Так же как люди, отдельные особи переживают утрату особенно тяжело. В 1990 году косатка-матриарх по имени Ева умерла в водах Тихого океана в возрасте пятидесяти пяти лет. Ее сыновья Отличник и Фостер кружили вокруг острова Хансон[24] и звали, звали, звали… Впервые в жизни – а Отличнику было тридцать три года – мать не отвечала на их зов. Братья дельфины снова и снова возвращались в те места, где мать провела последние дни своей жизни. Преданность. Тоска. Горе. Дейм Дафни Шелдрик, кавалер Ордена Британской империи, с высоты своего полувекового опыта общения с осиротевшими слонятами спокойно заметила: «Слон от горя способен умереть». Ей не раз приходилось это видеть, так что она знает, что говорит.

По словам Дафни, пятьдесят лет работы в основанном ею в Кении питомнике для слонят-сирот научили ее, что «…понять слонов можно только „очеловечивая“ их, потому что слоны эмоционально идентичны человеку. Они горюют и скорбят об утрате любимого существа так же глубоко, как мы, и любить умеют беззаветно».

Но даже если допустить, что слоны горюют, неужели они «горюют <…> так же глубоко, как мы»? А насколько глубоко наше горе? Вспомните, как бывает на поминках: все собираются вместе – внуки, взрослые дети, родственники, друзья, – коллеги перешучиваются или обмениваются визитными карточками; молодая дама явилась в черном платье, фасон которого явно призван рассеять у присутствующих траурное настроение; есть рана, которая затянется, и боль, которая никогда не пройдет. У жизни существуют начало и конец, этого не изменишь. Что такое «человеческое горе»? Универсальное понятие отсутствует. Как и человеческая любовь, горе многообразно. Это множество разных вещей, с разной интенсивностью происходящих в разных умах, и не всегда исключительно в человеческих. Горе не предполагает понимание смерти. Люди, естественно, горюют, но к единому мнению по поводу смерти им прийти не удается. К их услугам широкий спектр разнообразных религиозных верований: они готовы верить в рай, ад, кармическую реинкарнацию, во что угодно, только бы избавить своих усопших от смерти. Главное, чему верит человек, когда речь заходит о смерти, – то, что смерти нет. Есть те, кто верит в естественную кончину, прекращение существования, но для большинства это непостижимо. «Верую в жизнь вечную» – эти слова из катехизиса меня, как доброго католика, научили повторять в храме. Выходит, когда самка шимпанзе или дельфина держит перед собой мертвого детеныша, она понимает смерть не хуже, чем понтифик. А когда слон ласково водит хоботом по костям милых сердцу усопших, он понимает смерть еще глубже.

Два года спустя после кончины заколотой копьями Терезии Синтия увидела, как Таллула, Теодора и их молодняк валяют дурака: бегают напролом по кустам, выписывают пируэты, закрутив хвостики колечком, врезаются с разбегу в воду и шалят, поднимая волны и тучи брызг. Оправившись от смерти матриарха, они, как позже запишет Синтия, «…снова превратились в жизнерадостных и способных на любую выходку слонов, которых я так хорошо знала и так любила».

Мы наблюдаем, а они заходят в болото, приминая по пути высокую траву, и с хлюпаньем погружаются в живительную влагу. Как семья решает, куда идти и когда? Вики очень пристально за этим следит.

– Если одной из слоних вдруг захочется куда-то отправиться, она отходит в сторону и поворачивается головой в желаемом направлении.

Эту стойку этологи называют между собой «двинули!» – кто-то из слоних принимает ее приблизительно раз в минуту.

– Это выражение намерений, которое значит: «Я хочу пойти туда. Кто со мной?» – поясняет Вики, – а остальные либо соглашаются, либо никак не реагируют.

А если они не реагируют?

– Если не реагируют, то гулена может бодрым шагом вернуться в семью и развернуть активную приветственную кампанию, чтобы перетянуть на свою сторону серьезную группу поддержки. В таком случае приветствие – это стратегический ход, что-то вроде: «Всем привет! Мы же с вами верные друзья! Я хочу туда-а-а! Друзей бросать нельзя-я-я!»

