Пришла домой, поужинала и стала думать. Думала о многом: о Швидко, о том, умею ли я общаться с людьми, о том, как стать похожей на Мимозину. Позвонил Швидко и пожелал мне спокойной ночи:

— Мы с тобой сегодня толком и не пообщались, солнышко.

— Ага. Поедем завтра с Мимозиной и Урсулой отдыхать за город?

— Поедем, радость моя.

Я довольно улыбнулась и заснула сладким сном.

Утром наблюдала интересную картину. Васька стоял с поросятами на краю поля, где мы обычно выгуливаем Майклушу, и держал на поводках поросячий выводок. Поросята хрюкали и рыли землю. Жена Васьки бегала по полю с лопаткой и закапывала в землю грибы (вешенку).

Потом по ее команде Васька выпустил поросят, и они разбежались по всему полю и чуть не дали деру, пришлось ловить их и снова цеплять на поводок. После этого Васька с женой стали подводить их к местам, где были закопаны грибы, жена тыкала в указанное место палочкой, а Васька наклонялся, хрюкал и рыл землю носом. Поросята бегали вокруг и визжали.

— Сосед, ты что делаешь? — крикнул с балкона папа.

— Обучаю поросят трюфеля выкапывать, — ответил Васька и помахал папе рукой.

— Сейчас приду, — сказал папа, взял Майкла на поводок и пошел вниз.

Майкл, увидев поросят, стал гавкать, а потом бегать за ними следом и обнюхивать. Особый интерес у него вызвал многострадальный Нах-Нах, и через минуту Майклуша вскочил на него и стал совершать то, что обычно собаки мужеского пола совершают с собаками женского.

Папа пару раз сказал «фу» и повел Майкла домой. Еще не хватало, чтобы мой пес страдал от неразделенной любви к поросенку. Папа пришел и рассказал, что Васька раз и навсегда бросил пить и намерен продать квартиру, купить домик в деревне и заниматься со своими свинками поиском трюфелей в окрестных лесах.

— Ну, хоть какой-то толк от мужика будет, — вздохнула мама.

Сегодня день рождения у Ромашкиной. Долго думали с Мимозиной, что ей подарить от нас лично, в конце концов купили цветок. От студии подарили лицензионные кассеты с «Властелином колец», правда, при вручении Пробин облажался и изрек: «Дарим тебе, дорогая коллега, твой любимый фильм „Вазелин конец“!» Ромашкина вспыхнула, сказала, что это кощунство так исковеркать Толкиена, и назвала Пробина полным идиотом. Тот обиделся и пообещал, что перекроет Ромашкиной кислород и надолго лишит ее Интернета и любимого форума толкиенистов, а заодно вычтет у нее из зарплаты деньги за скачивание роликов с Леголасами. Мимозина накинулась на Пробина, Мишкин на Мимозину, программист ехидно улыбнулся, а технический дизайнер, увидев, что развернулась такая баталия, стал приставать ко всем с каверзными вопросами и что-то кому-то доказывать. Потом все выпили водки, поцеловались и успокоились.

— Вы мне как семья, — сказала Ромашкина и чуть не прослезилась.

— Ты нам тоже-е-е, — ответил ей хор голосов.

Вегетарианец Мишкин быстренько слопал почти весь сыр с бутербродов, а оставшиеся несколько кусочков тихонечно положил в тарелку, воспользовавшись тем, что все напились и ничего не видят, прикрыл ее другой тарелкой и прошептал, проходя мимо меня:

— Припрячу до вечера, а то жрать захочется, а нечего будет.

— Ага, я тебя не выдам, — заверила я.

Офис-менеджер съела кусочек ветчины, выпила сока и сказала, что ей пора домой.

— И слава богу, — перекрестился Пробин. — А то сидит тут, язва противная.

Позвонил скрывающийся Липкин и поздравил Ромашкину с днем рождения. Мы включили на телефоне громкую связь, чтобы послушать поздравление вместе, а потом хором сказать ему что-нибудь приятное.

— Поздравляю с днем рождения, — начал свою речь Липкин. — Я тебе скажу один комплимент, который специально припас для тебя. Правда, я его уже сегодня говорил одной женщине, но это неважно. В общем, ты, Ромашкина, у нас молодец. Без тебя наш коллектив пропал бы. Да здравствуют хоббитцы!

— Ура-а-а! Слава хоббитцам! — закричали мы дружно в микрофон.

