— Ну и стерва же вы, мамо! Идите вы на хуй со своими манерами!

Надо ли говорить, что двери этого дома закрылись для меня навсегда. И все же есть некая высшая справедливость. Утомленный нравоучениями мамочки, Олег женился спустя два года, и Изольда Леонидовна, встретив меня в парке, даже поплакалась мне в жилетку:

— Уж лучше бы он на тебе женился, деточка! Ты хоть не такая страшненькая!

Из ее уст это звучало как похвала.

Посмотрела, сколько человек внесли меня в друзья: уже двести пятьдесят.

Бросила взгляд на Швидко, с горя пошла и купила себе брюки. Принесла в офис — померила: брюки мне узки и коротки. Отправилась менять. Продавщица сказала, что такого фасона больше нет, а купленный товар возврату не подлежит. Намекнула ей, что знаю закон о защите прав потребителей, и добавила, что работаю в очень интересной организации, которая как раз занимается проблемами подобного рода и способами их решения.

— Давайте мы вам что-нибудь другое подберем — я уже сдала деньги директору и не могу вернуть их сегодня.

Стали подбирать. Перемеряла весь ассортимент магазина, благо никто не фыркал, а наоборот, вокруг меня носились продавщицы с брюками всевозможных фасонов и окрасок.

— Я бы вот эти джинсы купила, — сказала я, остановив свой выбор на более или менее приличных. — Но мне бы хотелось, чтобы они были как будто потертые и немного рваные, как те, которые мне коротки, а так не возьму.

— Сейчас организуем, — ответила продавщица, достала из-под прилавка кирпич и стала натирать джинсы. — Мы, вообще-то, этой технологии никому не показываем, но раз такое дело…

Через полчаса я приобрела потертые джинсы с рваными коленками и еще маечку в придачу (на разницу, которая осталась).

— Слушайте, а вы все джинсы так натираете? — спросила я.

— Ага.

— То есть ненатертые и нерваные стоят дешевле, а те, которые вы порвали, дороже?

— Конечно, я же старалась, — невозмутимо ответила продавщица.

Напялила на себя новые джинсы, майку и пошла на работу. Новый прикид оценили все, даже Швидко, который сказал, что в этих джинсах у меня очень сексапильная задница.

«Кобель хренов», — подумала я, но промолчала.

Пошла к техническому дизайнеру и поинтересовалась, когда будут готовы новые эскизы.

— Через пять минут отправлю.

— Жду. — Я села за компьютер.

Пришла Мимозина и сказала, что срочно надо придумывать идею сайта для господина Аббаса, деньги за него уже заплачены.

— Предложи что-нибудь модное, стильное, — зевнула она.

— Угу, — ответила я.

Мишкин ругается с фотографом. Вчера весь вечер он снимал бутылки на выставке антикварного стекла для буклета какой-то американской компании, а потом забыл перекинуть снимки на компьютер. Мишкин понес камеру домой, стер все записи и стал щелкать свой кошачий выводок. Где брать теперь бутылки, непонятно, потому что выставка закончилась.

— А бутылки обязательно должны быть старинными? — спросила Мимозина.

— Да, я уже клиенту пообещал, — ответил Мишкин.

— Делов-то, — фыркнул фотограф и куда-то исчез.

Через десять минут он прибежал с грязной бутылкой из-под пива и стеклянной уткой для лежачих больных. Где он их откопал — непонятно, но бутылка вся в грязи и с треснувшим горлышком, а утка какого-то подозрительного желто-коричневого цвета, не иначе времен Великой Отечественной войны.

— Вот, чем не антиквариат? На свалке возле больницы нашел, — гордо произнес фотограф, вытирая свои находки краем рукава. — Снимем как надо, коллажиков наделаем, кто догадается?

— Ты думаешь, у них в Америке больным подают что-то другое? — засомневался Мишкин.

— Да крест на пузе, такое уродство могли только наши придумать, — не унимался фотограф.

— Ну ладно, снимай, — согласился Мишкин. — Может, и прокатит.

— К тому же, — заметил фотограф, — может, этой уткой пользовался сам маршал Жуков!

— Вася Пупкин им пользовался, — усмехнулся арт-директор.

Вбежавшая в офис Урсула сообщила всем, что у входа на рынок какой-то дедушка продает странные круглые стеклянные штуки.

