7. Маслом торговать я не буду, поскольку моя работа меня вполне устраивает.

Вернувшийся с бутылкой Андрюшенька обнаружил картину маслом: мы с маман рассматривали семейный альбом, пили кофе и хохотали. Чтобы Андрюшенька не отвлекал нас от беседы, он был снова послан за тридевять земель, теперь уже за сигаретами. Провожая меня домой, мама Андрюшеньки икнула и прошептала мне на ушко: «Я думаю, мы с тобой поладим, ты баба неглупая».

К концу второй недели с маман я общалась намного чаще, чем с Андрюшенькой. И все было бы хорошо, но вдруг Андрюшенька пропал. Он не объявлялся два дня, и маман забила тревогу. Был собран семейный совет, на котором выяснилось, что последним человеком, который его видел, былая. Здесь всплыло еще одно пикантное обстоятельство: Андрюшенька одолжил у одного друга крупную сумму денег, чтоб отдать другому. Говоря об этом, маман хищно посмотрела на меня, и я живо представила, как в ее мозгу нарисовалась картина «Кровожадные кавказцы, закопавшие труп сынули в лесу, радуются и подсчитывают награбленное».

Было решено сообщить об инциденте в милицию. Но тут в разговор вмешалась тетка, которая посоветовала сперва обратиться к бабе Варе — проверенной ворожее. Меня схватили в охапку и, невзирая на вопли «а-а-а, суки, не пойду!», потащили к бабе Варе. Ведунья прямо с порога поняла, в чем дело, и начала размахивать у меня перед носом вонючей дымящейся тряпкой. Потом приказала держать меня за руки и за ноги и принялась бегать вокруг, совершая магические ритуалы. Я, онемев от ужаса, не могла произнести ни слова. Когда спустя полчаса выяснилось, что порчи на мне больше нет, я испуганно прошептала: «А-а-а, нам Андрюшу найти надо!»

Баба Варя не растерялась, посмотрела на нас и крякнула: «Жив он, вернется через неделю!»

После этого я была благополучно отпущена, а баба Варя разжилась серебряными сережками, которые она успела с меня стащить, и пятьюдесятью баксами.

Андрюша действительно нашелся спустя неделю. Он приехал с синим, отекшим лицом и сообщил, что отдыхал у друга за городом. Две тысячи баксов были безвозвратно утеряны в электричке, а по правде сказать — пропиты.

На следующий день он был отправлен в отставку уже моей мамой, с мнением которой я в кои-то веки согласилась. Несостоявшаяся свекровь звонила мне еще пару раз, причем последний по поводу продажи пианино, которое я не собиралась продавать в принципе.

Посмотрим, что из этого получится.

Пошла покурила, вернулась и затеяла любовную переписку со Швидко. Швидко написал, что ему очень понравилась наша вчерашняя поездка, что я была очень сексуальной в купальнике и что, оказывается, у меня очень даже красивая фигура.

Это «оказывается» поразило меня в самое сердце, поскольку я была твердо уверена, что моя осиная талия, высокая грудь и покатые бедра сыграли не последнюю роль в нашем, так сказать, сближении.

А ты что, раньше этого не замечал? — поинтересовалась я.

Да нет, ты же постоянно ходишь в брюках и каких-то мешковатых свитерах, — ответил он.

А на концерте?

Ну, на концерте я думал о концерте.

Вот и пойми мужскую логику. Стала собираться домой.

— Подожди, не уходи, тебя тут какой-то Олег Викторович спрашивает, — сказала офис-менеджер.

— Какой Олег Викторович, нет у меня таких клиентов, — пожала я плечами.

— Ну и Мила Муратовна у нас только одна, так что бери трубку, — обиженно сказала офис-менеджер.

