Нет. Всё на самом деле было совсем не так. Он сам отдал её этому полотну, этим краскам… Это была целиком его вина. Сейчас, смотря на своё искажённое отражение, он понимал с пугающей отчётливостью, что в споре был прав именно Тор. Душу не вернуть. Как бы сильно он этого не желал: век романтизма закончился, и наступило время холодного реализма. Ему осталось лишь решить, кто будет чьим рабом — он для портрета или же портрет для него. Выбор казался очевидным. А вот его воплощение…
Локи задумчиво провёл кончиком ножа по ладони и вдруг вздрогнул от боли, растерянно смотря на чуть заметный белый след. Он быстро глянул на портрет и раскрыл губы в немом изумлении: на пальцах, которыми он на картине стискивал рукоять трости, показалось красное пятнышко. Это было новым открытием: сын Лафея мог чувствовать свою боль, но раны получить был не способен. Локи вдруг встал с табурета, вдев клинок в ножны, и спрятал их кармане. Накинув ткань на портрет, юноша устремился вниз, к своей спальне, и спрятал нож под подушку.
Просто на всякий случай. Просто чтобы чувствовать себя в безопасности.
Приодевшись к ужину, он взял с крючка зонт — дворецкий сказал, что сегодня будет дождь, а в этом он никогда не ошибался — и направился к леди Сиф.
***
Фандрала на ужине не было, а вот сэр Тор Одинсон появился там к большой неожиданности хозяйки: Локи услышал краем уха, что тот накануне сказал, что не придёт, но пару часов назад передумал. Отчего-то это заставило Лафейсона горделиво ухмыльнуться.
Они сидели напротив друг друга и при желании могли коснуться коленями, но не делали этого — по крайней мере специально, по крайней мере Локи — из веры в приличия. Тор продолжал смотреть на него тем же взглядом, которым одаривал его днём у Фандрала, но теперь Лафейсон ощущал себя более уверенно и не терялся, не чувствовал себя обнажённым. Он был перед ним в полном обмундировании, сотканном из нитей лжи и пластов стали. По крайней мере, всё было именно так до того момента, пока Тор не уколол его в нужное место, в ахиллесову пяту, пока не показал, что не попался в паутину лжи и не поверил ни единому слову юноши сегодня утром. Когда Локи разрезал кусочек мяса, Тор произнёс совершенно обыденным тоном:
— Как продвигается ваш роман?
Локи замер, подняв взгляд на Тора, и поджал губы. Они смотрели друг другу в глаза, не произнося ни единого слова. Это могло продолжаться бесконечно, но один из слуг подошёл к Одинсону, чтобы долить в бокал ещё вина. Воспользовавшись моментом, Локи прощебетал сидевшей рядом леди Сиф про то, что ему — какая жалость — нужно идти, поскольку он не спал всю ночь из-за бессонницы, а сейчас наконец ощутил желание поспать и не может упустить такое счастье.
Когда он вышел за дверь, дождь уже начинался, и тем не менее он решил пройтись до дома пешком — ещё с детства в нём была какая-то необоснованная любовь к подобной погоде, к свинцовым облакам, покрывающим небо, как какая-то ужасная сыпь, к лужам, покрывающим дорогу пятнами чистой воды. Несмотря на чувство прохлады, что заставляло сжаться и пожалеть о том, что он взял не слишком толстые перчатки, Локи мог сказать, что доволен вечерней прогулкой. С каждой минутой дождь всё усиливался, и бедный зонт спасало от гибели лишь отсутствие ветра — в противном случае он был бы уже весь напрочь сломан и его хозяин промок бы до нитки.
Вдруг Локи увидел неподалёку чью-то женскую фигуру, прячущуюся от дождя под козырьком местного ресторана, закрытого в столь поздние часы. На секунду юноша даже остановился, перестал идти и лишь вглядывался в нежные черты. Высокая светловолосая девушка дула на свои ладони, пытаясь согреть их от холода тёплым воздухом, и смотрела в землю, покусывая губы, словно раздумывая, что ей теперь делать в таком неприятном положении.
— Миледи? — окликает её Лафейсон, решившись подойти к ней. — Быть может, вам помочь?
Девушка растерянно моргает, как будто она только сейчас заметила его, и немного виновато улыбается.
