— Зачем его сняли? — непонимающе спрашивает Рэй.

— Какая тебе разница? — в ответ спрашивает Чарльз.

— Обычный интерес. — говорит девушка, пожимая плечами.

Эрик знает одну хорошую истину. Чтобы хорошо солгать — нужно всего-то сказать правду.

— Сделал твоему брату предложение.

— Весело у вас тут, ничего не скажешь. Мог бы найти колечко и покрасивее, Леншер. — говорит Рэйвен. — Ладно, мне уже пора. Воркуйте, милые!

Чарльз провожает сестру чуть усталым взглядом. Когда дверь за ней закрывается, он бегло смотрит на часы.

Быстро время летит.

— И так, дождь не закончился, так что ты остаёшься здесь. — говорит Ксавьер.

— Не дашь зонта? — насмешливо интересуется Эрик, приподняв бровь. — Ладно, все равно не хочу идти. Там сыро.

— Мог бы дать зонт, но резиновых сапог у меня не имеется, так что он был бы бесполезен и ты всё равно заболел бы. — говорит Чарльз. — Ладно, я накрою себе на диване.

Ксавьер встаёт с кресла, немного пошатнувшись от непривычки после алкоголя, и подходит к шкафу, попутно немного растрепав волосы.

— Тебе бы самому полежать. — замечает с улыбкой Леншер, глядя на Чарльза.

— Для этого я и стелюсь, — с пьяной улыбкой отвечает Чарльз, доставая наволочку, подушку и одеяло из шкафа.

— Помочь? — спрашивает Эрик.

— Я не настолько пьян, — говорит Чарльз, чуть неуклюже вдевая подушку в наволочку. — Справлюсь.

— Ладно, Золушка, уверен, у тебя это получится отлично. Потому что я бы не парился над подобным. — фыркает Эрик, не сводя взгляд с Ксавьера.

Ксавьер закатывает глаза и наконец вдевает подушку в наволочку. Стеля постельное на диване, он начинает понимать, что действительно хочет поскорее лечь.

— Dois-je blague que je ne me dérange pas de dormir ensemble? * — спрашивает себя — Леншер не знает французского, так что кого же ещё? — Ксавьер, устало садясь на твёрдый диван.

— Прошу прощения? — переспрашивает Эрик, думая, что ослышался. Ну и подтверждая незнание французского, конечно же.

— Не знаю, от чего, но я ужасно устал. — говорит Ксавьер, чуть разминая шею и стягивая с себя синий джемпер, отчего волосы слегка намагнитились.

— От меня. — весело говорит Леншер, не выкидывая пока из головы слова Чарльза. Интересно.

— Чтож, даже если и так, эта усталость достаточно… приятная, наверно. — говорит Чарльз, расстёгивая пару верхних пуговиц, чтобы те позволяли свободно дышать, чуть обнажая усыпанные веснушками ключицы.

— Ложись спать, пьяный мастер комплиментов. — мягко говорит Эрик, чуть задерживая взгляд на расстегнутых пуговицах и светлой коже с — помоги боже — веснушками.

— Будет исполнено, mignon. — слабо улыбается Чарльз, откидываясь на подушку. Немного неудобно, но он быстро привыкнет.

— Не будешь со мной спать? — с тихим смехом спрашивает Эрик.

— Заманчиво, учитывая, что кое-кто сделал мне предложение.

— Брачная ночь?

— Если под «брачной ночью» ты подразумеваешь крепкий сон на мягкой кровати под тёплым одеялом.

— А в неё принято делать что-то другое? — деланно удивляется Эрик. — Потому что я знаю только такое развитие событий.

— Sot. — говорит Чарльз, улыбаясь.

Леншер хмыкает. Ну разве так разговаривают с мужьями?

— Я повторю это еще тысячу раз, но ты странный, Ксавьер.

— Не отрицаю, но почему? — вяло улыбается Чарльз, прикрывая глаза и чуть ёрзая на диване.

— Как минимум потому что собираешься спать со мной. — улыбается он.

— Эй, я же не согласился, я сказал, что это заманчиво, а это разные вещи. — говорит Чарльз.

— Хорошо, но это тоже немного странно. Но забавно. Als ob du in mich verliebt*.

— Нужно было учить немецкий, когда была возможность. — говорит Чарльз, вздыхая.

— Думаешь? Возможно, не нужно. Немного… довольно странный язык. Да, мой богатый лексикон ограничивается словом «странный». Взять хотя бы цифры. Сначала единицы, а потом — десятки. Будучи ребенком, мне это казалось дурацким. Да и сейчас тоже.

