слюной, и это ужасает ещё больше вида вывернутого тела.

Другим ножом, более плоским и с коротким лезвием, Ичиго разрезает что-то под ключицами, а потом этим же инструментом он разламывает рёбра.

— Это же кости.

Боги, почему она такая равнодушная?

Почему это становится… нормальным?..

— Хрящи.

Куросаки буквально отрывает грудину от тела, ножом рассекая тонкие мышцы. Взгляду открывается красное и блестящее, и Иноуэ чуть пошатывается. Голыми руками Ичиго выдергивает кровавый комок, и его тяжёлый тёмный взгляд обращается к ней.

— Н…н-нет, — блеет она, отшатнувшись, но притягивает, Орихиме притягивает этот кусок мяса, покрытый застывшей кровью.

— Ты должна, — рык бежит по дрожащим жилам.

Иноуэ задыхается, когда видит, как глаза мужчины наливаются серебром, как две луны, и они ломают её волю.

— Т…т…ты не сделаешь этого.

Кажется, она начинает плакать, мечась от взгляда Ичиго к тому, что в его ладони.

— Тебя я не потеряю, — рычит он, обходя стол и приближаясь к ней, дрожащей и беспомощной.

Девушка пятится, путается в собственных ногах, но оборотень хватает её руку, и Орихиме кусает губы в кровь, когда к лицу приближается сгусток чьей-то ранней жизни. Близко, слишком близко. Нос ловит сладкий аромат, с тонким вплетением нот металла и сырости, веки невольно прикрываются от блаженства, и она тянется ближе. В этот миг она на секунду отдаётся своей другой сущности, и инстинкты перестают пугать. Инстинкты волка говорят, что так правильно, и на миг становится спокойно и легко.

— Я не могу! — испуганно восклицает она, отшатнувшись. И все волнения и сопротивления возвращаются.

— Ты этого хочешь, не ври, — шипит он ей в лицо. — Не делай из меня монстра, а из себя жертву, — его голос звучит несколько раздражённо.

Орихиме задыхается, ей просто нечего сказать, в конце концов, в его словах есть доля правды, но:

— Никто не заставляет меня спасать! — вскрикивает она, глотая соль, застрявшую в горле.

Серебряные глаза сужаются, и девушка дрожит, когда серебро белеет.

— Ты хочешь умереть? Оставить всё, что тебе дорого? Работу? Друзей? Брата?

Иноуэ дёргается — последнее слово бьёт наотмашь прямо в сердце, болезненно сжавшееся.

— Мой брат мёртв, он уже оставил меня! — кричит она на нервах.

Брови Куросаки чуть приподымаются, но он быстро берёт себя в руки.

— Времени и так мало, — выплёвывает он ей в лицо и вгрызается в кусок мяса сам, а Орихиме заворожённо смотрит, как кровь бежит по мужским рукам и впитывается в белые рукава. И это странным образом её расслабляет.

Потом она видит глаза Ичиго, вновь карие, и в них плещется незнакомое ей выражение. Его липкие горячие губы касаются её. Солоновато-сладкий вкус заполняет всё существо, и в горле вибрирует рык, когда чужой язык вталкивает в рот волокнистый кусочек. Орихиме отрывается и жуёт его с мыслью, что должна сейчас выплюнуть это, но вопреки зову разума облизывается и вгрызается вновь в крепкую мышцу на ладони Куросаки.

…Это место плохо пахнет: грязью и едким жиром, но она, ведомая сладким запахом в этом лабиринте из каменных коробок, находит источник. Боль прожигает бок…

Волчица, вздрогнув, чуть кусает руку волка, нарочно, сейчас она ненавидит Ичиго, но продолжает есть с его ладони, слизывая липкую застывшую кровь, дрожа от отвращения и блаженства.

…Она бежит в месте, полном терпкого запаха деревьев, а впереди виднеется свет, от которого веет гарью, а вокруг сгустка света множество сладко пахнущих фигур. Орихиме прижимается к земле и подползает ближе, прячась в кустах, спутывающих шерсть. Прыгает вперёд и впечатывается в землю. Рядом нависает кто-то такой же, как она, но больше и сильнее…