Взяла трубку. Звонит возлюбленный моих подруг Олег Викторович, требует аудиенции. Договорились встретиться через полчаса возле метро. Решила лишний раз не рисковать, а то мало ли что опять примнится Швидко, и написала ему письмо:

Я сегодня вечером встречаюсь с одним мужиком. Он встречается с двумя моими подругами одновременно. Вернее, с одной он встречается, а вторую бросил, а она его хочет вернуть, та, которую он бросил, потому что ей нужна норковая шуба на зиму. А первая уже знает, что он встречался со второй, и отдавать его не хочет, но вторая еще не знает, что он теперь с первой встречается, и очень страдает и обещает выцарапать глаза той, которая его увела. Я со второй разговаривала, но она пока не призналась первой, что у них отношения.

Ничего не понял, но будь осторожна, — написал в ответ Швидко.

С чистой совестью пошла на встречу. Олег Викторович встретил меня, и мы отправились в ближайшее кафе.

— Ситуация некрасивая получается, — сказал он.

— Да уж, — ответила я.

— Я решил с вами поговорить, потому что вы дружите и с Олей и с Наной. Вам легче будет им все объяснить. Видите ли, они меня терроризируют, — прошептал Олег, озираясь по сторонам.

— Каким образом? — удивилась я.

— Ну, одна ко мне пристала как банный лист. Я понимаю, что она только что развелась с мужем и я имел неосторожность… Ну, в общем, вы сами понимаете. А вторая… она… ну, она тоже ко мне пристала, — сказал Олег и стал теребить кончик салфетки.

— Хотите совет? — спросила я, попивая мартини.

— Да, я, собственно, и хотел, чтобы вы мне что-нибудь посоветовали.

— Так вот. Поговорите с обеими, признайтесь им во всем и выберите одну из них, ту, которую любите по-настоящему.

— Я не могу выбрать, — вздохнул Олег. — Я женат.

— Как женат? Подруги говорили мне, что холост, — удивилась я.

— Уже семь лет как женат. У меня ребенок есть. Я не хочу с женой разводиться. У нас просто был кризис. Мы семь лет прожили вместе, такое бывает. Психологи выделяют несколько особо опасных моментов супружеской жизни: это три года, пять и семь лет.

— А потом?

— А потом уже все. Старость, — грустно сказал Олег.

— А зачем меня впутывать в ваши отношения? — спросила я.

Ну как зачем, я ведь уже сказал, что вам будет легче с ними поговорить. Они вам доверяют.

— Угу, я попробую, — вздохнула я.

Он подвез меня до дома. Всю дорогу я смотрела на него и думала о том, какие все-таки мужчины сволочи. Сидел бы себе со своей женой, зачем было двум бабам жизнь портить?

Приехала домой и свалилась. Мама померила температуру: тридцать восемь и пять.

Положила меня в постель и стала отпаивать чаем с малиновым вареньем. К вечеру температура поднялась еще выше. Всю ночь мне снились какие-то кошмары: Нана, которая почему-то превратилась в норку, Олька с фиолетовыми волосами, мимозинский Леша, гоняющийся с ножом за Колобком, и прочая дребедень.

Утром померила температуру: снова тридцать восемь и пять. Мама накрыла меня одеялом и пригрозила, что привяжет к кровати, если я попытаюсь встать. Я забормотала, что чувствую себя вполне сносно, что сегодня надо отсылать эскизы в Киев, что мне должны выдать деньги на штаны, что приезжает Липкин и я не могу здесь отлеживаться, иначе потеряю хорошее место. Но мама на уговоры не поддалась.

— Тогда я поеду с вами в гости к Армену, — заявила я.

— Ещё чего, лежи дома! — цыкнул папа и пошел в гараж за машиной.

Накатала братцу письмо, в которое вложила двадцать гривен. Позвонила на работу и сказала, что заболела.

— Мимозина тоже заболела. Вы, наверно, в холодной воде купались? — поинтересовался Пробин.

— Нет, — ответила я.

— Выздоравливай, ты нам здоровая нужна.

— Липкин приехал?

— Ага, бегает по офису, сегодня вечером будем его возвращение отмечать.

— Привет передавай, — прохрипела я.

Возвращение отмечать. Теперь все понятно. Эх, заболеть в такой решающий день. Чует мое сердце, что завтра я приду и сяду в свое прежнее кресло офис-менеджера, где и просижу остаток жизни. Черт бы побрал этого Липкина с его разъездами.