Лысая обдумывала слова этой девушки про Кира. Обо всех своих делах он не рассказывал не только ей, но и вообще никому, но чтобы кто-то всерьёз грозился набить ему морду – такое было редкостью, и могло быть следствием какого-то очень серьёзного косяка. А такой у Кира пока что был только один, и знала о нём только Лысая. Но как эта девушка могла быть связана с тем боксёром, и откуда знала, что Кир – друг Лысой?

– Кто она такая? – спросила Пашка наконец.

Серёга ответил не сразу.

– Ну… Вроде её Наташей звать. Но все кличут «Харли».

– Странное прозвище. Она что, из… – Лысая не договорила.

Серёга щёлкнул пальцами.

– Она не просто «из», Лысая. Она – глава Клоунов.

Повисло тяжёлое молчание.

– Ты чё, серьёзно? – не поверила Пашка. – Брось шутить, Серёг. Чтобы эта баба – и…

– Я чё, Петросян дохера по-твоему? – недовольно сказал тот. – Стал бы я давать ей бабло просто так?!

Лысой всё равно не верилось – но это было похоже на правду. Разум отказывался воспринимать, что за почти взрослыми и сильными парнями стояла на вид совершенно обычная девчонка, вроде бы даже младше неё. И это объясняло, почему Серёга был с ней так почтителен.

– Так ты всё же с Клоунами шарахаешься? – спросила Лысая.

Серёга не стал оправдываться.

– Кто с ними не шарахается – тот в Полтиннике не живёт. Харли иногда мне даёт работу, за которую отваливают побольше, чем в автосервисе… Кстати, хочешь прикол? Во дворе, где мы были, обычно вообще никто никогда не гуляет.

Лысая посмотрела на него, как на сумасшедшего.

– Ты имеешь в виду, те парни…

– Ага, – кивнул Серёга, – вообще все, кто там был, сто процентов пришли туда с ней.

Пашку охватило ощущение, что она только что избежала какой-то странной ловушки, которая по неведомым причинам не пожелала захватить её.

– Ж-жесть.

– А ты что думала? Естественно, Харли не станет одна приходить. Когда я в первый раз с ней встретился, тоже не понял. Только вот на всех встречах вокруг неё куча людей, которые… Ну, типа просто так там оказались. А стоит ей хоть пальцем шевельнуть – и каждый из них костьми за неё ляжет.

Пашке по-прежнему не верилось: всё, что рассказывал Серёга, звучало как фантастика.

– Хорош придумывать. Клоуны, они же… Обычные гопники.

– Как бы не так, Лысая. Обычными гопниками они были до появления Харли. Теперь под её руководством они внатуре держат весь Полтинник. Собирают бабло с ларьков и мелких магазинов, крышуют своих, чтобы менты не сцапали, устраивают общие сходки. Это уже не шпана дворовая – это мафия.

Выслушав его, Пашка выдала короткое и лаконичное:

– Пиздец.

– Во-во. Так что с ними вам дел лучше никаких не иметь. И Киру ты всё-таки передай, пусть потише будет. Да и сама… не появляйся тут больше. Харли тебя стопудово запомнила.

Возвращение домой было безрадостным.

Пошедший-таки дождь не сильно замочил Пашку: он начал хлестать вовсю, когда она уже добралась до своего подъезда, и теперь уже весь двор заволакивали дрожащие от капель лужи.

Палыча в округе почему-то давно уже видно не было. Иногда Пашка задумывалась, где он пропадает, но своих дел было по горло, чтобы беспокоиться о судьбе бездомного философа.

Дома были родители и, судя по дополнительным незнакомым ботинкам у порога, какие-то гости. Лысая поспешила скрыться в своей комнате. Родственников, приходящих к ним, она не очень любила: они смотрели на неё, как на какое-то невиданное чудо. Ещё хуже, если они приводили с собой детей – хоть вовсе на стену вешайся.

Писем от Марьи ждать больше не приходилось, а это зачастую было единственным, ради чего Пашка спешила домой. Ей предстоял разговор с Киром, и как его вести, как заставить Кира быть аккуратнее с Клоунами, было для Лысой загадкой. Ещё и неожиданное открытие, что Серёга с этими сволочами, мучающими животных, на короткой ноге – тоже, мягко говоря, не веселило. Радовал только Ладан, искренне довольный, что Пашка вернулась. Он вставал на задние лапы, виляя хвостом, прыгал, гремел о паркет, и настаивал, чтобы его погладили, в чём хозяйка, конечно же, отказать в этом «пёселю» не могла.

