«Задумано ловко неведомой силой…» Задумано ловко неведомой силой, Узнать бы подробней, какою, хотя, Кому это знание жизнь удлинило, Признав и заслугою важной зачтя. У времени выбор предельно короткий, И тем он обиднее для мужика, Когда всего вдоволь за вычетом водки, Которой всегда не хватает глотка. Последнего, самого нужного телу, А может душе, кто их в этом поймёт. Так не пожалей мне в стекле запотелом Сто грамм под с зернистой икрой бутерброд. «Заедали мы хлебом с луком…» Заедали мы хлебом с луком Водку горькую, как вина, Да с попутчиком одноруким Откровенничали спьяна. Он в чеченские войны – в обе, Отличился не раз, потому Загудел в полинявшей робе По этапу на Колыму. Впрочем, в лагере не терялся, У хозяина под рукой, Коль помилования дождался Ради преданности такой. После зоны был влёт устроен Меж подобных крутых ребят, Знающих, что они герои, И не знающих, что творят. Ну, а те, пусть в него стреляли Под Аргуном и Ведено, Компаньонами в деле стали, Если дело у них одно. С видом тёртого полутяжа, С шеей бычьей величины Он обслуживал с ними даже Категории «А» чины. И под песню про грады в поле, За распятых мальчишек встав, Кровь чужую по личной воле Лил у Марьенки и Витав. Окропив и своей немало Чернозёма и простыней, Он, заштопанный как попало, Едет к матери, жить при ней. Ни семьи и не счёта в банке, Без руки, но с двойным свищом. И приняв по последней банке, Мы уснули. А что ещё. «Закат, уменьшаясь до кромки горящей…» Закат, уменьшаясь до кромки горящей, До ниточки блеклой, растаял, дымясь, И лунный фонарь засигналил над чащей, С известными лицами выйдя на связь. За ним или вместе свирепые совьи Глазищи зажглись меж мохнатых ветвей У полуразрушившегося зимовья На севере крайнем Отчизны моей. Где рос и учился подростком неловким. Был бит и ославлен, и выжит толпой, А дальше пошло уже без остановки, В согласии полном с обычной судьбой. Под взглядом которой не лёг и не сгинул Среди чистоплюев, блаженных, блатных, Держа, не сгибая, ни плечи, ни спину, Когда награждали иль били под дых. Седой. Постаревший. Уставший до боли. Встающий не выспавшись. Верящий в сны. Но сам, ещё сам, выбирающий роли Из тех, что мне господом припасены. Поэтому сердце моё, то и дело, На родину тянет – на день или час, Пока ещё в силе рассудок и тело, И лунный фонарь над тайгой не погас. «Застава. Обычный, обыденный май…»
Застава. Обычный, обыденный май За гранью полярного круга. Кому-то, с мошной – экзотический край, А мне – место выслуги друга. За окнами полночь, но ночь ни при чём На море и острове оном, Раз солнечный диск у бойца над плечом, Как пуговка Наполеона. И чистое небо вокруг, потому Не скроешь ни жеста, ни взгляда, Как это обычно в кромешную тьму Декабрьского снегопада. Не зря же в заброшенных концлагерях Не тронут гвоздя нганасаны, Ведь каждому ясно, что в этих местах За каждым следят неустанно, Когда по Навину над стылой землёй, Ведя окровавленным оком, Холодное солнце стоит день-деньской Высоко, высоко, высоко. «Заставлю сердце я – запоминай…» Заставлю сердце я – запоминай, Что мне открылось в сумерках белесых: Дождь ухватился в облако, за край, И с ним, крепясь, поплыл над стихшим лесом. И улыбался, ясно почему – Висела радуга над свежею отавой, Но молния ударила ему По пальцам, затекающим в суставах. Обидно? Да. Так это ж не внове! А он заплакал и, тряся струями, Дождь побежал по скошенной траве, Похрустывая стебельками. «Зашипело и вот, за вагоном вагон…» Зашипело и вот, за вагоном вагон, На Кавказ покатились железные зыбки. Полдень, солнце, апрель и пустынный перрон: Ни цветка, ни руки, ни слезы, ни улыбки. Видно, диктор не смог отыскать нужных слов, Что пора на Чечню уходить эшелонам, И захлопнулись двери на железный засов, Если красный сменили зелёным. Льётся водка рекою. В разгаре бура. Анекдоты про чукчу и Вову. Раз такая в Отчизне настала пора, Мы на всё без раздумий готовы. Никого не кляня – ни властей, ни народ, Знаем: сдадены карты – по чистой, вслепую, И вернутся домой те, кому повезет, И останутся жить, ни о чём не тоскуя. А чего им: любой, вроде, сыт и здоров, И лишен до конца бесполезных иллюзий, Что сегодня ему до далёких краёв, – Где в положенный срок батальоны разгрузят. Терек буйствует там и растёт барбарис. Ну и главное: там, директивам согласно, Бородатые горцы с пацанами сошлись И мешают зелёное с красным. Потому и ползут за вагоном вагон – По железным полозьям железные зыбки. Полдень, солнце, апрель и пустынный перрон: Ни цветка, ни руки, ни слезы, ни улыбки. |
