Думаю, что всего один раз союзники действительно оказали большое влияние на ход войны. Это произошло раньше, в декабре 1941 года, когда они заявили, что если Германия будет использовать ядовитые газы, то и они применят против неё химическое оружие. Если бы немцы осмелились использовать свой зарин, табун или фосген на нашем фронте, они достигли бы Урала за две недели. На мой взгляд, союзники открыли «второй фронт», чтобы не позволить большевикам захватить Европу. Они уже тогда боялись нас, нашего «варварского и азиатского» народа. Справедливости ради надо заметить, что отчасти мы заслуживаем такое определение. Как раньше говорили: «Где Иван прошёл, трава не растёт».
Это надо пережить, чтобы понять. Представьте себе, что чувствовали эти солдаты, которые освободили Россию, Украину, Белоруссию, которые увидели столько уничтоженных городов и сожжённых деревень, расстрелянных стариков, детей и растерзанных женщин. Эти солдаты, многие из которых потеряли свои семьи, не могли испытывать жалость к врагу.
С годами память притупляется, подробности стираются, но война остаётся в сознании как нескончаемый многолетний поток таких испытаний, какие можно вынести только в молодости. Мы тогда почти не болели, не было даже банальной простуды или поноса, а ведь ели что придется, пили болотную воду, спали под открытым небом, часто на снегу или в снегу. Приходилось, как я писал, «нырять в снеговую постель» или пить «для сугреву» из флакона тройной одеколон, добытый на бесхозном аптечном складе, а в сильную жару, когда капли воды не найти, с радостью раскалывали кулаком арбуз на заброшенной бахче, или, скатываясь в придорожный кювет, с любопытством молодости смотрели, как из брюха пикирующего «юнкерса» вываливаются бомбы и рвутся, переворачивая телеги обоза.
Когда после побега из плена и выхода из окружения я угодил в обработку Особого отдела, мне стало понятным, в мои-то двадцать лет, как пагубно и преступно сталинское недоверие к тем, кто возвращался домой из вражеского тыла. Это были самые верные и закалённые войной люди, а их объявляли предателями. Какими кадрами жертвовал Верховный главнокомандующий!
Я думаю, что XX век был веком Антихриста, безжалостным временем. Почему у России столь трагическая судьба? Почему произошла революция 1917 года? Почему возник сталинский режим?
Я боюсь, что и сейчас мы на пути к Апокалипсису, в ожидании Армагеддона.
Что ещё сказать?
Вспоминать войну непереносимо: слишком много высокого и низкого пришлось увидеть. Вся моя остальная жизнь накладывалась на пережитую войну. Вся!
Господь меня уберёг.
Может, для того, чтобы я написал свою Книгу жизни.
Александр Ревич
Алик в матроске, 25 декабря 1923 года
Алик с мамой Верой Рафаиловной
Курсанты (А. Ревич – первый слева), 1 июля 1941 года
Курсант Александр Ревич
Курсант Александр Ревич
Зима 1945-го
С Мурой в Коктебеле
Лето 1949-го
А. Ревич и адыгейский поэт Аскер Гадагатель, начало 1950-х годов
А. Ревич с мамой Верой Рафаиловной, конец 1950-х годов
Дома за рабочим столом.
Фото Александра Кривомазова
Коллекция трубок поэта, конец 1990-х годов
Вокруг А. Ревича: Юлия Покровская, Владимир Летучий, Нина Краскова.
Болгарский Культурный институт, 17 ноября 2010 года. Фото Сергея Надеева
А. Ревич с Мурой и Юлией Покровской, Переделкино, август 2004 года.
Фото Рады Полищук
А. Ревич с поэтом-фронтовиком Василием Субботиным и Юлией Покровской, Переделкино, июль 2007 года
А. Ревич с издателем Ксенией Азаровой
Творческий вечер А. Ревича, Болгарский Культурный институт, 17 ноября 2010 года.
Фото Сергея Надеева
А. Ревич с Марком Кабаковым
Творческий вечер А. Ревича, Болгарский Культурный институт, 17 ноября 2010 года.
Фото Сергея Надеева
На могиле Арсения Тарковского, Переделкино, 1997
А. Ревич с Владимиром Мощенко и Инной Лиснянской, Москва, 2000.
Фото Александра Кривомазова
А. Ревич с Галиной Климовой.
Фото Сергея Надеева
А. Ревич с Михаилом Письменным.
Фото Сергея Надеева
В гостях у Ревичей: Галина Климова, армянские поэты Седа Вермишева и Геворг Гиланц
У себя в кабинете
С сыном Борисом и внуком Арсением, Болгарский Культурный институт, 17 ноября 2010 года.
Фото Сергея Надеева
А. Ревич с Константином Шиловым и Семеном Липкиным, Переделкино, 30 июля 1997 года
