Царство разбитых надежд.

Царство потерянных мечтаний.

Царство настоящей Свободы.

Где-то в самой глубине подсознания у него остались воспоминания о том, что в самом начале все было совсем по-другому. Здесь – в самом центре Северного полюса; здесь – в царстве вечного льда, раньше все было по—другому. Именно здесь было начало свободной жизни еще совсем молодой планеты. Именно здесь была колыбель «первоначальной свободы», и эта вековая тайна была похоронена под километровыми покровами льда и снега.

Откуда он мог знать о какой-то другой жизни, если всю свою земную жизнь он прожил как все, следуя всем предписаниям и правилам общественно Системы? Откуда на самом деле он мог знать о блаженном состоянии полного освобождения, если его «реальная» жизнь, как и жизнь всех остальных, проходила в протоптанных коридорах мрачного и душного Лабиринта? Он уже не задавал себе вопросов, как и откуда, он только знал, что должен вспомнить.

«Я должен вспомнить… Я должен вспомнить… Я должен вспомнить…».

Он помнил первоначальное состояние тотальной Свободы и независимости, полной независимости от мира вещей и тяжелых форм. Он почему-то действительно помнил те времена самого начала, когда все было по-другому, не так, как в его современном мире. Времена «первоначальной свободы».

Призрачная дверь несуществующего царства.

Мерцающие осколки былого великолепия.

Несбыточная мечта человечества.

Уже в который раз он, обессиленный этим походом за призрачной мечтой, взывал к небесам и своей генетической памяти, задавая всего лишь один вопрос – что было в самом начале? И ускользающим, едва уловимым отблеском в сознании мелькало только одно – «Царство настоящей свободы». В воспаленном и истощенном мозгу продолжала пульсировать одна – единственная мысль:

«Я должен вспомнить… Я должен вспомнить… Я должен вспомнить…».

Он сжимал в руке почти заледеневший осколок странного бледно-зеленого кристалла размером чуть меньше человеческой ладони. Осколок был неправильной формы, было видно, что это часть какой-то фигуры. Откуда у него в руке появился этот символ? Этого он уже не помнил. Прошлая «обычная» жизнь незаметно ускользнула в пустоту, и вернуться было практически невозможно. Осколок больно резал ладони. Мутным взглядом он еще раз посмотрел на переливающийся кристалл – бледно-зеленое сияние было то более ярким, то совсем тусклым. Губы непроизвольно продолжали шептать:

«Я должен вспомнить… Я должен вспомнить… Я должен вспомнить…».

Он не помнил, как оказался здесь – в центре безбрежной ледяной пустыни. Тысячи километров белого снега, палящее, но не греющее солнце; и ничего; пустота. Утомленный голодом и холодом человеческий мозг отказывался воспринимать окружающую действительность.

Ледяная пустыня.

Ледяная тишина.

Ледяная свобода.

Рука продолжала судорожно сжимать осколок непонятного предмета. Материал осколка не был похож ни на один земной элемент. Чем-то осколок напоминал переливающийся кристалл.

«Яспис кристалловидный» – мелькнуло в самой глубине подсознания.

«Сошел город; подобно яспису кристалловидному» – метались обрывками мысли в угасающем сознании.

Он ничего не мог вспомнить. Он стоял посреди ледяного царства безбрежного снега, и губы продолжали шептать одно и то же:

«Я должен вспомнить… Я должен вспомнить… Я должен вспомнить…».

Как он оказался здесь – без еды, без воды, без крова, без единого шанса на выживание, он не знал. Но мозг казалось уже автоматически продолжал производить только одну команду: «Я должен вспомнить».

Усталые, онемевшие от холода глаза в который раз смотрели на непонятный осколок предмета, зажатый намертво в оледеневшей руке.

«Яспис кристалловидный» – снова мелькнуло в сознании и сразу же погасло. Сознание отказывалось работать и продолжало погружаться в уже конечную беспросветную пустоту. Только мозг по инерции продолжал прокручивать некогда заданную программу:

«Я должен вспомнить… Я должен вспомнить… Я должен вспомнить…».

Он в принципе жил как все, обычной нормальной жизнью, не хуже, а в чем-то даже лучше других. Клеон Найрам родился в обычной семье, ходил в обычную школу, рос как совершенно обычный среднестатистический ребенок, поглощая и воспринимая все, что предлагало современное общество. Еще с раннего детства он быстро понял, что есть определенная СИСТЕМА жизни, которая давно распределила все роли и все возможные пути проживания в обществе.

Он быстро понял, что в школе нужно учиться, воспринимать информацию, которую щедро предлагали учителя, запоминать и хранить ее, и уметь в нужный момент воспользоваться данной информацией. Информация была разнообразной и тот, кто запоминал лучше других, считался наиболее успешным. Делать нужно все так, как предлагается другими. Потому что, если ты не следуешь принятым стереотипам, правилам и нормам поведения, если ты не выполняешь всех требований, то последующая жизнь может стать не такой успешной и удачной как у тех, кто тщательно выполнял все предписания.

Читать Клеон научился очень рано, в возрасте трех лет. Читал он много и быстро запоминал все прочитанное. У него не было вообще никаких проблем с получением и запоминанием самой разнообразной информации. В принципе сам процесс поглощения и хранения информации вызывал у Клеона только удовольствие. Гораздо позже он узнал, что это зависит от его коэффициента интеллекта, так называемого IQ, который был у него очень высоким. Но в раннем детстве Клеон этого не знал. Будучи ребенком, он просто поглощал предлагаемую информацию, не особо подвергая ее переработке и осмыслению, он принимал ее такой, какой она была, не пытаясь анализировать или делать какие-либо выводы. Конечно, высокий IQ не мог пройти незамеченным. В школе учителя не переставали удивляться, как быстро и как легко Клеон воспринимает и запоминает любую информацию. Его память была необыкновенной, он запоминал все быстро и до мельчайших деталей.

Первые отклонения (если можно так выразиться) начались у Клеона Найрама примерно в 12—13 лет. К тому времени Клеон перечитал огромное количество классической художественной литературы и в принципе «поглотил» и переработал информационное поле всех предметов общеобразовательной средней школы. И тогда Клеон впервые почувствовал какую-то бесполезность самого процесса. Он не мог еще сформулировать возникающие у него в голове вопросы, конечно, будучи ребенком, он еще не мог выстроить какую-либо логическую теорию. Клеон просто стал все чаще чувствовать опустошенность и элементарную скуку. Постоянное поглощение информации перестало приносить удовольствие, которое было раньше.

Дело было не только в возникшей скуке. Просто Клеон стал все чаще замечать, что все действия, все без исключения, поражали своей однообразностью и какой-то четкой «запрограммированностью».

Очень часто Клеон, засыпая, думал: «Хорошо. Прошел еще один день. Я встал рано утром, умылся, почистил зубы, позавтракал, оделся, пошел в школу, выдал какую-то часть информации, в зависимости от представленных требований, получил новую часть другой информации. Пообщался с друзьями и одноклассниками, вернулся домой, снова посвятил время запоминанию полученной ранее информации и „нужных“ сведений для завтрашнего школьного дня. Посмотрел телевизор, получил другую порцию информации, умылся, почистил зубы и лег спать».

«Для чего? В чем смысл? Завтра я буду делать то же самое, и послезавтра тоже. Я буду делать это еще многие годы. Зачем?».