— Пойдем со мной, скажешь, что это такое, пожалуйста, я такого никогда не видела, — попросила она меня.

Пришли на рынок. Да, действительно, стоит дед и торгует медицинскими банками. Стала объяснять Урсуле, что с их помощью лечат легочные заболевания.

— Я куплю, — сказала Урсула и сгребла банки в охапку.

— Руль за пяток, — ответил дед.

Урсула достала десятку, взяла десять штук, а сдачу оставила деду.

— От спасибо, унучечка, — пробормотал дед и куда-то быстренько смылся, наверно, испугался, что мы передумаем.

По дороге в офис я купила спирт, чтобы продемонстрировать Урсуле действие банок В студии положили ее на диван, и Мишкин поставил ей на спину парочку. Вскоре Урсула взвыла. Пришлось отдирать банки и смазывать ей спину кремом.

— Мне надо срочно позвонить моему другу в Лондон. — Урсула схватилась за телефон.

Закончив разговор, подскочила ко мне и выпалила:

— Мне надо очень много таких штук! У меня есть идея.

— На фига тебе в Лондоне банки? — поинтересовалась я.

— Мой друг держит клуб для мазохистов. У нас такого нет, понимаешь? Есть плетки, ремни, железные штуки, но такого нет. Это будет хит сезона. Я договорилась с другом, Эмили, пожалуйста, давай найдем того доброго дедушку, — она умоляюще посмотрела на меня.

— Сегодня дедушку мы уже не найдем, он пошел наши деньги пропивать. Пойдем завтра, — ответила я.

— Обещаешь?

— Обещаю!

Села за компьютер проверить, что же мне прислал технический дизайнер. Смотрю на эскиз: ровным счетом ничего не изменилось, как была первая буква обрезана, так и осталась. Подошла к нему и спросила, не ошибся ли он, послав мне вчерашний эскиз.

— Я не кретин, — прохрипел он.

— Но там ничего не изменилось.

— Ка-а-ак? Я выдвинул букву на целых три пикселя, смотри, — он вывел на экран оба эскиза, вчерашний и сегодняшний.

Да уж, если запастись лупой, то разницу можно разглядеть раза этак с десятого, но сайты с лупой никто не рассматривает, насколько я знаю. Сказала, что я не вижу разницы и клиент вряд ли ее заметит.

Тогда… тогда… пишите мне, на сколько пикселей нужно подвинуть букву, а пока не напишете точного ТЗ, я ни фига делать не буду, — ответил он.

Написала письмо Грачу:

На сколько пикселей выдвинуть надпись?

А я откуда знаю, решайте сами, мне главное, чтобы она не была срезана! — пришел ответ.

Присмотрелась к эскизу и решила, что надо выдвинуть надпись на двадцать пикселей. Пошла и сообщила об этом техническому дизайнеру.

— Точно? А то я больше переделывать не буду.

— Точно, — подтвердила я.

Фотограф перегородил весь коридор: поставил стул, на него коробку из-под шоколадных конфет, потом банку из-под чая, сверху застелил белой бумагой и водрузил на эту конструкцию утку. Мимозина стоит рядом. В одной руке держит белый лист — создает необходимый фон, а в другой кусочек металлической фольги, который прикладывает к обратной стороне утки, чтобы создать нужный цвет.

— Что, делаете плакат для людей, страдающих энурезом? — ехидно заметил, проходя мимо, Дима из соседнего офиса.

— Дайте мне одну фотографию, я плакат нарисую, — попросила Урсула, которая стояла рядом и держала лампу.

— Дадим, только лампу не урони, а? А ты быстрее снимай, что ты вертишься все, у меня руки затекли! — рявкнула Мимозина на фотографа.

— Я не могу так работать, я человек творческий, я ищу нужный ракурс, — сказал фотограф, отошел в сторону, присмотрелся к утке, чуть-чуть подвинул ее вбок, потом еще посмотрел, еще подвинул, и так раз десять.

Через полчаса он наконец сделал три кадра, и Мимозина облегченно вздохнула.

— Теперь бутылка, — сказал он.

— А это пусть тебе наш кошковод ассистирует, а я больше не могу, — ответила Мимозина и плюхнулась в кресло.