Кошковод вздохнул и взял лист бумаги и фольгу, правда, выдержал недолго он, через пять минут послал творческого человека фотографа ко всем чертям, бросил бумагу на пол и ушел курить.

Швидко прислал мне письмо:

Солнце, я не пойму, что вчера произошло? За что ты на меня обиделась? Что я сделал не так? Ответь мне, я не нахожу себе места! Я люблю тебя!

Ответила:

Пошел на фиг, кобель! Не смей со мной больше разговаривать.

Народ читает мои рассказы и восхищается. Что ж, буду сидеть, страдать и писать свои истории, может, полегчает. В такие моменты в людях всегда просыпается творческое начало. Недаром все великие произведения были созданы в минуты сильных душевных переживаний. Вот только за что меня Господь так наказал, я не пойму.

Позвонила Нана:

— Женат?

— Да, — всхлипнула я.

— Гад. Пойдем со мной сегодня шубу выбирать, пока не сезон — они со скидкой продаются.

— А деньги у тебя откуда? — поинтересовалась я.

— Оттуда. Заявилась сегодня с утра к гаду в офис и потребовала компенсировать мне моральный ущерб, а не то я все расскажу его жене. Ну, сначала он начал мне угрожать — ты, говорит, ничего не докажешь, — но я сказала, что записывала все наши интимные встречи на видео.

— Ты действительно так делала?

— Нет конечно, у меня и камеры-то нет, но какая разница? Денег-то дал, — невозмутимым тоном ответила Нана.

— Сегодня я не могу с тобой пойти, давай завтра.

— Ладно, сама схожу.

Швидко прислал еще одно письмо:

Я ничего не понимаю, ты мне можешь толком все объяснить? Ну что за детский сад? Ты нашла другого человека и боишься мне об этом сказать? Не молчи, скажи правду!

Написала:

Правда одна — ты кобель!

Больше он писать мне не стал, пожаловался на головные боли и ушел домой.

— Пить пошел, носом чую, — сказала Мимозина. — У вас что-то не так?

— Не твое дело! — рявкнула я.

Стала просматривать ленту своих друзей. Оказывается, меня читают и комментируют не только мои одногодки, но и люди более зрелого возраста. Господи, неужели я действительно могу писать так, чтобы это было кому-то интересно!

Вечером купила маме конфет, папе водки, отложила денег для братца.

За ужином папа вдруг поинтересовался, как поживает мой молодой человек.

— У меня никого нет, — ответила я.

— Как? Уже нет? А вроде недавно был. Эх, несерьезная ты у меня девушка, — покачал головой папа.

— Ничего, пусть лучше с нами живет, чем с каким-нибудь алкашом, — проговорила мама.

На душе скребут кошки, все у меня не как у добрых людей. Юлька Назранова тоже хороша — «в загс Швидко не затянешь»! Затянула же эта чертова Кошкина, будь она неладна. С другой стороны, кто я для нее — очередная пассия лучшего друга их семьи. Все, больше никаких встреч и разлук. Достало меня все, если к своим почти тридцати годам я не встретила нормального человека, то, значит, уже и не встречу. Хватит, баста, карапузики!

Проспала. Пришла на работу позже всех. Этого никто не заметил.

Грач написал, что его все устраивает в новых эскизах и мы можем спокойно работать дальше.

Прибежала Урсула, схватила меня за руку и потащила на рынок. Дед стоит на своем месте, и торгует пинцетами и скальпелями.

— Мы у вас вчера банки покупали, — сказала я.

— Какие банки? Не было никаких банок, то не я был, — испугался дед.

— Не дрейфь, нам еще нужно.

— А скока?

— Штук пятьдесят.

— А на фига стока? — спросил дед.

— Девушка их в Англию повезет, надо ей.

Услышав слово «Англия», дедушка лукаво улыбнулся и выдал:

— По рублю за штуку завтра притащу.

— Дорого.

— Тогда не притащу, а больше вы их нигде не найдете.

— Ладно, тащи, черт с тобой, — согласилась я.

— А вы мне денежку оставьте, хотя бы рублей двадцать. Не хочу зазря башкой своей рисковать, а так у меня гарантия будет, что вы их купите.

