Шарава вернулся в комнату весь молчаливый и понурый.

– Мне лучше уйти, да? – спросила Пашка понимающе.

Мальчишка кивнул, глядя в пол.

– Ты извини, пожалуйста, – говорил он уже в коридоре, стоя около двери в слишком больших для него тапках. – И спасибо за игру и… что крышу открыла. Ну просто мама у меня…

– Да не парься, – улыбнулась Пашка, махнула рукой. – Нормально всё. Здорово посидели. Ладно, я пошла. Давай лапу!

Илюшка пожал её руку своей крошечной ладошкой. По его лицу было видно, что он хочет что-то спросить, но стесняется. Угадав вопрос, Лысая сказала:

– Нет, я не скинхед.

– Аа!.. – и Илюшка облегчённо заулыбался.

– Бывай, Шарава!

Обычно те, с кем Пашка знакомилась на улице, попадались ей редко, даже если до этого часто встречались, будучи незнакомцами. Но с Илюшкой вышло не так: они снова встретились на следующий же день.

Лысая ненавидела сидеть дома, когда было нечем заняться. Именно это и было причиной её частых бессмысленных прогулок по городу. Часто её сопровождал Ладан, но, когда пёс покидал пределы квартиры, он превращался в совершенно неуправляемое чудище. Всюду скакал, всё обнюхивал, лаял на машины, никого, конечно, не кусал, но некоторых истеричных бабуль пугали его размеры и невероятное жизнелюбие. Поэтому особенно Пашка любила, выгуливая Ладана, встречать на пути Хрыч. Мудрый пёс обладал невероятным запасом любви, поэтому даже на вредную старуху постоянно радостно гавкал и был доволен. Как и его хозяйка. А вот Хрыч всегда испуганно крестилась, говорила, что какой хозяин, такая и сука. Никакие доказательства того, что Ладан кобель, до неё не доходили.

… – Ух ты! – радостно сказал Шарава, когда Ладан, встав на задние лапы, с лёгкостью дотянулся до его лица и с интересом обнюхивал нового знакомого.

– Это Ладан, – сказала Пашка, дёргая на себя поводок. – Ты ему понравился. Что, опять монетку потерял?

– Да не, – мотнул головой Илюшка, показав пустой пакет, зажатый в руках. – В «Пятёрочку» иду. Пошли со мной?

– Пошли, чё бы нет… – Лысая пожала плечами. Гулять с кем-то или одной – для неё разницы особенно не было. А если она хотела куда-то идти одна, то помешать этому… смог, пока что, только один человек, но ему Пашка очки разбила.

К тому же, Шарава был неплохим пареньком: смышлёным, добрым и нисколько не быдловатым, к каким Лысая уже успела привыкнуть.

– Ну как, игру-то прошёл?

– Не-а! Застрял на уровне, где огромный краб-гамбургер. Как его пройти?

– Этот… Бургерфунт?

– Не знаю, по-иностранному читать не умею.

– А вы английский в школе ещё не проходите?

– В четвёртом начнётся. Я пока что в третьем. А дашь его повести?

– Ну держи… На кнопку нажимай, и провод закрепится. Только далеко его не выпускай.

– Хорошо…

Обрадовавшись новому «руководству», Ладан тут же радостно запрыгал вокруг Илюшки, а затем, получив свою порцию ласкательных процедур в области загривка, облюбовал ближайшее дерево, принявшись совершать привычные для него дела.

– А тебе-то диск нужен? – спросил Илюшка. – Ты же вроде хотела его проверить и себе забрать.

– Ай, забей. Я ж не думала, что вам настолько понравится. А что, он уже в чужих руках?

– Угу, Бульбазавр его себе забрал.

– Забавное у него погоняло. Почему «Бульбазавр»?

– Ой, это целая история! Его зовут Кирилл, а фамилия – Артошкин. В первом классе часто смеялись, потому что, если сократить, получится «Картошкин». Он всегда обижался, когда его «Картошкой» звали. А во втором классе к нам парень из Украины перевёлся, Мишка Зверев. Он как-то услышал и сказал, что, мол, картошка по-украински – «бульба». А в одном мультике был такой герой, Бульбазавр. Вот Кирюха им и стал.

– Ни хрена себе… А у нас в классе, видимо, одни тупари были. Меня вон Рыжей постоянно звали.

– Почему?

– В смысле, «почему»? Потому что в первых классах я была рыжей. Ещё и вся в кудряшках. В один момент меня это зае… кхм, достало, и я побрилась. Меня стали звать Бритой. А потом… – она ухмыльнулась, постучав по лысой макушке, – сам понимаешь.

