В двенадцать,
Выйдя из-за сопок дальних,
Чтобы служивым не наделать зла,
Ночь благородно обошла дневальных
И незаметно к нарам подползла.
Все тихо-тихо…
Только вдруг проблеет
Какая-то приблудная коза.
Спокойной ночи.
Веки тяжелеют.
Приятных снов.
Смыкаются глаза.
Приходит крепкий сон.
И с этих пор мы
В плену у старых радостей и ран.
Цвета ветшают, мир меняет формы,
Фантазия включает свой экран.
Плакат вбирает краски гобелена,
Уходит в своды плоский потолок…
И вот,
Припав на левое колено,
Дневальный произносит монолог.
Он, к небесам протягивая руки,
Прощается с неласковой землей,
И гаснут,
гаснут в темном зале звуки.
Театр поперхнулся тишиной.
Так вот оно —
Великое начало!
Так, значит, ожидание не зря —
Да здравствуют Шаляпин и Мочалов
В одном лице,
Прекрасном, как заря!
Шумят над речкой бутафорской лозы,
А он не хочет замечать того,
Как кто-то юный и русоволосый
Из дальней ложи смотрит на него.
Он говорит,
Что путь лежит на Альпы,
Сквозь царство снега, смерти и ветров,
И в подтвержденье вдруг хватает…
скальпель
И делает из скальпеля… ведро.
Все как-то слишком грубо и не мудро:
Ведро – понятно.
А зачем о ней?
Но сон есть сон.
И все решает утро,
Которое гораздо мудреней.
