Ничего ты не знаешь, Эрик Леншер.

— Да, вроде как, в итоге, живой. — пожимает плечами Ксавьер. — Правда, уже готов сделать ставку, что разучился нормально играть в шахматы. — он замолкает на пару секунд. — В обычные шахматы. — решает уточнить он.

— Я понял тебя с первого раза. — тихо смеется Эрик, проходя к качеле. — Печально. Я надеялся, что Джин будет не против пары партий, а она, как оказалось… Что ж, не везет.

Ксавьер садится на соседнюю качелю, ощущая странное дежавю.

— И монетки на ребро не ставит. — улыбается Чарльз. — В чём вообще смысл?

— Какой кошмар. — деланно возмущается Эрик. — Разве это не первое, что должен уметь делать друг?

Ксавьер кратко усмехается.

— Ты не меняешься.

— В каком смысле? — спрашивает Эрик, наблюдая за светлым пятном, которое громко дыша бегает туда-обратно.

Чарльз громко выдыхает, чуть раскачавшись на качели.

— Такой же глупышка. — улыбается Ксавьер, прослеживая бегающую собаку взглядом.

— А ты все так же не устаешь это повторять. — слабо улыбаясь отвечает Эрик.

— Видимо, есть вещи, которые никогда не меняются. — говорит Чарльз, улыбаясь с толикой печали. Он вздыхает, прикусывая губу. — Я не буду начинать снова ту свою шарманку, потому что это всё равно ни к чему не приведёт.

— Полгода? — кратко спрашивает Леншер.

— Да. — Ксавьер кивает, слабо улыбаясь. Он смотрит куда-то вперёд, улавливая в темноте резвые движения пса.

Эрик долго смотрят вперед, не особенно улавливая из чего-то происходящего вокруг.

Ксавьер, черт.

— Мы не виделись чертовых полгода, ты должен был буквально возненавидеть меня, ударив настолько сильно, насколько вообще можно, увидев вчера, но ты… Черт. — обреченно смеется Леншер, закрыв ладонями лицо и откидываясь назад, не обращая внимания на низкую железную перекладину, которая больно впивается в позвонки.

— Ну, по правде говоря, у меня было желание найти и ударить тебя где-то в конце февраля, но я остыл. — чуть ухмыляясь, говорит Ксавьер, всё-таки оборачиваясь на Эрика.

— Ты сумасшедший, просто мазохист, Чарльз. — сипло говорит Леншер, вытирая влагу с ресниц. Пес тихо подходит к нему, садясь совсем рядом, с интересом глядя в лицо.

— Может быть. — с лёгкой улыбкой говорит Ксавьер. — Точно без головы на плечах, да? Хоть обещания держать умею.

Эрик, полгода.

— Ладно, уже плюс. — говорит Леншер, успокаиваясь, поглаживая Чарли по переносице. Так почему-то спокойнее.

Эрик, полгода!

— Эрик… — аккуратно говорит Чарльз, останавливая качели. — Всё нормально?

— Вполне. А что? — переспрашивает он.

— Собаки чувствительны к эмоциям. — пожимает плечами Чарльз.

— Все животные чувствительны к эмоциям и чужому состоянию здоровья. — говорит Эрик. — А этот просто любит, когда его гладят.

— Не вижу, почему он не может совмещать. — мягко улыбается Ксавьер, смотря на — в голове даже немного смешно звучит — Чарли.

— Не могу как-то оспорить, поэтому соглашусь. — просто говорит Леншер, глядя на звезды в уже темном небе.

Ксавьер молча смотрит на Эрика с лёгкой тенью улыбки на лице.

— Я должен уйти? — спрашивает Чарльз аккуратно после молчаливой минуты.

— Зачем? — тихо спрашивает Эрик.

— Мне просто показалось, что ты… — Ксавьер неопределённо пожимает плечами. — Не знаю.

— Ты не должен ничего делать, пока сам не захочешь этого, Чарльз. — спокойно говорит Эрик, мягко улыбаясь.

— Тогда я просто буду сидеть тут, смотреть на тебя и глупо улыбаться. Пойдёт? — спрашивает Ксавьер с лёгкой улыбкой.

— Это довольно. неловко и странно, конечно, но ладно. — говорит Леншер, убирая ладонь от Чарли. — Geh zu ihm. — тихо смеется Эрик. Пес резво поднимается, идя к Чарльзу, укладывая морду ему на колени.

— Это ещё более неловко, потому что всего несколько минут назад ты опрокинул меня в кусты, приятель. — замечает Ксавьер, замирая, словно боясь пошевелиться. — И это было немного больно, если что. — он неуверенно проводит рукой по шерсти.

