(У радиоприемника) что забывал язык, то вспоминала речь, и пустоту сместив, до слуха доносила, как коротковолновая пульсировала ночь, и в ней взбухала мышечная сила. и мышцу темноты с пунктирами огней, которую к земле пришили электрички, слух вдруг нащупывал и зависал над ней, качаясь на волне эфирной переклички. и не было границ, отодвигавших сон, на метаязыке калякали светила, и плыл по гребням волн космический ясон, руки не отнимая от кормила. Осень. Ночной пейзаж в спинном мозгу засушенной травы рефлексы замерли, как кадры киноленты, и в каждой клетке скошенной травы погасли фотоэлементы. и не шумит трава машинным языком, переходя с фортрана на алгол — он так стелился здесь над озерцом, что слышался один сплошной глагол. потрескивало небо, как экран дисплея, помехи рвали звезды с телестрок, латинской буковкой зажглась кассиопея — машинной памятью мерцающий мирок. как датчики, подсвечивались избы, и моцарт подбирал на эвм 2 мелодии, объемные как линзы для стереоскопических систем. и вот метемпсихоз заснят на фотопленку, и моцарт, отраженный в темноте зрачками деревенского котенка, пучком частиц летит в кромешной пустоте. Анатомический пейзаж кусты кровеносных сосудов роняют последние листья, в них ветер, влетая, теряет рассудок, с них птицы, взлетая, вмерзают в созвездья. в их гуще пульсирует сердце с отростками губчатых трубок, в них мечутся крови мохнатые тельца и стенокардии обрубок. а корни путей пищевода уходят в белковую почву, и звезды читают свободно клинописную генную почту. с земли подымается вздохом сознания мыслящий пух, и каждый, окликнутый Богом, растит в одиночестве слух. его подвигает строенье того, что всем кажется духом, на поиски внешнего зренья, ведомого внутренним слухом. Припоминание
асфальт испытывает боль, и выпадает алкоголь на алкогольные пейзажи, где выключенный шум шагов замерз до таянья снегов и каждый след, как рана, зажил. но совершенной формы боль уже не причиняет боль, а пересаженная боль, прижившись, причиняет счастье. летает в доме антресоль, на ней бездельничает моль, а мать берет аэрозоль и душу моли рвет на части. но вундеркинд – сердитый мальчик на крашеном велосипеде — воспитан в собственном соку; трансляции футбольных матчей приходит посмотреть к соседям, болеет за «нефтчи» баку. он учит «слово о полку…», включен настольный вентилятор, паук бежит по потолку, и день гудит, как трансформатор… когда он яблоко догрыз, ты помнишь, семечко упало? не из него ли разрослись антропоморфные начала? и не выходит жизнь из строя, хотя, казалось бы, заело ее устройство заводное. ее устройство заводное уже морально устарело. Учебный натюрморт вживаясь в равнобедренный кувшин, я вычитаю из него привычность: примерив обтекаемость машин, он сам перед собой разыгрывает личность. а драпировке, обласкавшей стол, линялой до расцветок географии, был свойственен когда-то женский пол с чертами буржуазной биографии. во фруктах восковых их образ обнажен до стереометрической фигуры, и натюрморт сплошным пространством окружен в трех измерениях, написанных с натуры. но я, свой глазомер поставив на штатив, ищу свободную от измерений точку, изображаемым предметам возвратив постигшую их свойства оболочку. пространство распахнув, как форточку во двор, перепроверив зрение на верность, я завожу кувшин, как гоночный мотор, я отрываю от него поверхность. я в натюрморт ввожу прохладный куб двора, где разговор двоих в их схемах – перемычка, где в толще тишины пропорота дыра и, чиркнув, вечность освещает спичка. вернутьсяЭВМ – электронно-вычислительная машина. |
