Мне снятся снега Мне снятся снега. Третий день мы берём высоту. Мне снится война. Третью ночь просыпаюсь в поту. И кажется мне обидным несбыточным сном глазок светофора за серым рассветным окном. Мне чёрные снятся фонтаны на белом снегу. Сколько лет я об этом забыть не могу. Сколько лет я об этом молчать не могу. Сколько лет хочу рассказать – не могу. 1960 Новогодняя баллада Новый год на посту встречали часовые. Снег ложился скатертью белой на гостеприимную землю. Часовые не пили вина – глотали морозный воздух. Часовые не обнимали раскрасневшихся девушек в танце, а сжимали холодное дерево заиндевевших прикладов и притопывали каблуками, чтоб хоть немного согреться. Новый год на посту часовые встречали, фонари были снегом облеплены, и в треугольниках света ослеплёнными мотыльками белые хлопья метались. Часовые не пели песен, не провозглашали тостов. В гортани, как пуля в стволе, «стой-кто-идёт!» застряло. Часовые глядели в ночь, каждый шорох и тень примечая, и никто из них не заметил, как прошёл двенадцатый час, как новый год наступил. И, как прежде, струился снег, и качался фонарный свет, и молчала снежная мгла, и во мглу упирались зрачки, а где-то звенело стекло, и расплёскивалось вино, и вращались блестящие чёрные диски под патефонной иглой. Где-то счастья друг другу желали в эту праздничную, в эту первую ночь сорок первого года. 1960 Когда наповал убивают Когда наповал убивают, боли почти не бывает, нервы пронизаны болью секунды какую-то долю, сотую долю; не более. Когда нас только ранят, боль наши нервы таранит, и рана долгие годы ноет от непогоды, долгие, долгие годы. 1962 Колокол
Металл казнённый — экспонат казённый. Совсем не страшен, лишь молвой прикрашен. Он был набатом — этот слиток меди, был языкатым вестником трагедий. Округлый бок вибрировал, как дека, высоким ладом человечьей речи. О медь! О грозный отголосок века! Настойчивый надсадный зов на вече. Металл казнённый — экспонат казённый. А не болтай, — мы за язык в ответе. На месте лобном сгинуло немало, да только медь пока не онемела. Притронешься – и в сердце отдаётся глухая дрожь порожнего колодца, бессмертная, как подсечённый колос. Притронешься – и раздаётся голос: «Колокола, колосья и колодцы за всё несут ответ, как полководцы, как битву проигравшие колоссы, как сброшенные с трона короли. Я – колокол, меня тащили волоком, мне вырвали язык и ухо отсекли». 1962 Разве больно металлу Разве больно металлу, когда его плющит кувалда? Разве больно воде, когда её рассекает весло? Но стонет металл под кувалдой и всхлипывает вода под веслом. А человек от боли молчит. 1962 Так разрушалась империя Так разрушалась империя, Господи Боже, прости! Сгинули Сталин и Берия, следом пошли травести, но и эпоха Тиберия к дождику ноет в кости. 1963–2000 Переправа Поэзия, увы, не слава – от сердца к сердцу переправа. О, как опасны и глубоки непонимания потоки. Но вот на тёмные затоны слова ложатся, как понтоны. И ты идёшь по зыбким звеньям над устрашающим теченьем. В дыму все плёсы и излуки. Спешу к тебе, изнемогая, чужое сердце, жизнь другая. Непостижимое заречье, иди, иди ко мне навстречу. К тебе, неясный и далёкий, я перекидываю строки. 1964 Я понимаю: уходят и не вернёшь Я понимаю: уходят и не вернёшь. Криком кричи. Вольно ж об стену биться. Всё понимаю. Друзья – в темноту, женщина – в пустоту, как в Лету птица. Всё понимаю. Нет ничего без конца. Общие улицы кончились, общие тротуары кончились у крыльца (а верней – у подъезда), общие звёзды, общие споры, общие свары. Всё понимаю. Кончилось – не начать. Кто виноват? Жизнь ничего не продлила. Здесь ни на целое не посягнёшь, ни на часть. Всё понимаю. И всё-таки несправедливо. Несправедливо! – кричу, и ломается крик. Ты-то при чём? Ты-то при чём? Ты-то?.. Рот для чего-то открыт, а голос охрип. Тихо. Нет… ничего… не надо бежать за врачом. После я всё объясню спокойно и с толком. Боль под ребром. Боль в позвонках. Но ты-то при чём? Это меня долбануло когда-то осколком. Вот и живу. Живу, покуда живой. Вот и кричу – весь ветрами продут, как ветрило. Солнцем кричу, травой кричу, синевой. Всё понимаю. И всё-таки несправедливо. Почты не будет. Писем я всех не прочёл. Листьев не будет. Снегов голубого отлива. Ты не при чём. Кто же при чём? А никто ни при чём. Всё понимаю. И всё-таки несправедливо. 1964 |
