«Бездна Авадона»… Не раз Клеон вспоминал эти слова. Не раз внутренне содрогался от парализующего ужаса, когда четко видел, ЧТО представляла собой первозданная субстанция живой материи, само-зародившаяся на планете. Не раз Клеон вспоминал прочитанные книги ужасов и просмотренные фильмы, которые хоть как-то пытались показать «ту, другую» форму существования. Только все возникающие мысли, цитаты и воспоминания были лишь жалкой попыткой слегка обрисовать то, что было в самом начале. Никакие слова, никакие образы не могли передать и сотой части того первозданного ужаса, которые покрывал планету ДО прилета Эонов и Города Света. Никто из людей даже с самым развитым воображением никогда не смог бы передать картины этого сверхдалекого прошлого. Потому что, что человеческий разум все-аки впитал в себя гармонию и организацию космического Света. Потому что разум любого человека был хоть немного, но наполнен Светом космической Плеромы и опуститься в мрачный, первозданный хаос, в царство первобытной Материи просто не мог.
Клеон не раз пытался вернуться в то время, когда настаивал на открытии полного знания о появлении планеты, когда добивался тотального погружения в генетическую память планеты и пытался увидеть полную картину самого начала. Не раз Клеон просил за это прощения и безумно сожалел о своей настойчивости.
Потому что теперь он ВИДЕЛ; видел то, что предпочел бы никогда не видеть.
По его настойчивым просьбам, по его упорству «занавес скрытого Знания» был открыт, и Клеон в своих видениях как будто очутился в том времени, когда Света еще было на планете, когда Дворец Эонов еще не прилетел, когда Великого Единения еще не было. Теперь он видел; видел первобытное и первозданное царство живой Материи, и горько сожалел о самом своем желании увидеть.
Тьма… Непроницаемая тьма… Мутация и трансформация живой пульсирующей материальной субстанции, постоянно порождавшей неописуемые формы и соединения, тут же исчезающие и возрождавшиеся в новые формы, еще более страшные и ужасающие. Материя, не имевшая никакой организации, движимая только дикими необузданными инстинктами к само-существованию и саморазвитию. Но даже не это было самым страшным.
Представители эволюционной теории изначально заявляли о том, что материя обладает собственными инстинктами к само-научению и саморазвитию. И это было правдой. Сама копошащаяся протоплазма с кишащими в ней обрывками живых форм, даже в полной кромешной тьме и первозданном хаосе, не вызывали такого ужаса. Рано или поздно к этому можно было привыкнуть.
Настоящий страх заключался в том, что материальная субстанция действительно обладала способностью к научению и развитию. Материя действительно подчинялась эволюционным законам развития. Хотя принимаемые современным человечеством эволюционные законы развития не имели совершенно ничего общего с первобытным исконным развитием само-зарожденной субстанции. Материя развивалась и самосовершенствовалась с каждым следующим самозарождением и самовоспроизведением. Процесс развития и движения материи хотя и был полностью хаотичным и беспорядочным, но, тем не менее инстинкт к само-выживанию породил и непреложные законы существования Материи.
Борьба за выживание…
Постоянное развитие…
Тотальное размножение…
Это были действительно основные законы существования материи. С каждым разом Материя порождала все более сильные, все более приспособленные формы и соединения. Процесс воспроизводства и развития не останавливался ни на секунду. Во всем этом хаосе первородной протоплазмы воспроизводились уже не просто формы или части плоти, рождались самостоятельные Твари, явившиеся результатом бесконечных проб и ошибок, результатом постоянной смены клеточных соединений, результатом тотального желания и неутолимой агонии к существованию.
Первые Твари представляли собой мощнейшие соединения Материи, комбинации импульсов и инстинктов, которые выдержали первичный естественный отбор, а значит, были способны к само-существованию. И если протоплазма и вызывала необъяснимый страх своей беспорядочностью и хаосом, то рожденные ею Твари, выходившие и отделявшиеся из протоплазмы, заполняли душу и сознание неописуемым, первобытным, леденящим ужасом. Материальные Твари, имеющие самостоятельную способность к существованию – вот чего никогда не хотел бы видеть Клеон. Он действительно хотел бы никогда этого не знать, тем более никогда этого не видеть. Теперь он понимал, насколько правы были Эоны в своем желании скрыть эти знания непроходимым занавесом, чтобы ни одно создание, появившиеся после Великого Творения, не имело никакого доступа к этим знаниям.