Оставили деду двадцатку и договорились, что завтра придем за банками.

— Вам, это, может, матрешек надо или каски военные, ордена там — могу и такое притащить! — крикнул нам вслед дед.

— Нет, нам только банки.

— А еще у меня Ленин есть бронзовый, ну, в смысле, башка его, не надо? — не унимался дед.

— Нет, не надо.

— А вы поспрошайте, может, кому из их группы надо, а то какой прок банки везти?

Пришли в офис. Мишкин валяется под столом в припадке смеха, рядом стоит Мимозина, держится за живот и тоже смеется. Вчера вечером арт-директор вставил в буклет фотографию утки, немного изменив форму, и навел вокруг красоту. Сегодня американец прислал письмо и сказал, что утверждает макет и хочет использовать эту оригинальную бутылку странной формы в качестве основы своего логотипа.

— А чем они занимаются? — поинтересовалась я.

— Высокими технологиями-и-и-и-и, — зашелся в очередном приступе хохота Мишкин.

Количество моих поклонников стремительно увеличивается, число тех, кто меня читает, приближается к пятистам. Несколько человек написали, что грех зарывать такой талант в землю и пора издавать книгу. Стало как-то не по себе. Люди годами пишут в стол, а тут накатала девочка пару историй и давай выпускать книгу. Ответила, что я подумаю над этим, а пока буду размещать в Интернете свои коротенькие рассказы.

Мимозина пригрозила, что спустит с меня шкуру, если я до вечера не напишу детальное предложение для господина Аббаса, я возмутилась и ответила, что предложение уже готово, а теперь мне нужны тексты.

— Расподлючилась, — вздохнула Мимозина, — ох расподлючилась. А как же ты для слабоалкогольщиков писала, как для огурцов? Они тоже тексты не предоставляли, и никто не жужжал. Чуяло мое сердце, что ты станешь такой же, как все наши сотрудники.

— Я от коллектива отбиваться не собираюсь, — ответила я.

Прибежала какая-то женщина в белом халате, стала спрашивать, не работает ли у нас один мужчина: грязный такой, небритый, рассеянный немного.

— Работает, это наш фотограф, — сказал Пробин. — А что надо?

— Мне бы утку забрать, а то он вчера взял попользоваться и до сих пор не вернул, а у меня на отделении полно лежачих больных и на каждого по одной посудине.

— А он нам сказал, что на помойке ее нашел, — сказала Мимозина.

— Нет, это я ему дала, он мне еще в залог оставил пятерку и сказал, что фотографий красивых наснимает, — вздохнула тетка.

Стали искать — нигде нет. Пришел фотограф, увидел санитарку, заулыбался и достал утку из холодильника, завернутую в газетку и упакованную в целлофан. Женщина забрала ее, поблагодарила и ушла, пригласив обращаться если что.

Пробин всячески обругал фотографа, сказав, что только такой идиот, как он, мог поставить грязную утку в холодильник, где мы храним продукты. Фотограф ничуть не смутился и ответил, что он хотел ее хорошенько спрятать, чтобы не потерялась, и не нашел места надежнее.

— А то у нас вечно что-то пропадает, вспомните хотя бы птицу, — напомнил он.

Пробин плюнул и пошел работать. Швидко пришел весь помятый, с черными кругами под глазами, видно, что человек не спал.

— Бухал? — поинтересовалась Мимозина.

— Отстань! — рявкнул он.

Я села за компьютер и решила, что если сегодня он напишет мне письмо, то я объясню ему, почему так себя веду. Никаких писем Швидко писать не стал, вместо этого врубил на всю громкость дудук и начал разрабатывать фирменный стиль для строительной компании. Через полчаса Мишкин взвыл и попросил выключить этот вой или надеть наушники. Швидко возразил, что это никакой не вой, а классическая армянская музыка, а в наушниках он работать не может, потому что у него от них болят уши. Потом он посоветовал Мишкину сидеть смирно и не жужжать, иначе грозился бросить работу. Мишкин вздохнул и надел свои наушники, вскоре его примеру последовали остальные сотрудники студии.