— Уверен, он раскаивается. — говорит Леншер, чуть раскачиваясь. — Обычно он так себя не ведет.

— Видно, ему всё-таки близка больше английская транскрипция. — мягко улыбается Ксавьер.

— Жулик. — фыркает Эрик. — Ну ладно, у вас похожи глаза, так что понимаю его.

— Правда? — Чарльз присматривается, чуть наклоняя голову. И правда. Совершенно такие же. — Значит, у нас вообще довольно много общего, да? — он чуть чешит Чарли за ухом.

— Типа того. — кивает Эрик. — Хотя он не любит виски, как оказалась. Но любит Кэмбербетча.

— О, махнёмся? — смеётся Ксавьер. — Мой кот, кажется, и правда не любит его. Орал всю ночь во время пересмотра серий.

— Может, он так сильно восхищался? — предполагает Леншер.

— Не расслышал в его мяуканье ноток восхищения, но всё возможно. — улыбается Ксавьер, переводя взгляд с собаки на Леншера. — Я скучал по тебе. — зачем-то говорит Чарльз.

— Я знаю. — говорит Леншер, вспоминая слова Эммы, ее ругань по телефону, игнорирование, которые он слышал с января по апрель.

Она обижалась на него, возможно, была готова прилететь, чтобы просто наорать, а все из-за одного человека, из-за одного голубоглазого паренька. Человека не было рядом, Чарльз Ксавьер жил в штатах, адаптируясь к исчезновению одного человека, Эрик же Леншер пытался адаптироваться к новому обществу, которое за полгода стало совсем неродным. Рядом был пес, который любой повадкой — мягкие неуклюжие шаги, будучи щеночком, совместный сон, свернувшись калачиком впритык с ним — рассудительными голубыми глазами, чертовой английской транскрипцией имени напоминал ему Чарльза Ксавьер, который в шести часовых поясах от него словно — как оказалось — поменялся с ним местами. Пока маленький щенок тихо скулил, выбивая у него из рук какой-то алкоголь, фыркая от запаха дыма, пытаясь образумить в те странно-мерзкие две недели, в которые он просто пошел во все тяжкие, Чарльз Ксавьер в шести часовых поясах изменял свою жизнь.

По принуждению, но изменял.

— В каком-то смысле, я тоже. — добавляет через время Эрик.

Ксавьер тепло улыбается, ненадолго чуть опуская взгляд.

— Хорошо, — кивает он, аккуратно проводя рукой по шерсти пса.

Телефон в кармане негромко пищит, осведомляя о пришедшем сообщении, и Ксавьер нехотя тянется за ним.

Джин.

[21.27]

Ты очень долго проветриваешься, Чарльз.

— Интересуются, как ты мог бросить сестру в день ее рождения? — тихо спрашивает Леншер.

— Скорее проверяют, жив ли я ещё. — отвечает Ксавьер, бегло набирая сообщение.

[21.28]

Я живой, но домой я пока не вернусь. Скажи Рэйвен, что она самая прекрасная сестра на свете и что ей очень не повезло иметь такого брата, как я. Доброй ночи.

Чарльз убирает телефон, предварительно выключив звук.

— Идешь домой? — интересуется Эрик, снова раскачиваясь.

— Размечтался. — ухмыляется Ксавьер. — Я собираюсь ещё немного понадоедать тебе, уж извини.

— Я не против. К тому же, пьяная мисс Фрост наверняка тоже не собирается домой. — закатывает глаза Эрик.

— Надеюсь, они с Джин там не успели разговориться, мне не хватало ещё одной девушки в своём окружении, что упорно звала бы тебя мудаком. — Ксавьер устало потирает переносицу.

— По крайней мере, ничего нового. — смеется Эрик. — Так что мне не привыкать.

— Не говори так, Эрик. Ты, возможно, идиот, но не мудак.

— Из огня да в полымя, Чарльз. Ладно, но все равно привык, меня это не волнует. — пожимает он плечами.

Чарльз лишь устало вздыхает.

— Жаль, что в парках нет шахматных досок. — говорит он, всматриваясь куда-то в даль.

— Недоработка, нужно предположить руководству добавить подобные нововведения. — кивает Эрик. — Сейчас еще очень хочется пошутить о других шахматах, но не могу придумать как именно.

— «По вечерам в парках обычно могут заниматься немного иными шахматами»? — Ксавьер пьяно фыркает.

— Да, поэтому больше зеленых насаждений с укромными местами для пикника, куда можно с собой взять шахматную доску.