«Зимою. Тундра. Вечером. Таймыр…» Зимою. Тундра. Вечером. Таймыр. Румянец щёк. Усталая походка. След утренний – уже почти пунктир. Обеденный – лежит довольно чётко. И день прошедший видя на снегу, Почти пройдя, как и замыслил, путик, Отделаться от мысли не могу, Что я мишень в пристрелянном маршруте, Где ствол ведёт надёжная рука, В плечо вдавив протекторы приклада, Уверенная, что наверняка Меня достанет с первого заряда. Будь проклят этот год и день, и мразь, Нам лгавшая о том, что люди – братья: Когда рука с оружием срослась, Она не приспособлена к объятьям. Поэтому, умерив крови бег, Замедлю шаг, не замедляя хода, Приглядываясь из-под пухлых век С поправкою на возраст и погоду. Нам для двоих средь тундры места нет – Так было, есть и будет в мире вечно: Поземка замела вчерашний след И заметёт сегодняшний, конечно. Ну, а пятизарядное ружьё, Одно из двух, как это року надо, Одно из двух – его или моё, Решит задачу с первого заряда. «Зной безумствует, жжёт который день…» Зной безумствует, жжёт который день. И ни дождика, и ни тени, Ночью кажется – расцветёт сирень, Утром выглянешь – нет сирени. И ничьей нельзя отыскать вины, Как ни мучишься – нет ответа, Несмотря на то, что конец весны, Завтра первое, завтра лето. Снова год прошёл. Ах, какой был год! Сколько предавших и умерших, Будто дьявол взял землю в оборот, Как лазутчиков брали в СМЕРШЕ. А вокруг палит зной который день. И ни дождика, и ни тени. Ночью кажется – расцветёт сирень, Утром выглянешь – нет сирени. Лишь вороний гай – и о чем шумят, Если встретятся даже двое: Или молятся богу невпопад? Иль скандалят у водопоя? Впрочем, и у нас радость впопыхах, Да не радость, а отголосок, Весть из прошлого о других годах, Что глядят на нас с чёрных досок. Не поэтому ли который день И ни дождика, и ни тени. Ночью кажется – расцветёт сирень, Утром выглянешь – нет сирени. И «И покуда гром не грянет…» И покуда гром не грянет Неизбежный, страшный, тот, Кто в глаза мои заглянет, Дорогою назовёт? Ты ушёл, не обернувшись, Как всегда ломая бровь, Мой кумир ночей минувших, Неизбывная любовь. Чем тебя я обделила, Что тебе не додала, Родненький, хороший, милый, Сердце выжегший дотла. А ведь ты меня с собою Уносил в такую высь, Где мы клятвой гробовою, Вечной жизнью поклялись. Побожились словом сладким Быть, как крылья соловья, Нас венчавшего украдкой У тенистого ручья. Так скажи же, что случилось, Всё исправлю, лишь бы знать, Чтобы грозный гнев на милость Смог ко мне ты поменять, Иль яснее и доступней Станет сердцу моему: Почему клятвопреступник Мне достался, почему. И покуда гром не грянет, Неизбежный, страшный тот, Кто теперь в глаза заглянет, Дорогою назовёт? «Иван-чай отцвёл, иссеклась пыльца…»
Иван-чай отцвёл, иссеклась пыльца В силу замысла изначального: На руке твоей нет давно кольца От меня тебе обручального. Хоть уже бела голова в висках, Между рёбер бес рвёт и мечется, Каково лежать одному впотьмах Без подруги и без советчицы? Если некому разбудить-согреть, Перекинуться словом лакомым, Значит, испытать мне, что было, впредь Не удастся больше по-всякому. Поменялась жизнь, как змеи покров, Но не постройнеть и не вырасти: Осень за окном, гиблый дым костров, Вязкий холодок пьяной сырости. Вот и видится поутру подчас: Для меня, тобой обойдённого, Каждый божий день, как последний час Без вины на смерть осуждённого. Что опять один, далеко в глуши Исстрадавшийся, покалеченный Словом каверзным, бившим в центр души, Словно катанною картечиной. Выпал жребий мне этот невзначай Или было так и загадано: Иссеклась пыльца, высох иван-чай И среди ночи тянет ладаном. «Игру открыл Всевышний красным…» Игру открыл Всевышний красным Под шум винтов и гул мортир В десятых, сытых и ужасных, Спешивших переделать мир. Где с прошлым рвётся связь любая, И где страна моя, в запой В двадцатых звёзды зажигая, Себя почувствует звездой. Тогда как черными мастями Партнёру дьявол отвечал, Да так, что и поныне с нами Его пленительный оскал. Чьи сотни служек вороватых Трещат с экранов голубых О неизбежности тридцатых В преддверии сороковых, Привычно и невозмутимо Столбя в сознанье миф пустой О видах оттепели мнимой И достижениях в застой. А игрокам всё было мало. И вот полезли джокера: Сначала меченый с беспалым, За ними – фраер из двора. Чтоб нахлебавшись правдой вдосталь, Свободы ощущая близь, Мы обманулись в девяностых И в нулевые продались. Не зная, кто же – бог иль дьявол, В азарте, распаляя нрав, Страну мою на кон поставил И просто сбросил, проиграв. Как и не скажешь сразу, сходу, Что нам увидеть предстоит, Пока к намеченному году Век двадцать первый семенит. |
