Маша со всех ног припустила к нам, а Митя не побежал навстречу, спрятался за меня.

Я возмутилась. Что за пацан? Ведь мечтал с Машей встретиться. А теперь, когда мечта – вот она, сдрейфил.

– Что, друг дорогой, домой пойдём?

– Нет, – Митя шагнул к Маше. Безоговорочно сообщил: – Мы будем играть, как я скажу.

Здрасьте вам с кисточкой. Да с такими замашками диктаторскими вряд ли он найдёт понимание у милой Машуни.

– Хорошо, – согласилась эта славная девочка. – Сначала мы поиграем, как ты хочешь, а потом как я.

Пока дети, по желанию Митьки, в полицейских играли – а в кого же ещё? – и то один другого в тюрьму сажал, то этот другой сбегал, мы с Настей не могли нарадоваться, наглядеться друг на друга.

Прибежал Митя:

– Я не хочу играть в лошадей.

– А ты через «не хочу», дорогой. Ведь теперь Машина очередь.

– Я люблю скакать, – Маша фыркнула по-лошадиному, – я скакаю быстрей, чем бабана.

– А я, – заверил Митя, – ещё быстрей.

Они ускакали, и я посмеялась:

– Полиглоты. Уже и по-турецки чешут: бабаанне. Но это бабушка по отцу. А ты ей – аннеанне.

Настя тоже засмеялась:

– Я – баба На. Маша просто сокращает. Вторую бабушку, Лизу, Маша зовёт не ома Лиза, а О'Лиза.

– Да? А почему не просто по имени?

– Дочка против. Дочка хочет, чтобы всё было правильно: «баба Настя», «ома Лиза».

– Попробовал бы Митька меня «бабой Люсей» назвать, я бы ему!.. Ну, расскажи, как отдохнули?

Настя с Кришаном и Машей были в Турции. Там – почти никого, немцы туда перестали летать, боятся терактов и Эрдогана. Но одна наша знакомая турчанка запротестовала: ах, ерунда! Это пропаганда! Там (на Турецкой Ривьере) тихо, спокойно, солнце, море – тёплое, ещё и купаться можно.

Дети набегались и пошли кататься на горке. Я с изумлением наблюдала за перевоплощением Мити – он по-рыцарски помогал Маше забраться наверх, за ручку держал, когда они вместе скатывались.

Ну и дела. В считанные минуты Маша превратила пацана в «рыцаря».

Мы, кстати, были единственные бабки на всей огромной площадке. Да нам с Настей медали нужно дать! Здесь бабки и дедки, за исключением турецких, не очень-то с внучатами носятся.

Может, и носились бы, если б им деток давали.

Здесь мамаши рожают, когда им самим впору бабками быть, вот детишек от бабок и ограждают, чтоб конкуренции избежать!

– Одно плохо, – пожаловалась я, – Митька вечно ревёт, не хочет домой…

– И у нас то же самое, – пожаловалась Настя.

– Ich bin ein Mensch[15], – сказала Маша, и я запомнила дату: 25 ноября 2016 года. Мы втроём были в Аланье, на турецкой Ривьере. Я думала, тяжело будет с четырёхлетним ребёнком. Но все страхи оказались напрасны. Маша не унывала, если был ливень:

– Ничего, наденем плащи, сапоги и пойдём гулять, я обожаю дождь и лужи.

Мы пошли и, став «лягушонками», квакали все втроём в унисон. Не просто так квакали, как вскоре выяснилось, выводили мелодию «Эх, полным полна моя коробушка, есть и ситцы, и парча…»

Маша всплёскивала ручонками и повторяла:

– Как красиво! Море! Пальмы! Ещё, ещё погуляем!

– Темно уже…

– Да, в темноте!

Мы пошли к светящимся фонтанам, цветникам, на детских площадках в кого только ни играли… Вернулись в отель.

Тихо легли, читали шёпотом (Кришан сразу заснул), у меня тоже глаза закрывались, но Маша попросила:

– А теперь расскажи сказку своим ротом.

С утра, пока мы собирались на пляж, Маша рисовала кошек и подписывала: ГОР. На четвёртом рисунке она написала: ГОРА.

Это первые слова, которые Маша написала сама.

Построили дом из песка. Маша спросила:

– А зачем тебе вымечки?

– Титечки. Я кормила твою мамочку молоком.