Однако теперь уже было поздно. Клеон видел… Он сделал все, чтобы попасть за этот занавес и в конечном итоге попал. В своих «видениях» он попал за стену «скрытых знаний» и увидел истинное начало. Застывший и заледеневший внутри, он наблюдал само-зарождение и саморазвитие материальной живой субстанции. Он видел то, что его застывший мозг назвал «мерзостью запустения» – кишащую возникающими, постоянно мутирующим и исчезающими формами и соединениями протоплазму, огромную массу пульсирующей живой плоти.
Однако ничего не могло сравниться с тем выворачивающим душу и сознание ужасом, который заполнил собой сущность Клеона, когда он увидел то, к ЧЕМУ привело движение и развитие живой материи. Да, сама субстанция была мерзка и безобразна. Но это было только началом настоящего ужаса.
Материя само-развивалась! Тема самым утверждала свои законы тотальной непрерывной борьбы за существование, постоянного развития и тотального размножения. Только для человеческого сознания все «законы развития материи» звучали достаточно безобидно, и даже в самом ужасном фильме передать их истинное значение никто не мог. Точно также как никто на не мог передать истинное значение «постоянного» развития и «тотального» размножения. В современном мире существовали «границы», к которым человеческий мозг просто привык. Представить себе все это без границ никто не мог.
Материя само-обучалась! Результатом само-обучения и само-развития Материи были уже не хаотичные части, формы и соединения. Результатом стали выходящие из протоплазмы и отделяющиеся от нее мерзкие Твари. Выходили уже существа, прошедшие все этапы дикой неограниченной борьбы за выживание, а значит, готовые к самостоятельному существованию; существованию, которое было противоположным всему Космосу!
«Бездна Аваддона»… Все картинки и образы «злых существ», которые когда-либо видел Клеон в книгах или фильмах, теперь казались детской забавой.
Даже запечатленные древними цивилизациями ужасающие формы идолов, богов и демонов, вызвали бы у Клеона улыбку… Если бы он мог улыбнуться… Потому что то, что действительно порождала Материя и то, что выходило из ее лона, сформировавшееся и готовое к самостоятельному существованию и дальнейшей борьбе, не имело никаких аналогов и не могло быть даже приблизительно описано. Не было таких слов ни в одном языке народов планеты, не было таких образов ни в одном даже самом извращенном человеческом сознании.
То НЕЧТО, что явилось результатом развития само-зарожденной материи, заставляло сердце и дыхание просто остановиться. В полностью парализованном мозге и сознании мелькали лишь обрывочные образы и цитаты когда-то услышанного, прочитанного или увиденного.
– «бездна Аваддона»…
– «порождения тьмы»…
– «ад преисподней»…
«Те, другие» были порождением самой тьмы и хаоса, порождением живой Материи, не имеющей в себе ни организации, ни порядка. «Те, другие», впитали в себя только первозданные инстинкты к существованию, развитию и размножению. Инстинкты и стали их единственной основой – самой сущностью материальных Тварей, вышедших из бездны преисподней…
Настойчивые усилия и практика погружения в генетическую память человечества завели Клеона гораздо дальше, чем он хотел. Само осознание того, что первоначально на планете вовсе не была «светлая и радужная жизнь» (как часто представлял себе это Клеон) приводило по меньшей мере в замешательство. Видение же темной, мрачной планеты, погруженной в кромешную тьму, приводило в неописуемый ужас. Знание того, что в самом начале на планете само-зародилась совсем «другая жизнь»; жизнь, неизвестная всему Космосу, не подчиняющаяся ни одному космическому закону; бурлящая, животворящая Материя, полностью останавливало какое-либо движение мысли.