Иногда получить согласие удается довольно быстро. Матриарх издает долгое негромкое урчание, поднимает уши, хлопает ими себя по шее и по плечам – так обычно хлопают в ладоши, чтобы привлечь внимание, – и семья как по сигналу отправляется в путь. А иногда начинаются дебаты, которые могут длиться часами.

– Места тут кругом знакомые, – продолжает Вики. – Если место, куда вы намерились идти, уже заняла превосходящая вас по численности и влиянию семья, то лучше не лезть на рожон, а просто повернуть в другую сторону. Бывают совершенно очевидные ситуации. Но порой мне непонятно, почему они делают то, что они делают.

Чуть притормозив, Вики говорит:

– Привет, Амелия! – Потом оборачивается ко мне: – Видите ту слониху, которая идет и хлопает ушами? Это Джолин, матриарх семьи Дж/А. А там у нас… – В бинокль Вики старается рассмотреть еще одну слониху, подальше в зарослях высокой травы на болоте. – Понятно. Там у нас Ивонн.

Получается, что у нас здесь в окрестностях три семьи: по первым буквам имен это А/А, И/А и Дж/А. А/А дружат с Дж/А, и И/А тоже дружат с Дж/А. И они идут, чтобы поздороваться.

– Но это не просто «привет – привет», – переводит со слоновьего Вики. – Они говорят что-то вроде: «Это я, это ты, мы с тобой друзья, и мы здесь».

В приветствие вовлекаются все особи клана, чувства и отношения сливаются воедино.

Джойс Пул называет это «связующим ритуалом». Участники демонстрируют друг другу и отдаленным слушателям, что они «члены сплоченной группы и готовы выступить единым фронтом».

– Если надо узнать, кто они друг другу – верные друзья или близкие родственники, – наставляет меня Вики, – мы первым делом присматриваемся к приветствию. Чем оно ярче и эмоциональнее, тем прочнее связи между группами. Иногда в пылу особенно бурного общения слоны внезапно и довольно картинно сцепляются хоботами, прижимаются друг к другу боками. Стоит такой гвалт! Они трубят, урчат, тянутся хоботами, суют их друг другу в рот; уши хлопают, бивни клацают – одним словом, это настоящий душевный подъем, который ни с чем не перепутаешь.

Для общения в различных ситуациях у слонов в арсенале более сотни жестов, обретающих в определенном контексте нужный смысл. Если слон сомневается или выжидает, он стоит, слушает, смотрит, при этом кончик хобота вращается взад-вперед; в поисках решения он может дотрагиваться до ушей, лба, рта, хобота – как человек, который потирает подбородок или прикладывает руку к щеке. С помощью почти непрерывных голосовых сигналов слоны поддерживают связь внутри семьи, укрепляют узы, сглаживают противоречия, защищают сторонников, формируют коалиции, координируют движение и поддерживают контакты. Для некоторых сигналов они, как и все млекопитающие, используют гортань и голосовые связи, для других – хобот.

Конфликты, возникающие между особями, часто решаются с помощью посредника. «Обыкновенно шаги к примирению делает третья сторона – матриарх или кто-то тесно связанный с обиженным. Слониха приближается к конфликтующим <…> и, стоя с ними рядом, урчит, вскидывая голову, поднимая уши и протягивая хобот по отношению к обидчику, демонстрируя дружелюбные намерения», – отмечают исследователи.

Вики несколько разочарована масштабом коллективного приветствия, ей хотелось показать мне «товар лицом».

– Если бы тут была семья Э/Б, то такой бы стоял дым коромыслом – все на подъеме, все трубят, гладят друг друга, трутся боками. Мы их называем «итальянское семейство» из-за невероятного темперамента. Эти, наоборот, все в себе.

У довольно малочисленной семьи Дж/А есть основания, чтобы замкнуться и уйти в себя.

– Их предыдущего матриарха – настоящую красавицу – закололи копьем. Матриархом стала другая слониха, но он пала во время засухи.

Уход из жизни старшего поколения приводит к эмоциональному оскудению остальных. Я уже писал, важно, не что, а кто стоит на карте. У таких «одушевленных» животных смерть влияет в первую очередь на оставшихся в живых.