— Адский для обучения, да? Во французском тоже скорее застрелишься, чем поймёшь числительные. Цифра «семьдесят» произносится как «шестьдесят и десять». Так что не только немецкий грешит подобным.

— Почему бы не сделать все по человечески? — вздыхает Леншер, глядя на Чарльза, который. хм… какой-то беззащитно милый? Да, что-то вроде этого.

— Видимо, им было слишком скучно. — предполагает Чарльз. Он несколько секунд молчит, ёрзая, а после неловко спрашивает:

— Ладно. Предложение выспаться на одной кровати всё ещё в силе?

Эрик усмехается. Боже, Ксавьер.

— Если тебе хочется, то да.

Чарльз прикусывает губу, думая, а после вновь принимает сидячее положение на кровати.

— Тогда я, пожалуй, переберусь на кровать.

— Я не против, Чарльз. Ни у одного из нас нет каких-то не тех мыслей, так? Так что если ты хочешь уставать от меня до полного засыпания, то я не против. — он пожимает плечами, рассматривая рубашку Ксавьера.

— Играть с тобой в те шахматы я не собираюсь, мы не дошли до этой ступени в отношениях. — фыркает Ксавьер, неторопливо залезая под одеяло.

— Ну, Ромео и Джульетта тоже не успели сыграть, так что не рассчитывал. — фыркает Леншер.

— Единственное, во что они сыграли — ящик, ага. — говорит Чарльз, смотря на Леншера с лёгкой улыбкой.

Странное чувство.

— У нас, кстати, ещё около трёх часов, чтобы влюбиться и умереть. — говорит Эрик, глядя в темноте на наручные часы. Довольно быстро день прошёл.

— Радужные перспективы. — тихо смеётся Чарльз. — «И брошу все блага к твоим ногам, И за тобой одним пойду по свету…» — цитирует он с напыщенной торжественностью.

— Наизусть все знаешь, да? — хмыкает Эрик, почти уверенный, что да.

— Только некоторые отрывки. — с улыбкой отвечает Чарльз.

— Ладно, верю. — говорит Леншер, поднимаясь с места, выравнивая до лёгкого хруста спину. — Передумал спать, м? — улыбается в темноту он, замечая беглый взгляд Чарльза.

— Относительно. — отвечает Чарльз, поудобнее устраиваясь на кровати.

— Поконкретнее? — подходя к дивану переспрашивает Эрик.

— Я ни за что не встану с постели, но поболтать ещё немного я всё-таки смогу. — чуть улыбается Чарльз.

— И о чем хочешь говорить? — спрашивает Леншер, садясь на край и глядя на рассыпавшиеся по подушке волосы.

— А вот это уже сложнее, — ухмыляется Чарльз, смотря на Эрика. — Ты говорил, что тебе нравится музыка. Какая-то конкретная? Ну, знаешь, жанр. Или конкретная песня?

— Мм. Вся? Мне нравится абсолютно всё. Кроме оперы, наверное. Слишком. слишком скучно для меня, не ценитель. — он хмыкает, вспоминая один момент в детстве, когда ходил на оперу с Себастьяном. — А так… Когда-то я учился играть на фортепиано, но быстро бросил, потому что мне нравится слушать классику, а не заучивать.

— Оперы странные, не понимаю их, у меня постоянно после них болела голова. — говорит Чарльз, вспоминая, как единожды выбирался на оперу в детстве. — К удивлению, но мне нравятся старые французские песни. И классика. Да, это, пожалуй, фавориты.

— Жак Брель, конечно, бельгиец, но песни у него французские, легкие и приятные. У мамы были пластинки. — улыбается Эрик уголком губ.

Ксавьер с улыбкой молчаливо всматривается в лицо Леншера — такое… Умиротворённое? — словно изучая каждый его миллиметр, с явным трепетом заглядывая в серые глаза.

Эрик ненадолго замирает, вспоминая что-то давнее, детское. Домашнее.

— Что? — спрашивает он, когда придя в себя замечает мягкий взгляд Ксавьера.

— Ничего, просто… — Ксавьер продолжает слабо улыбаться, но взгляд прячет. — мне нравится открывать для себя такого Эрика.

— Такого это какого? — с небольшим интересом наклоняет голову влево.

— Без притворств счастливого. — пожимает плечами Чарльз.

Леншер задумывается на минуту. Без притворств.

— Тогда рад позволить кому-то увидеть такого меня. — отвечает он немного потерянно от задумчивости.