— А теперь еще одно сообщение, — продолжил Липкин. — Я возвращаюсь в Харьков, потому что Москва эта у меня уже в печенках сидит.

— Ур-а-а! Приезжай, мы тебя ждем! — закричали все хором.

Выпила еще рюмку водки и задумалась. Если приедет Липкин, его однозначно возьмут на старое место, а меня куда девать? Студия у нас небольшая, заказов не так уж и много, тем более по сайтам, два менеджера интернет-проектов здесь никак не нужны, для одного не всегда работа находится. Выходит, меня либо разжалуют обратно в офис-менеджеры, либо уволят. Второе маловероятно, потому что, скорее всего, уволят нового офис-менеджера за лень и вредность, а меня снова посадят за компьютер отвечать на телефонные звонки, следить за тем, чтобы Мишкин не выпил весь кофе и не сожрал вприкуску весь сахар, бегать на почту и за реквизитом и рисовать коней в «Фотошопе». Меня такое будущее не прельщает, совершенно не прельщает. Ну что ж, придется увольняться самой, поскольку катиться вниз после того, что я сделала, после того, как я в Киеве с пеной у рта проталкивала наши эскизы, я не хочу. Не хочу и не буду. Черт бы побрал этого Липкина, лучше бы он не уезжал. Посмотрела на всех, и стало как-то грустно на душе. Поняла, что мне будет безумно трудно покидать студию, что нигде и никогда я не найду таких душевных ребят: веселой Мимозиной, зануду технического дизайнера, грозного Мишкина, модного Пробина, доброжелательного Чайку, вечно недовольного программиста и любимого Швидко.

Черт, всегда со мной случится какая-нибудь фигня.

Расстроилась окончательно. Вечером Урсула повела нас всех в «Айриш-паб», но настроение не улучшилось.

— Ты чего грустишь, солнышко? — спросил Швидко.

— Да так, думаю, куда мне теперь податься, — вздохнула я, подгрызая ноготь на мизинце.

— В смысле?

— Ну, в смысле, Липкин приезжает, его наверняка возьмут на старое место, и это будет справедливо, а мне куда деваться?

— Да ладно тебе, еще неизвестно, что будет. К тому же ты хорошо работаешь, за что тебя увольнять? Вот если бы ты ни одного проекта не сделала или что-то испортила, тогда другое дело. К тому же Мишкин, конечно, любит поорать, но он справедливый человек. Он не обидит тебя, я уверен.

— Ты думаешь? — спросила я.

— Я знаю, — кивнул Швидко.

— Они, кажется, любовники, — сказала пьяная Урсула Мимозиной, показывая на нас.

— Йес, йес, — ответила Мимозина и погрозила Швидко пальцем. — У-у-у, подлюка!

Но Швидко этого не слышал, потому что сжимал под столом мою руку и улыбался.

И снова стало спокойно и легко на душе. Пришла домой в совершенно нетрезвом состоянии, пьянее я была только раз в жизни, когда напилась с однокурсниками по поводу сдачи экзамена по криминалистике. Тогда я явилась домой с серьезным видом, сообщила, что получила пятерку, мы с родителями выпили немного шампанского, и я стала наливать себе суп. Взяла половник, аккуратно зачерпнула из кастрюли и вылила его содержимое на конфорку электроплиты. Папа тогда впервые в жизни повысил на меня голос.

На сей раз родителей дома не было — поехали торговать на ночной базар. Открыла балкон, чтобы проветрить комнату, и заснула.

В два часа ночи меня разбудил телефонный звонок.

— Алло? — икнула я в трубку.

— Это я, Нана.

— А-а-а, На-а-ана, — протянула я, — что, опять лесбиянничать хочешь?

— Нет. У меня есть план, как вернуть Олега. Слушай меня внимательно. Завтра днем ты поедешь к нему в офис и скажешь, что хочешь с ним поговорить. Можешь позвонить ему, чтобы не переться черт знает куда. Потом пригласишь его в кафе, скажешь, что ты только что была в больнице, на отделении психотерапии, где с нервным срывом лежит твоя лучшая подруга Нана. Попросишь его приехать ко мне. Скажешь, что обеспокоена моим состоянием, что после нашей размолвки я не нахожу себе места. Только сделай вид, будто я тебя об этом не просила, будто ты сама решила проявить инициативу, глядя, как я страдаю. Под конец попроси его ничего мне не рассказывать о своем визите.