Снова гудела голова: ни с кем говорить не хотелось.

Пашка плотно заперла свою комнату, сунув между дверью и косяком специальную тряпку, для этого и предназначенную, переоделась, нацепила наушники и бухнулась на вечно незаправленную кровать, врубив музыку погромче. Ладан, быстро поняв настроение хозяйки, запрыгнул на кровать, подставив под ноги Лысой мирно пыхтящую мохнатую спину. Были бы тут родители – возмутились бы, что собаку на кровать пускает. А Пашка иногда даже жалела, что Ладан не человек. Он был бы славным малым и отличным дополнением к её одиночеству.

Плеер подвёл: после агрессивной и энергичной «Tear the sky» он неожиданно поставил плавную и спокойную «Weaknesses». Пашка хотела, было, переключить, но большой палец замер, не пожелав нажимать на кнопку. Вспомнилась Марья – опять.

«Надо мною, кроме твоего взгляда, не властно лезвие ни одного ножа».

«Господи, отвали ты уже от меня…» – про себя взмолилась Лысая.

Она наверняка обижена, и не пожелает с ней больше говорить. Это ведь даже к лучшему, учитывая, какая теперь Пашка. Да они даже толком друзьями не были, просто пару раз погуляли. И к чему вообще эти глупости? Какие-то письма на е-мейл, СМС, строки «Лилички»… Марья очень славная, у неё таких «друзей» наверняка полным-полно. А Пашка просто дура, напридумывала себе чего-то. Наверняка Марья просто из жалости все эти письма писала. Ну невозможно подружиться с кем-то вроде Пашки, если ты не отжимаешь у мелкоты телефоны и не расписываешь похабными надписями стены подъездов. Маяковский, тоже мне!

Лысая не верила ни единой собственной мысли. Она старалась поверить, старалась убедить себя, но куда там! Те длинные письма, что ей писала Марья, были настолько искренними, что легче убедить себя, что земля – это небо, нежели поверить, что все они были ложью, или написаны из жалости.

К тому же… Пашка помнила её благодарный взгляд. Она была твёрдо убеждена: подделать можно было всё, что угодно, кроме взгляда. Можно изобразить добродушие или отзывчивость, можно насильно сложить челюсть в притворную улыбку, можно писать тёплые и благодарные письма, не имея ничего за душой. Но глаза лгать не умеют: они всегда говорят за хозяина, хочет он того или нет.

– Паш, ты сегодня сама не своя, – сказала Марья, и в её голосе скользнуло беспокойство.

Они шли домой из школы. Пашка, только что трущая глаза, от такого заявления вздрогнула и даже немного покраснела.

– Аа, ээ… С чего ты взяла?

– Ты сонная. Не спала всю ночь?

Пашка поморщилась, но промолчала.

– Ну скажи, – попросила Марья, тронув её за локоть. Когда она просила таким тоном – отказать становилось невозможно.

– Мне кошмары снились.

В то время её действительно часто мучили плохие сны. Виноваты были, возможно, фильмы ужасов, к которым Пашка в то время ещё не притерпелась, или мрачные мысли – в её голове их всегда было достаточно. В кошмарах, правда, никогда не появлялось ни монстров, ни маньяков, ничего такого: они были совсем иного рода.

– Расскажи? – попросила Марья.

– Ну… Снилось, что выхожу из дома, а вместо знакомых людей вижу манекены с изуродованными лицами. Знаешь, как куклы из ужастиков. А я иду и думаю: мне нужно делать вид, что всё нормально, иначе эти манекены почуют неладное. Я ищу хоть одного человека, а вокруг одни манекены, только одетые как кто-то, кого я знаю. И иногда они останавливались, и как будто бы говорили друг с другом, но ни звука не издавали. Я побежала в школу, а там… Ну, сама понимаешь.

– Нет, – сказала Марья. – Не совсем понимаю. Там тоже были манекены?

– Ну… – Пашка замялась, не зная, как объяснить дальнейшее. – Если коротко, я прихожу, а там… Ну, короче ты тоже манекен. И это было стрёмно.