– Да, я раньше была мамочка, а теперь я стала детка.

Мистика. С учётом, ха-ха, «ГОР», «ГОРА»…

Мы сидели в кафе. Маша ела пирожное, пила турецкий чай, рассказывала:

– Когда ты была маленькая, я кормила тебя. Я была твоя мама. В коляске тебя тащила. Из вымечки (показала на свою левую грудку) кормила. И деду тоже.

Маша перешла на немецкий язык и всё это пересказала Кришану, показывая на правую грудку.

– Als du, Djeda, klein war, ich habe dir Milch gegeben. Ich war deine Mutter[16]. И дала ему, – рассказывала Маша дальше по-русски, – котлетку. Он съел, а ты не хотела есть. Я построила вам… нет, я построила нам ваш красивый старый дом. Фотографировала вас много-много. Покажу потом фотографии.

Я слушала и думала про Гора. Всё закономерно, во всём цикличность – ребёнок, ещё не умеющий читать (мы ещё только-только буквы в слоги складываем) и писать, подписывается «ГОР» и знает априори наши корни.

Гор – египетский бог с головой сокола, он – высота, небо, крылатое солнце.

Гор есть в нашей книге «Семь чудес света». Маша, как и я, любит эту книгу с картинками, и мы её перед сном разглядываем, читаем.

В музее Машу поразил Геракл. Маша его долго разглядывала.

– У него мускулы, – заключила.

Вечером в отеле Маша рисовала меня и себя с мускулами…. Ха-ха! Это мы с ней спортом занимаемся. Мускулы – кружочки на плечах, по одному на каждом.

– Замечательный рисунок, – говорю. – Подарим его деде на рождество?

– Подарим! А тебе я подарю украшение! Бусы! И браслет!

На следующий день они с Кришаном зашли в магазин и купили мне серёжки-снежинки.

И весь день потом Маша готовила подарки. Заворачивала в салфетки изюм, орешки, морские камешки.

То, что для других, может, обычно: ребёнок говорит на двух языках, для меня всё ещё – чудо. Дочка, незадолго до рождения Маши, мне вдруг объявила: зачем ей русский, если она в Германии? Я рыдала неделю. Не поговорить с родной внучкой по душам? Пушкина не прочесть? Наши песни не спеть? Но дочка перерешила:

– Мы поговорили с мужем. Он сначала сказал: «Я не буду вас понимать!» А сам учил русский в школе. И да, это было бы грустно, если ребёнок не будет знать языка своей матери.

«Зарницы», – говорит Маша, имея ввиду: «жениться».

– Тут зарницы, – она показывает на свадебный кортеж.

– Баба На, это чьи зоки?[17]. Деды?

– Да, это его носки.

– А эти зонненбрылы?[18].

– Эти солнцезащитные очки тоже его.

– А где наши?

– Где наши, не помню, давай поищем.

Долго искали, нашли, надели. На море пошли. Маша пела:

– Я на солнышке лежу, Я на солнышко гляжу…

Я зашивала дырки на колготках. Маша подавала мне нужные нитки, ножницы, спросила:

– Что это?

– Это метр. Сейчас покажу, как им измерять.

Час или два Маша измеряла высоту и ширину стола, стульев, наших ног и прочего.

Я пошла в душ, вернулась, смотрю, Маша сделала пару стежков.

– Ты шила?

– Да… – Маша глазки опустила, не знала, плохо это или хорошо.

Вдела я нитку в иголку, дала ей, и мы обе, как сказала Маша, работали. Я подшивала штанишки, Маша одежку для куколок… Занималась словообразованием:

– Вкусно – вкуснятина. Дружно… нужно сказать: дружнятина.

Дружно рисуем. На пляже. Я – отдыхающих, Маша – «Гору в Аланье». Над горой – две фигуры.

– Это ты, баба На, а это я.

– А деда где?

– Вот он! На солнышке греется!

И правда, внизу у горы – третья фигурка.

Маша хохочет.

Радостный человек!

– Мы здесь долго-долго будем жить, ещё одну Wochenende[19] и ещё одну…

То есть она, ха-ха, отмеряла время выходными.

Мы бродили по берегу, набирали воду в ведёрко, строили крепость для лошадок.

«Advent, Advent, das erste Lichtlein brennt!»[20] – написала дочка.