Как только Мора перетряхнул от пыли пресловутый альков - Рене тут же туда упал и лежал неподвижно, с видом умирающего. Левка отправился распрягать лошадей и разбирать вещи, пообещав Рене:
- Как только найду в багаже кофе - сварю вам немного для поднятия сил.
- Спасибо, Лев, вы мой ангел-хранитель, - прошелестел Рене. Как только дверь за Левкой закрылась, Мора спросил:
- Папи, что за счастье вы проспали в Петербурге с господином Плаксиным?
- У него и спрашивай, - устало отвечал Рене, - я не в настроении сам рассказывать о своем позоре, - он лежал, закинув руки за голову, великолепная шляпа валялась рядом, - По твоему лицу видно, что ты принял какое-то важное решение. Такая многозначительная задумчивость...
- Я принял решение завершить карьеру отравителя, - признался Мора, - сразу после нашей вылазки в оперу. Вы правы, эта жизнь не для меня. Вернусь к поддельным векселям и крапленым картам. Женюсь на своей муттер, если она согласится и не выскочила еще за какого-нибудь богатого старичка в Кениге. А если и так - подожду.
- Ты, как и Мон Вуазен, и донна Тофана - перепутал оружие и товар. Для бедного человека это извинительно, - пояснил Рене, - Ты не бездарен, хоть я тебя порой и ругаю, и не излишне чувствителен - все люди таковы, если они не животные. Просто не делай оружие предметом торговли, и проживешь долгую счастливую жизнь.
"Как вы?" - хотел спросить Мора, но вовремя понял, что если жизнь Рене и была счастливой - было это очень давно.
- Что же будет со мною? - спокойно и, кажется, весело спросил Рене, - Ты вернешь меня владельцу? В баронское поместье Вартенберг? Зашивать колотые раны русским гренадерам?
- Вы не собственность герцога, он вас не купил, - возразил Мора, - он просто просил нас помочь вам, потому что ваши охранники и доктор собирались...
- Оставь, я понял...
- Мы разделим все на четверых, и каждый волен будет идти куда захочет. Левка отправится рисовать цесарские рожи, Плаксин - целовать сапоги своего герцога, я женюсь, а вы - делайте что хотите. Можете жениться, можете - целовать сапоги.
- И то и другое одинаково гнусно, - рассудил Рене.
- Боюсь, мне не дождаться Левки с кофе, - посетовал Мора, - Пойду, попробую найти что-нибудь на графской кухне, или вытрясу из Плаксина.
- Возьми спиртовку в моем саквояже, - слабым голосом крикнул ему вслед Рене.
На кухне графского дома, среди паутины и мышиных какашек, Мора пытался сварить кофе - на спиртовке алхимика, в кое-как отмытом ковше. Прозрачно-белые чашечки с отколотыми краешками, обнаруженные здесь же, на кухне - ждали на столе. Плаксин, почуяв запах, кругами ходил около.
- Сашхен, может, вы мне ответите, - пристал Мора, - Рене стыдится отвечать. Что было у вас в Петербурге - это же наверняка уже не тайна? Что такое вы прощелкали клювами?
- Просрали все, - просто ответил Сашхен, - сидели на жопах ровно, и проспали переворот. Вы же русский, вы должны знать свою историю.
- Я цыган, родом из Кенигсберга - какой я вам русский?
- Как же вы попали в Ярославль? - удивился Сашхен.
- А герцог как попал? Вот и я - так же. Сослали.
- Вы много воды налили, долго не вскипит, - оценил Плаксин перспективы кофеварения.
- Так и нас много, - отвечал Мора, - так что же, герцог угодил в Ярославль - оттого что вы все проспали? А сами вы с братцем - оказались в Париже? Молодцы...
- Много вы понимаете, - оскорбился Сашхен, - мы служили герцогу, но и его сиятельство - это я про Рене - тоже нам приплачивал кое за что. Когда герцога арестовали - Рене отправил нас с братом в Париж, со срочным секретным письмом для одного вельможи. Дипломатическая почта досматривалась, а нам удалось незаметно провезти это письмо через границу. Обратно мы уж не поехали - кому охота в тюрьму садиться.
- А что было за письмо? - Мора поболтал ковш над спиртовкой.
- Да вам-то зачем? Долго объяснять. Герцог был осужден на смерть, но тот вельможа из Парижа - они с дюком какие-то дальние родственники - поднял такую бучу, русская правительница перепугалась, и его светлость всего лишь сослали. Можно сказать, тот французский маршал спас его жизнь.
- Рене, - поправил Мора.
- Герцог не знает, кто переправил то письмо, - пояснил Плаксин, - просто знает, что маршал за него вступался.
- Так скажите ему, - Мора снял ковш с огня и принялся разливать черную жижу по фарфоровым чашечкам, - просто скажите, словами через рот. Знаете, Сашхен, - я говорил с герцогом в Ярославле, он, по-моему, до сих пор считает Рене предателем, отрекшимся от него после его ареста. И упивается своим христианским всепрощением. Кто-то должен сказать ему, что все оно не совсем так.
Сашхен взял со стола одну из чашечек, сделал осторожный глоток:
- Я скажу. Когда увижу его светлость. Только, сдается мне - ему уже все равно.
- Перегорело?
- Наоборот. Герцог всегда знал, что за человек его сиятельство - это я про Рене - и ему все равно было, даже если бы он ел людей и вешал себе на шею их кости. Я-то скажу, но что это изменит?
Мора поставил две чашки на такой же щербатый поднос:
- Вот и верните Рене его честное имя - герцогу всяко приятнее будет знать, что друг его никого-таки не ел.
Мора взял поднос и летящей походкой удалился с кухни - Плаксин проводил его насмешливым взглядом.