– И татуировку сделала? – уважительно протянул Илюшка.

– Татуировку-то недавно, в этом году.

– Больно было?

– Вообще да, она ещё и кровоточит какое-то время, прежде, чем зажить.

– А уши прокалывать?

– Тебе-то зачем?

– Просто интересно.

– Уши прокалывать тоже больно. Смотри, моему примеру не следуй. Увижу – уши надеру, будет ещё больнее.

Илюшка смущённо засмеялся, но ничего не сказал.

Им оставалось перейти дорогу и пересечь небольшой двор под сенью двух огромных деревьев. Поблизости не было ни светофоров, ни переходов, поэтому люди здесь предпочитали перебегать дорогу, пока машин не было. Подходя к ней, они болтали о друзьях Илюшки: тот рассказывал, как познакомился с Анькой Гриб.

Пашка ещё издалека заметила стоящую прямо посреди дороги одноклассницу – одну из тех, что хихикали, увидев, как она болтала с Палычем. В коротком светлом платье, в тёмных очках, с ритмично ходящими из стороны в сторону щеками, перерабатывающими жвачку.

Первой мыслью было обойти её, но Катька что-то листала в телефоне, и, кажется, их не видела. Как не видела и машину, которая мчала ещё достаточно далеко, но останавливаться явно не спешила.

– Эй! – машинально крикнула ей Лысая, остановившись. Катька не услышала: к ушам от телефона протянулись тонкие белые проводки.

– Сука, – ругнулась Пашка, кидаясь вперёд…

Машина оказалась куда ближе, чем она думала.

Лысая с разбегу толкнула Катьку вперёд, и сама приняла жёсткий удар под рёбра. Тормоза машины заскрипели, дыхание перехватило. Пашка рухнула на асфальт, схватившись за живот. В глазах потемнело, окружающие звуки на несколько долгих секунд смешались в невнятный шум.

То, что первое долетело до её ушей – это ругань Катьки.

– Ты чё, совсем ёбнулась, Лысая?! – кричала она, чуть не срываясь на визг. – Ты какого хуя творишь?! Я телефон поцарапала, тварь!!!

Пашка хотела ей что-то ответить, но смогла только выдохнуть воздух, стоя на четвереньках. Думала, что потеряет сознание – но обошлось, хотя боль была очень сильная. Сквозь шум в ушах она слышала, как уже Катьку материт что есть мочи водитель, как они переругиваются, как её поднимают на ноги, как беспокойно смотрит на неё Илюшка, как он что-то говорит мужчине…

Как уже позже объяснил Лысой Илюшка, водитель был хорошим знакомым их семьи, Валерием Санычем Селезневым. Он и отвёз пострадавшую Пашку в ближайший травмпункт. При осмотре ей сказали, что повезло: ребра не сломаны, но синяк останется большой. Постоянно извиняющийся Валерий Саныч (он же дядь Валера – со слов Илюшки) отчаянно материл Катьку, вставшую посреди дороги, чем и приглянулся Пашке. Хоть и взрослый, он казался адекватным и рассудительным: согласился отвезти Лысую домой, а на заднее сиденье пустил Илюшку с Ладаном.

– Совсем не соображают, – возмущался он, садясь за руль и заводя двигатель, – долбоёбы, встанут посреди дороги… Ты ведь ей жизнь практически спасла – а она за телефон переживает! Тьфу, блять… Ты, извини… Паша, да? Ну я тоже дурак, не затормозил вовремя…

– Бывает, – поморщилась Пашка пристёгиваясь. – Извинения приняты, забыли. Не подохла и нормально…

– Валерий Александрович, друг семьи Ильи, – представился водитель, пожав ей руку.

– Павлена. Можно просто Паша.

– Имя-то какое красивое…

Лысая, смутившись, не нашла, что ответить: слишком уж редко ей кто-то говорил подобное.

Валерий Александрович, несмотря на её протесты, довёл Пашку вплоть до дверей квартиры, а затем, объяснив ситуацию, извинился перед её матерью, открывшей им. Увидев, в каком состоянии дочь, она тут же забыла про все их ссоры, возникавшие между ними: помогла раздеться, дойти до кровати и лечь так, чтобы не сильно болел синяк сбоку на животе. Приложила к нему пакет замороженного молока – самое холодное, что нашлось в холодильнике. На водителя она, кажется, не очень злилась, скорее разделяла его негодование по поводу остановившейся на дороге девушки.