Майклуша сидит под дверью, прислушивается и, как только слышит хрюканье в подъезде, начинает гавкать и проситься гулять. Бедный пес, опять его угораздило влюбиться не в того, в кого надо, впрочем, как и хозяйку.

Пришла на работу. Все не то и все не так. Подошла к Ромашкиной и попросила разместить на сайте «НСВ» очередную новость.

Проверила сайты, полазила по Интернету и с горя написала в сообщество еще одну историю про свекровей и продублировала в своем ЖЖ:

Изольда Леонидовна была женщиной о-о-очень образованной и интеллигентной. Олег предупредил меня сразу, что маме НАДО понравиться.

В роду Изольды Леонидовны все были врачами и юристами, посему в качестве невестки ее устраивала особа:

1. С высшим образованием, желательно медицинским или юридическим.

2. Благородных голубых кровей.

Пункт первый меня совершенно не смущал. Мама извлекла из гардероба старый немецкий ридикюль, в котором хранились все мои документы, и начался подсчет:

1. Справка о незаконченном высшем образовании, выданная юридическим институтом МЮД г. Еревана (специальность юрист-правовед).

2. Диплом об окончании школы искусств по классу фортепиано.

3. Грамота и медаль за первое место в школьном конкурсе «Оратор года».

4. Свидетельство об окончании курсов секретарей-референтов.

5. Свидетельство об окончании курсов «Основы ПК».

6. Свидетельство об окончании курсов «Пользователь Microsoft Word».

7. Свидетельство об окончании курсов парикмахера-стилиста (последнюю корочку было решено не предъявлять по политическим соображениям).

С голубыми кровями было сложнее. Вечером за ужином я стала пытать отца на предмет наличия в нашем роду этих самых кровей. Результат оказался неутешительным: кроме национального героя Армении, дедушкиного брата-головореза, гордиться семье было нечем. Дед мой, правда, учился в литературном институте в Питере, но на цвет его крови сие обстоятельство никак не повлияло. Мы с папой распили бутылочку каберне, и тут его осенило: «Прадэд моей матери и твоей бабки бил писарем при Надир-шахе в Персии! Гаварят, умний бил, очэн!»

«Ну хоть что-то», — подумала я.

На следующий день я побежала к бабушке (маминой маме) и устроила допрос на наличие белой кости в ее роду. Бабка задумалась.

— Да все крестьяне были, пахали, сеяли.

— А дед? Может, из его предков кто-то был графом или князем, а?

Бабка покосилась в сторону деда:

— Да его мать от цыгана родила под забором, у-у-у, падлу страхолюдную, чтоб он сдох, прости меня Боженька!

Поняв, что и здесь обнаружить ничего не удастся, я вздохнула и стала собираться, и тут бабушка радостно закричала: «Вспомнила, вспомнила! Деду моему барин тулуп подарил, краси-и-ивый тулуп был, с вышивкой. А его немец во время войны забрал, ага!»

Решив компенсировать недостаток благородных кровей своими хорошими манерами и образованностью, я пошла штурмовать очередную крепость.

Изольда Леонидовна восседала на диване во всей красе. Хотела бы я в шестьдесят лет выглядеть так, как она.

— Присаживайтесь, деточка! — сказала она, выпуская струйку дыма.

Деточка присела. Изольда Леонидовна попросила подать ужин. Племянница Катерина засуетилась и стала бегать вокруг стола. И тут я ляпнула:

— А может, вам помочь?

То, что я именно ляпнула, выяснилось позже, когда моему будущему супругу было сказано, что у меня замашки крестьянки. Посмотрев на мои пальцы, Изольда Леонидовна спросила:

— Олег говорил, вы играете на фортепиано.

— Да, — радостно сообщила я, предвкушая, что она попросит сесть за рояль и проявить свои способности.

Меня действительно усадили за рояль, я гордо расправила плечи, улыбнулась Олегу и начала играть.

«Октябрь» Чайковского (мое любимое произведение) разучивался месяц. Играла я хорошо, действительно хорошо, совершенно не ошибаясь и почти не волнуясь.