Её звали Сандрой. Она оказалась в достаточно неприятной ситуации из-за отца, обозлившегося на неё и выставившего из ресторана, на втором этаже которого они живут. «И вовсе я не леди, лорд Локи. Просто Сандра,» — сказала она сыну Лафея, словно признаваясь в чём-то постыдном для неё. Тот на это лишь фыркнул и продолжал называть её «леди Сандрой», отчего девушка всякий раз очаровательно смеялась.
Смотря в её прелестные голубые глаза, его разрывало желание раскрыть ей ту же тайну, которую ему открыл Грандмастер, но он не смог. Не посмел. Она мила, чудесна и слишком красива, чтобы отравлять ей жизнь такими разговорами. Он просто не мог так с ней поступить, именно поэтому просто поднял зонт чуть повыше и, флиртующе улыбнувшись, предложил ей пойти переночевать в его поместье, пока отец не остынет и не одумается.
— Разве это не слишком непристойно? — спрашивает смущённо Сандра, всё же сделав шаг к нему навстречу и встав под зонтом.
— Жизнь коротка, а юность ещё короче, — пожимает плечами Локи, — так что мне нет до этого дела. А вам, леди Сандра?
Дворецкого не было дома, поскольку он уехал по поручению Локи, что оказалось очень удачно в сложившихся обстоятельствах. Девушка очаровательно смеялась вместе с юношей, когда тот галантно подал ей руку, чтобы проводить до спальни, и на пару мгновений Лафейсон даже подумал, что портрет, наверняка, сейчас стал немного краше, ведь он был для этой девушки в данный момент настоящим прекрасным принцем — а в этом, по его скромному мнению, нет ничего греховного. Взяв её за руки, он поднялся с ней по лестнице в спальню, где аккуратно снял с неё платье и восхитительные белоснежные чулки.
Целуя её, он вёл ладонями по её спине, поднимался ими к волосам, зарываясь в светлые кудри. Он жадно вдыхал аромат её духов, ведя кончиком носа по нежной шее, и мысленно благодарил всё на свете за то, что унёс портрет на чердак — он не мог бы ничего из этого сделать, даже коснуться мягкой кожи Сандры, если бы картина стояла где-то столь рядом.
После всего Локи нежно вёл кончиками пальцев по коже девушки, засыпающей в его постели. Смотря на неё, юноша думал, что утром им придётся расстаться, причём, что было прагматичнее всего, навсегда. Но он этого не хотел. Возможно, в нём боролся романтизм с реализмом, или мнение Фандрала с мнением Тора. Он подумал, что Одинсон мог бы ему на это сказать, но сразу тряхнул головой. Сейчас вовсе не время его вспоминать.
***
Тор считал, что с Локи что-то не так.
С первого же мгновения их встречи он почувствовал, будто в нём есть какая-то невнятная черта, что ускользает от него, располагается где-то в слепом пятне, вне зоне видимости, и в то же время она так много значила, что заставляла впасть в настоящий ступор. Отыскав эту черту, Одинсон сразу понял всё.
За годы своей работы он встречал демонов лишь однажды. То было лет шесть или восемь назад, и парень лет семнадцати следовал за ним по пятам от церкви и до самого кабака. Когда Тор указал ему, что знает о его преследовании, тот вышел к нему и, странно улыбаясь, протянул ему свою руку.
— Ты меня боишься? — спросил, как Одинсон узнал позже, уличный мальчик по имени Роджер.
Он повёл его за руку в подворотню и, прижав к стене, с искренностью смотрел в его глаза и произнёс на грани слышимости:
— Святой отец, я согрешил. Этот грех очень большой, святой отец, — паренёк вёл ладонью по груди Тора, — понимаете, святой отец, у меня нет души. И мне это очень, очень нравится! — сказал Роджер и встал на цыпочки, чтобы поцеловать «святого отца». Одинсон позволил этому продолжаться несколько очень долгих секунд, прежде чем его передёрнуло и он не нашёл в себе силы отстранить юношу, что был моложе его лишь на года три. От него не пахло алкоголем и это казалось самым странным на тот момент.
После скандала с романом принца Ричарда и его любимого лорда М. никто не желал впутываться в подобные истории, особенно священнослужители, поэтому Тор постарался как можно скорее избавиться от мальчика, несмотря на его поистине дьявольскую приставучесть и пленительную красоту. И тем не менее, он думал об этом помутнении рассудка ещё долго. Почему он пошёл за ним? Почему позволял держать себя у стены, хотя был явно сильнее? Почему не осудил его? Ответы он нашёл только через пару лет, когда немного повзрослел и разобрался в себе.
