1959 1941 (Складень) 1. Песня Вы, милые ребята, поёте про войну. Весёлая работа под гитарную струну. Весёлая работа. Гриф да колок. В проулке у Арбата дым под потолок. Дым под потолок, коньяка глоток. «Летят по небу самолёты- бомбовозы…» Эх, беда! Поёте вы, поёте о том, что никогда не виделось, не снилось, а – просто так. Жуём какой-то силос, смолим табак. Хорошие ребята, поёте про войну, поёте про войну, и сам я подтяну. Война – такое дело… Лихая беда… Струна отзвенела, а память – навсегда. 2. Сны
Меня ты держишь, женщина, обеими руками, во сне меня сжимаешь обеими руками, ко мне ты прижимаешься то с плачем, то со стоном всем существом горячим, всем телом обнажённым. О сны, о даль далёкая! — откуда путь мы начали — с железной дорогою, с вагонами телячьими, со стонами, с плачами, с шёпотом прощальным, с терпением молчальным, с шинелями колючими, с исколотыми щеками, с озябшими руками. Была другая женщина, печально рот сжимала, и та, другая, женщина меня не обнимала, стояла, мёрзла около, зимы не замечала, не ахала, не охала, не плакала — молчала. Она стояла, помнится, стояла, не рыдая, не люба, не любовница, всего лишь мать родная. Не плачь во сне, хорошая, не верь ночному бреду, проснись, моя хорошая, я никуда не еду. Но снятся сны неясные, их не переупрямить, нам снятся сны ненастные — предчувствие иль память. 3. Дожди Помнится, лил дождь, такой же – точь-в-точь. Зябкий осенний дождь, медлителен, бесконечен. …Липли к рубахам плечи. И ни подъезда, ни – даже – зонта. Голая высота, гиблое место. Хочешь остаться цел – не подымай головы. Пар – от продрогших тел, прель – от мокрой травы. Не подымай головы! Дождик сечёт ковыли. Пули секут ковыли. Сколько сирот и вдов! Сколько сдано городов! Я потерял им счёт. Сколько пришлось их брать! Опять дождь тротуары сечёт. Чёрные реют зонты крыльями нетопыриными. Мокрый неон над витринами. Кинотеатры открыли, и все подъезды открыли двери гостеприимные. И никакой высоты, изборождённой окопами. Капли холодные капают. Давно это было, давно. А мы не ходили в кино, а мы коченели подчас, а мы не плясали под джаз. Даже военная медь в громе должна онеметь. Зычного рёва фанфар я не слыхал на войне. Я города сдавал. И брать приходилось мне. 1960 Я бы мог не родиться Я бы мог не родиться, не дышать, не болеть, не тонуть в полынье, не скользить в гололедь, не глотать в жаркий полдень ледяную струю, не шагать по грязи, не равняться в строю, не бороться с бураном в заметённых полях, не валяться в окопах и в госпиталях. Я б не ведал измен, не страдал от любви, не сбивал бы лопатою рук до крови. Я бы мог не скорбеть, не грустить, не тужить… Неужели я мог не родиться? 1960 Из-за реки чихвостят батареи Из-за реки чихвостят батареи, как наяву. От попаданий камни одурели, а я живу. А я живу и десять лет, и двадцать, ещё и тридцать проживу. Мне некуда деваться, мне некуда укрыться — ни в камни, ни в траву. Живу. Мой тротуар, мой двор, мои деревья — всё под огнём. Прямой наводкой кроют батареи, дрожит мой дом. Мой дом. Мой красный. Высится над спуском на правом берегу. Пролом в стене. В квартире нашей пусто. Проснуться не могу. Ни спрятаться, ни в реку окунуться, ни коченеть во рву. Теперь-то я проснусь. Тогда не мог проснуться: всё было наяву. Живу. 1960 |