Изольда Леонидовна начала покашливать, я повернула голову и увидела, как она машет рукой: мол, достаточно.

Мои музыкальные способности впечатления не произвели, это я поняла прежде, чем Изольда Леонидовна изрекла:

— Инструмент надо чувствовать, деточка, а не барабанить по клавишам. Это дано не всем.

Сдерживая порывы ярости и пытаясь казаться вежливой, я выдала:

— Странно, в музыкальной школе, напротив, мне ставили высокие оценки именно за артистизм и умение передать настроение произведения!

Ответ не заставил себя ждать:

— Видимо, в вашей школе не было опытных педагогов, деточка!

Ситуация накалялась, и неизвестно, что бы произошло, если бы Катерина не сказала: «Ужин подан», на что я по привычке добавила: «Садитесь жрать, пожалуйста!»

На ужин была рыба. Слава богу, в этот раз голову мне никто не предлагал, но благородное семейство расправлялось с форелью при помощи ножа и вилки, я же, привыкшая есть рыбу руками, долго терзала маленький кусочек и в итоге подавилась костью. Пока Олег стучал мне по спине, Изольда Леонидовна нервно барабанила по столу пальцами.

Неожиданно она поинтересовалась, не пишу ли я маслом? Видимо, о моих акварельных рисунках Олег тоже проболтался. Маслом я не писала, зато с гордостью рассказала о том, что в роду нашем было много талантливых людей, в том числе художники, один из которых зарыл свой талант глубоко в землю и стал сапожником, другой, недавно вышедший из психушки, в редкие минуты проблеска сознания рисует исключительно китайцев, поскольку некогда побывал у них в плену, а третья, не имея ни грамма таланта, умудрилась стать членом Союза художников Армении и весьма уважаемой дамой.

Изольда Леонидовна нахмурила брови и снова начала покашливать. Чтобы сменить пластинку, Олег решил перевести беседу в поэтическое русло, и я даже рассказала про пресловутый конкурс «Оратор года», на котором была признана лучшим чтецом. Она вздернула брови и попросила что-нибудь прочитать. Я обрадовалась безмерно, ибо читать стихи могу до полного изнеможения, а выпив бокал-другой хорошего вина, так хоть до утра. Начала я, естественно, с Бродского: «Кажинный раз на этом самом месте я вспоминаю о своей невесте?», а опомнилась, когда Олег начал дергать меня за рукав. Как выяснилось потом, за это время я умудрилась прочесть «Любовную песнь Иванова», «Мотылька» и даже «Ночь. Камера. Волчок/хуярит прямо мне в зрачок» (последнее не помню, хоть убейте, видимо, пребывала в поэтическом экстазе).

Изольда Леонидовна снова закашлялась и спросила, не было ли в нашем роду преступников.

— Нет, — гордо ответила я. — Только национальные герои и узники концлагерей.

Про дядьку, зарЭзавшего свою жену, я не упомянула.

Желая хоть чем-то обрадовать Изольду Леонидовну, я гордо сообщила, что в институте была одной из лучших на курсе и собираюсь продолжить свое образование в Харькове, как только получу гражданство. Изольда Леонидовна одобрительно покачала головой и спросила, какие предметы я любила больше всего. Я хищно улыбнулась и выдала:

— Судебная экспертиза и судебная психиатрия! Из девушек, кроме меня, в морг никто не ходил, все боялись!

Ужин закончился, и Изольда Леонидовна попросила сына оставить нас наедине.

И мне в о-о-очень интеллигентной, завуалированной форме было сказано, что:

1. Я простушка и авантюристка.

2. Мы с Олегом очень разные люди.

3. Она искренне сожалеет, но я, скорее всего, не смогу стать членом их семьи.

Сообразив, что терять уже нечего, и порядком подустав от всех мамаш, которые макали меня в дерьмо, я решила отыграться на Изольде Леонидовне, затянулась сигаретой, пустила дым ей в лицо и изрекла: